– Помоги ему. Ты должна помочь ему.

«Вжик, вжик, вжик».

Этот звук заставил Шерон открыть глаза. Она дремала в кресле. Игла скользила по внутреннему краю вращающейся пластинки, издавая монотонные глухие щелчки, громко звучавшие благодаря усилителю. Она понимала, что слышала голос во сне, но слова, которые кто-то прошептал в ее мозгу, запомнились. Свечи наполовину сгорели, их ровное пламя излучало мягкий желтый свет. Проигрыватель продолжал призывно щелкать.

«Вжик, вжик, вжик».

Она прошлепала к стереосистеме, подняла рычажок и отключила аппаратуру. Обернувшись, она застыла на месте и от неожиданности уронила иглу обратно на пластинку.

В дверях, ведущих из гостиной в спальню, стояла женщина. Она была обнажена и смотрела не на Шерон, а в книгу, которую держала перед собой. Выцветшая татуировка извивалась на ее загорелой коже, повторяя контуры фигуры. Лицо в сетке морщин напоминало древнюю карту какого-то забытого города, глаза сверкали, как два осколка полированного черного камня.

– Кейти? – прошептала Шерон.

Но это была не Кейти. Женщина продолжала читать, губы ее шевелились, беззвучно повторяя слова из книги. Казалось, она не замечает присутствия Шерон. Она перевернула страницу, и страница превратилась в белую птицу, чьи крылья были испещрены буквами. Птица сорвалась с книги и полетела к Шерон. Женщина перевернула следующую страницу, и та тоже мгновенно превратилась в птицу, вслед за ней еще одна и еще. Птицы кружили по комнате и одна за другой вылетали в открытое окно.

^–Сегодня перед твоим приходом мне приснилась Магдалина.

– Тебе тоже? Ты уверена, что это был сон?

– Не совсем. Я дремала в кресле. А потом встала, и она была уже здесь. Пока я моргала глазами, она исчезла.

– Может, это была джинния?

– Возможно. А может, кто-то еще, прикинувшийся джиннией. Я не знаю, как выглядит джинния.

– А я уже начинаю представлять их себе.

– Ты думаешь, она наблюдает за нами из темноты?

– Да.

– И когда мы занимаемся любовью, вот как сейчас?

– Да. Она прячется в темноте и подсматривает. По меня это больше не волнует.

– Ох-х-х… Когда ты так целуешь мой живот… Ты не мог бы повторить? Когда ты входишь в меня, джинния не может забраться внутрь. Я боюсь, что она войдет в меня.

– А ты не боишься, когда я вхожу?

– Нет. Но боюсь, что в меня войдет любовь. Я боюсь полюбить тебя, Том.

– А любовь – это джинния?

– Да, скорее всего. Любовь – это джинния, притаившаяся в темноте и выжидающая момента, чтобы забраться в меня.

– Нет, джинны приходят, когда уходит любовь.

– Да, ты прав. Любовь устает от себя самой, надоедает сама себе. Она устремляется дальше. Но, уходя, она оставляет ужасную пустоту, открытую кровавую рану. И джинны поселяются в образовавшемся пустом пространстве. Поэтому я и боюсь любви. Не заставляй меня любить тебя, Том. Не заставляй меня пережить это снова.

^–Так что насчет Кейти? Почему вы не хотите поговорить о ней?

Тоби крепко ухватила быка за рога. Громко отхлебнув кофе, она поставила чашку, стукнув ею о блюдце. На второй сессии Том должен был сам приготовить кофе на кухне и получил нагоняй за то, что не принес вместе с кофе печенье.

– Имбирное печенье, дорогуша. Вы найдете его в буфете. Без него я не работник.

Помимо имбирного печенья, Том обнаружил на кухне Кристину. Она сидела за столом, длинные волосы свисали по обе стороны от стакана, наполненного водой.

– Привет! – жизнерадостно приветствовал ее Том.

Она не шелохнулась и даже головы не повернула в знак того, что слышала его. Вернувшись в комнату, где проходила первая беседа с Тоби, Том увидел, что она переставила стулья. Два стула были поставлены друг против друга, а третий сбоку.

– А зачем третий стул? – спросил он небрежным тоном.

Тоби пожала плечами:

– Может, понадобится кому-нибудь, а может, и нет. Так что там с Кейти?

– А что с ней?

Тоби положила свою розовую ладонь ему на руку:

– Вы же понимаете: это вам принесет облегчение. Это не пустяк, это очень важно.

– Да, понимаю.

– Так расскажите мне о ней.

– Что рассказать?

– То, что вас мучает, дорогуша, что вас мучает.

У Тома был растерянный вид.

Тоби устало вздохнула:

– Вот потому я и не хочу больше иметь дела с мужчинами. Все вы слишком тупы. Зачем мне тратить впустую свои силы? Чтобы вы притворялись, что не имеете представления, о чем я толкую? Только для Шерон могу я делать это. О'кей. Пусть будет, как вы хотите. Давайте начнем с похорон. Что вы можете мне рассказать?

– Ее кремировали. Все как обычно – довольно быстро. Был какой-то священник, которого она даже не знала. Стандартная служба. Вот и все. Занавес опускается, вкатывайте следующего.

– Похоже, вас это расстроило.

– Но что еще можно было сделать?

«А действительно – что?» – подумал Том. Смерть вовлекает вас в обязательный ритуал, который либо идет как надо, либо оставляет у вас чувство крайнего неудовлетворения. Что его выбило из колеи на похоронах Кейти, так это профессиональная безупречность церемонии, скрупулезное исполнение всех ее деталей. Было что-то чуть ли не пугающее в том, как ловко священник подключился к делу. Прямо запущенная в работу динамо-машина с плотно пригнанными шестернями, вырабатывающая заученные слова, которые заслоняют от тебя все самое главное, наподобие старого испытанного занавеса. Такое чувство, что ты присутствовал при повешении, но все, что видел, – это открывшийся под виселицей люк. Затем тебя увели прочь и запихнули в автомобиль. Тебя окружило молчание. Все лишнее устранили, и никого это не трогало. И ничего не решало. Как будто посмотрел фильм о похоронах. Еще и дождь зарядил, прости господи. Потом, прежде чем разъехаться по домам, все подходили и произносили неловкие слова утешения, а у тебя оставалось чувство, что где-то в петле еще висит тело, которое бьется в конвульсиях и судорогах.

– А как умерла ваша жена?

– На нее упало дерево.

– Довольно необычная смерть.

– Она вела машину. Дул ураганный ветер. Не так уж редко случается в Англии осенью. Ветер повалил много деревьев. Одно из них упало прямо на ее машину, когда она ехала домой из церкви.

– Она была в машине одна?

– Да.

– Да уж, не повезло так не повезло.

– Все мы в руках судьбы.

– А почему вы чувствуете себя так погано в связи с этим происшествием?

Том посмотрел на нее:

– Вы думаете, это легко пережить?

– Нет, не думаю, что это легко. Воспринимать такие вещи как взрослый человек и относиться к ним легко – совсем не одно и то же.

Том провалился в бездну молчания. Если он ждал, что Тоби вытащит его из нее, то ждал напрасно: она не собиралась этого делать. Так прошло минут пять, но в кричащем вакууме, где каждая секунда набухала и разрасталась, трудно было четко ориентироваться во времени. Наконец он поднял голову и увидел, что ее серые, как морская волна, глаза терпеливо смотрят на него.

– А? Что?

– Вы собирались объяснить мне, почему вы чувствуете себя так погано в связи с этим происшествием, несчастным случаем, катастрофой.

Открылась дверь и, не спрашивая разрешения, вошла Кристина. Так же молча она села на свободный стул. Том посмотрел на Тоби.

– У нас тут открытая система, дорогуша. Каждый помогает каждому. Иначе говоря, нет пациентов и нет врачей. Кристина и другие наши женщины обладают и опытом, и проницательностью, которые могут быть полезны.

Том тупо смотрел в пространство перед собой. Неужели он так низко пал, что Тоби считает эту сумасшедшую подходящим терапевтом для него?

– Достаточно низко, – сказала Кристина.

– Что? – опешил Том.

– Ты слышал.

– Я слышал, но я…

– А пошел ты!..

– Тише, тише, не надо так набрасываться на него, – успокаивающе произнесла Тоби.