Ахмед отыскал на письменном столе листок бумаги со множеством вычеркнутых строк и исправлений. Он прочитал им вслух:

– «Когда победы Истины Смоковницы из-за Лживого не удалось добиться, брат Праведного Учителя вступил в сговор со Лживым языком, и стороны Востока и Запада объединились против всех. Его брат и Лжец подошли ко мне около могилы. Но я не узнала его. Потому что он вступил в сговор со Лживым языком, который приказал переломить ему голени. Смоковница была полита животворной влагой, с учетом всех предсказаний, у корней. Но не исполнилось».

Тома пробрала дрожь.

– Мария Магдалина. Сцена в саду около могилы, когда она не узнает воскресшего Христа.

– Смоковница, – заметил Ахмед, – дает плоды не сразу после посадки. Сначала дерево должно вырасти, а растет оно медленно. Автор манускрипта вместе с сообщниками пытался сделать так, чтобы предсказания сбылись. Она была замужем за главным героем всей этой истории.

– Каким героем? – спросила Шерон. – И что за предсказания?

– Все это есть в Ветхом Завете. Страждущий Слуга Божий, Исцелитель, Мессия на осле. Послушайте вот это: «Сиккари, который помогал осуществить план Мага, убил себя с горя. Совет двенадцати распался. Я не захотела общаться с фарисеями, которые казнили Праведного Учителя. Моего мужа. Моего Учителя. Мою жизнь»… Тут, конечно, много темных мест, – заметил Ахмед, – но ясно, что был план сделать так, чтобы предсказания сбылись, однако он был сорван самым плачевным образом. Все пошло не так, как было задумано, запуталось, и в результате Праведный Учитель был казнен. После этого некий человек, по-видимому Иаков, и другой человек, «Враг», «Иерусалимский Лжец», объединили силы и попытались привлечь автора рукописи к новому движению, но им это не удалось.

– Да, – сказал Том, встал и, подойдя к столу, взял свиток. – Они переломили ему голени, когда он был на кресте. Он не должен был умереть. Он должен был выжить и затем вернуться – якобы с того света.

– Ты опережаешь меня, – сказал Ахмед. – Но именно это предполагается в данной рукописи. Помните Лазаря? Вся история с ним была сфабрикована. Он принял какое-то снадобье – возможно, легкий яд, позволявший симулировать смерть. Все, что надо было сделать, – продержать его живым до тех пор, пока они не выведут яд из организма. В свитке упоминается алоэ и мирра. Сок алоэ – сильное слабительное, а мирра размягчает содержимое кишечника и облегчает его прохождение.

Том помахал свитком под носом у Шерон:

– Ну вот, опять будешь говорить, что все это только у меня в голове, что это мои галлюцинации? Что все дело только в моем чувстве вины, и если я буду говорить с тобой об этом, то все исчезнет? Вот, здесь это все написано! Откуда я мог это знать? Откуда?

– А что ты знаешь? Ничего, – ответила Шерон.

– Я знаю, что он не должен был умереть. Они хотели договориться с римлянами, чтобы ему не ломали кости, но это не удалось. Они хотели возглавить движение, но действовали неудачно. Все сводилось к этому плану, но он был сорван.

– Успокойся, – вмешался Ахмед. – Ты слишком возбужден. Ты пугаешь бедного старого Ахмеда. Сядь. Выпей пива. Покури что-нибудь. Только успокойся. – Том положил свиток на стол и снова сел на свою подушку, обхватив голову руками. – Ну вот, так-то лучше, – сказал Ахмед. – А теперь скажи, откуда ты все это знаешь.

Том посмотрел в бархатные глаза Ахмеда:

– Моя джинния сказала мне это.

^–А почему у вас с Кейти не было детей? – спросила Шерон.

Они пили «Маккаби» в кафе «Акрай», делая вид, что разглядывают прохожих.

Том глотнул пива.

– А почему у тебя их нет?

Шерон накрыла его руку своей:

– Нет, так не пойдет. Я задаю тебе вопрос, а ты отвечаешь откровенно и честно, не пытаясь отбиваться от меня. Так, как если бы я была просто другом.

Том перевел взгляд с ее руки на поднятое к нему лицо. Губы ее были сжаты, в глазах поблескивали искорки зарождающегося гнева. Что ж, она имела право сердиться. Это касалось ее непосредственно. Он подумал о том, что сказал ему Ахмед, когда они уходили от него.

Как и в первый раз, Ахмед пропустил Шерон вперед, чтобы перекинуться с Томом парой слов в дверях.

– Она знает? – спросил он шепотом.

– О чем?

– О том,что твоя джинния раздвоилась и теперь сидит также у нее на спине. Ты-то, надеюсь, знаешь об этом?

Он посмотрел в глаза Ахмеда, пристально глядевшие на него, и подумал, не хочет ли Ахмед сказать этим просто, что они с Шерон любовники. Он молча вышел вслед за Шерон на залитую солнцем улицу.

Шерон между тем ждала ответа.

– Прости, задумался. Она хотела детей, а я нет.

– Почему?

– Мне казалось, что родить ребенка – это все равно что умереть или начать жить с другой женщиной. Я не мог решиться на это.

– Вы из-за этого конфликтовали?

– Да, иногда. Часто.

Но каждый день это происходило только в последний период их тринадцатилетней совместной жизни. Биологические часы Кейти начали тикать все громче и громче. Ему вспомнилось, как он познакомился с ней, схватив за ногу.

– М-да, за ногу, – произнес он, выныривая из потока воспоминаний.

– Что? – спросила Шерон.

– За ногу. Я не рассказывал тебе, как я поймал ее за ногу на вечеринке? Когда после ее смерти мне стало казаться странным, что она так долго отсутствует, как-то ночью я обнаружил, что держу в руках ее туфлю. Я даже взял ее с собой в постель, словно собаку. Вцепился в ее туфлю, и было такое впечатление, что я не выпускал ее из рук с той самой вечеринки, а Кейти вовсе не умерла, а просто сняла туфлю.

«Наконец-то он заговорил», – подумала Шерон.

– Ты, наверное, очень любил ее?

Губы его угрюмо скривились, готовясь к ответу, но прежде, чем они успели произнести его, чья-то тень заслонила от них лившийся из бара неоновый свет. Они подняли головы.

Тень отбрасывал низенький темноволосый человек с сильным загаром. Он был в черном костюме и с портфелем. Лицо его изображало вежливую улыбку, которая, похоже, доставляла ему такое же неудобство, как и его тесный воротник.

– Вы разрешите присесть к вам? – спросил он.

Том посмотрел на Шерон:

– Это вот он повсюду следует за мной.

– Прошу прощения, – сказал незнакомец. Его натянутая улыбка обнажала задние желтоватые зубы. – Так вы не против, если я сяду? – Он поставил портфель под стол. – Вы, наверное, знаете, кто я такой.

– Нет, не знаю, – сказал Том.

Незнакомец протянул руку для рукопожатия, при этом рукав его пиджака съехал назад чуть не до локтя.

– Ян Редхед. – Широкая улыбка опять расплылась по его лицу, задержавшись на нем чуть дольше, чем следовало. – Англичанин, – добавил он.

Том ответил на рукопожатие, Шерон тоже вяло протянула руку. Редхед заметно нервничал. Наконец он уселся.

– Разумеется, нас интересует свиток.

– «Нас» – это кого? – спросила Шерон.

– Мы полагаем, что Давид Фельдберг передал его вам, – быстро заговорил Ян Редхед. – Нам пришлось ждать, пока не выяснится, кто наследовал имущество мистера Фельдберга, и мы сделали наследникам щедрое предложение о покупке свитка, но завещание пока еще не утверждено официально, и к тому же среди его имущества свитка не обнаружено. Мы полагаем, что он отдал его вам.

– Да, это так.

– Ну, слава богу. Я имею в виду, хорошо, что наконец стало известно, где находится рукопись. Он говорил вам, что мы уже несколько лет предлагали ему придать свиток? Несколько лет. А… а свиток все еще у нас?

– Нет.

– А где же он?

– Я продал его.

Редхед пал духом.

– Продали? Кому?

Том посмотрел на Шерон:

– Не помнишь, откуда были эти люди?

– Вроде бы из какого-то института.

– Только не говорите, что это были Христовы Братья!

– Нет, не они.

– Католики? – подсказывал Редхед. – Какая-нибудь хасидская группа?

– По-моему, они назвались «англиканцами», – сказала Шерон.