Вы первая, кому я посвятил, мадам,

Мой разум, душу, страсть и пламенные строки,

В которых говорю, какой огонь высокий

Дарит незрячий бог попавшим в плен сердцам.

Под именем другим я вам хвалу воздам,

Ваш образ воспою, и близкий и далекий,

И так сложу стихи, чтоб даже сквозь намеки

Вы были узнаны, краса прекрасных дам.

А если вы никем покуда не воспеты

И божества никем не явлены приметы —

Не гневайтесь! Амур таинственным огнем,

Таким огнем не мог наполнить грудь другую,

И он не мог найти в другой или в другом

Подобную любовь и красоту такую.

Я двигался в горах извилистой тропой

По Верхним Альпам — там, где глыбистые кручи,

Подняв рогатые верхи, пронзают тучи,

И снег слепит глаза блестящей белизной.

Нo нечто странное творилось предо мной,

Такое, что узреть не доводил мне случай:

Под солнцем таял снег, и стужу плетью жгучей

Сквозь этот дикий мир гнал шедший с неба зной.

Я был свидетелем таких чудес впервые:

Там — снег и лед в огне — враждебной им стихии,

Здесь — я в дыханье льдов, где жар томит меня.

Но снег застыл опять. И солнце, полыхая,

Весь окоем зажгло от края и до края,

А я от холода дрожал среди огня.

Стихи-изменники, предательский народ!

Зачем я стал рабом, каким служу я силам?

Дарю бессмертье вам, а вы мне с видом милым

Все представляете совсем наоборот.

Что в ней хорошего, скажите наперед?

Зачем я перед ней горю любовным пылом,

Что в этом существе, моей душе постылом,

Всегда мне нравится, всегда меня влечет?

Ведь это из-за вас, предательские строки,

Я навязал себе такой удел жестокий,

Вы украшаете весь мир, но как вы злы!

Из черта ангела вы сделали от скуки,

И то я слепну вдруг для этой ложной муки,

То прозреваю вновь для лживой похвалы.

Амур, смиришься ли с горчайшей из потерь?

Заплачь, коль слезы лить умеешь, своенравный!

Скончался Дю Белле, певец твой умер славный…

Кто воспоет тебя во Франции теперь?

Увы, оставь меня! Не стоит больше, верь,

Разить меня стрелой, как ты разил недавно.

Лети к трем Грациям: их горести нет равной,

Они готовятся захлопнуть склепа дверь.

Твоя в печали мать: и стонет и рыдает…

Лети же, раздели скорбь, что ее снедает!

Я надпись сделаю, отдав земной поклон:

«Не верьте, что мы здесь поэта схоронили!

Нет, не покоится наш Дю Белле в могиле,

Он музами живым на небо унесен».

Прочь, ворон, с глаз моих! Ты предвещаешь горе,

Три раза каркал ты уже в моем саду,

Пророча всякие несчастья и беду,

В смятенье приводя всех птиц в крылатом хоре.

Орехов хочешь ты — они поспеют вскоре,—

Иль вишни — ведь они бывают раз в году —

Ты прилетел клевать, а с этим наряду

Сулить моей любви и слез, и скорби море?

Ты перья белые на черные сменил,

Чтоб возвещать беду, и стал черней чернил,

Сычам и филинам стал другом закадычным.

Жаль, лука нет со мной… Поэту не мешай:

Священен Муз приют. Его не оглашай

Зловещим карканьем, столь мало мелодичным.

Сегодня солнце вновь струило жгучий зной,

Густой, как локоны Цереры плодородной;

Теперь оно зашло, повеял ветр холодный,

И снова Маргерит пойдет бродить со мной.

Мы не спеша идем тропинкою лесной,

И светит нам любовь звездою путеводной;

Когда прискучит сень дубравы благородной —

Нас поджидает луг и плеск воды речной.

И мы любуемся равниною просторной

Вдали от города, от суеты придворной —

О нелюдимый край, о сладостный Медок!

Здесь хорошо душе, и взору здесь приятно,—

Ты на краю земли, и дорог нам стократно:

Здесь наш злосчастный век, как страшный сон, далек.

Прости, Амур, прости — к тебе моя мольба,

Тебе посвящены мои душа и тело,

Любой мой помысел, мое любое дело,—

Но было нелегко во мне найти раба.

О, сколь изменчива коварная судьба!

С тобою, о Амур, я бился неумело,

Смеялся над тобой — но сердце ослабело:

Я сдался, я пленен — и кончена борьба.

Ты упрекнуть меня за этот бой не вправе,

Сраженье долгое — к твоей же вящей славе,

И то, что лишь теперь тебе хвалу пою,

Поверь мне, на тебя не бросит малой тени:

Презрен, кто упадет без боя на колени,

Победа радостна лишь в подлинном бою.

Благословенна светлая весна,

Сошедшая на землю своечасно.

Природа, в доброте вдвойне прекрасна,

Тебе дарит сокровища сполна.

И вот — тебе отныне отдана

Вся красота, что ей была подвластна.

Тревожится природа не напрасно:

Не слишком ли щедра была она?

Твоя рука насытилась, но снова

Тебе природа жертвовать готова,

Всю Землю предлагая под конец.

Тогда ты улыбаешься невольно:

Ты отвергаешь дар — тебе довольно

Быть королевою мужских сердец.