Охотники, я знаю лань в лесах,

Ее выслеживаю много лет,

Но вожделений ловчего предмет

Мои усилья обращает в прах.

В погоне тягостной мой ум зачах,

Но лань бежит, а я за ней вослед

И задыхаюсь. Мне надежды нет,

И ветра мне не удержать в сетях.

Кто думает поймать ее, сперва

Да внемлет горькой жалобе моей.

Повязка шею обвивает ей,

Где вышиты алмазами слова:

«Не тронь меня, мне Цезарь — господин,

И укротит меня лишь он один».

Нет мира мне, хоть кончена война.

Страшусь, надеюсь. Я огонь и лед.

Над ветром я, но не по мне полет,

И мой — весь мир, хотя пуста казна.

Моя темница страшная прочна,

В ней нет замков, но затруднен уход —

Ни жить, ни умереть мне не дает,

Хоть повод к смерти подает она.

Смотрю без глаз, кричу без языка,

Я кличу смерть, о здравии молю,

Себя кляну, а не себя люблю,

Мне силы скорбь дает, а боль легка.

И жизнь и смерть постыли мне равно

Моей отрадой это мне дано.

Я терплю и терплю, без конца терплю,

Жду прекращенья скорбей и обид,

А мне госпожа моя говорит:

«Назойлив не будь — и печаль утолю».

Я терплю и терплю, ожидание длю,

Но радости миг от меня сокрыт —

И так я терплю, а время летит,

И никак не дождусь я, о чем молю.

Увы мне, терпенья тягостный срок

С муками, скрытыми в каждом дне,

Смертью продленной кажется мне —

Так он мучителен и жесток.

Уж лучше б лишиться надежды враз,

Чем напрасно терпеть, встречая отказ.

Ты бросишь ли меня?

Скажи, скажи, что нет!

Тебя ль ославит свет

Виной скорбей и бед?

Ты бросишь ли меня?

Скажи, что нет!

Ты бросишь ли меня?

Твоя ль душа тверда?

Богатство иль нужда —

Но я любил всегда.

Ты бросишь ли меня?

Скажи, что нет!

Ты бросишь ли меня?

Хоть рок меня терзал,

Тебя не покидал

Твой преданный вассал.

Ты бросишь ли меня?

Скажи, что нет!

Ты бросишь ли меня?

В душе ко мне тепла

Ужель ты не нашла?

О, до чего ты зла!

Ты бросишь ли меня?

Скажи, что нет!

«Я тоской томим;

Мне ль счастливым быть,

Беспечно жить,

Подобно другим?»

Так молвил тот,

Кто горя гнет,

Мне встретясь, проклинал

Тоской сражен,

Слезами он

Рассказ свой прерывал.

«Увы, — он рек,—

Я человек,

Изменою язвим:

Та, что любил,

Кого ценил,

Покорена другим.

Без лишних слов

Я был готов

Отдать всю душу ей,

Я с ней хотел

Делить удел

Благих и тяжких дней.

Но вдруг зефир,

Дохнув на мир,

Ее любовь унес;

Не стало всех

Земных утех,

И лью потоки слез.

О, тяжкий рок!

Я краткий срок

Фортуной взыскан был,

Когда, влюблен,

Забот лишен,

Я время проводил.

Душа грустна;

Ушла она,

Былого не вернуть,

И видно всем,

Что мне затем

Стал тяжек жизни путь.

Мне счастья нет:

Ее обет

Забвенью обречен.

Пускай таким

Словам пустым

Не верит, кто умен.

А если нет —

Пусть мне вослед

Скорбят о доле злой

И песнь мою,

Где слезы лью,

Поют вослед за мной.

Я тоской томим;

Мне ль счастливым быть,

Беспечно жить,

Подобно другим?»

Всему противник, недруг бытия,

Который хладом губит зелень луга,

Вечор заметив, что хвораю я,

Меня решил избавить от недуга.

Я согласился, боли не тая;

Лук со стрелою натянул он туго —

Туда он бил, куда Амур попал,

И глубже первую стрелу вогнал.

Посеяв службу верную мою,

Я дал отчаянью сбор урожая.

Под натиском беды я устою,

Но у огня я гибну, замерзая.

От голода я изнурен в раю,

От жажды сохну, где река большая.

Я Тантал, только в худшей я беде:

Кругом друзья, но дружбы нет нигде.