— Милиция! Руки вперед и перед собой! Не двигаться!

— О’кей, — с готовностью ответил Берроуз, вытянув руки, как и было приказано. В одной из них он сжимал паспорт.

— Капитан Зимин, — сквозь зубы представился один из них. — Предъявите разрешение на проход в режимную зону! — рявкнул он.

— Русский мало знать, — произнес Берроуз с чудовищным акцентом. И добавил: — Канада.

Потом был тщательный досмотр, после которого Колина камера была изъята «до выяснения». Недоверчиво полистав паспорт, то и дело поглядывая на Колю, капитан стал докладывать на пост о задержании иностранного гражданина.

Через минуту имя, фамилия и приметы задержанного уже протоколировались в оперативном штабе, чтобы затем быть переданными в «Систему мониторинга», которая в режиме реального времени фиксировала все, что происходило в Останкине. Глядя в нее, словно в магический кристалл, можно было увидеть местонахождение каждого патруля, каждого бойца или гражданского специалиста (ведь передвигаться по Останкину без патрулей они не имели права), посмотреть на изображение с нескольких сотен камер, получить чертежи зданий и планы коммуникаций. И конечно же узнать подробности каждого происшествия, случившегося в Останкине с момента первых пропаж.

Теперь Коля Берроуз тоже стал неотъемлемой частью этого сложного организма. Первичная информация о его задержании (ФИО нарушителя, гражданство, срок визы, род занятий, место жительства; номер патруля, производившего задержание, его состав, время задержания, дальнейшие санкции и т. д.) со временем обрастала вторичной (когда и как въехал в страну, где останавливался, с какими СМИ сотрудничал, образование, фильмография, прошлое, родственники, связи и много еще чего, что можно было запросить в Интерполе и почерпнуть в открытых источниках). Сотрудники спецслужб и высокие властные чины, имеющие право доступа к мониторингу, могли не только использовать эти данные, но и дополнительно запрашивать необходимые.

И раз были люди, которые пользовались мониторингом, значит, существовали и те, кто его обслуживал. Целый штат специалистов, состоящих на службе в ФСБ, холили систему, структурируя и оптимизируя ее, выявляя потенциальные возможности сбоев и обеспечивая ее быстродействие. Все они были прекрасными спецами, одними из лучших в своих областях. Но в первую очередь они были людьми с каждодневными проблемами, мечтами, житейскими неурядицами, мелкими обидами, удачами и поражениями. И долгами, которые надо отдавать.

Через тридцать минут после того, как Николай Берроуз был задержан до выяснения обстоятельств, один из сотрудников группы программного обеспечения «Системы мониторинга» облегченно вздохнул, избавившись от неоплатного долга. Сделал он это весьма странным образом. Позвонив домой со служебного телефона, он попросил любимую жену Свету приготовить на ужин курицу. После чего сказал, что любит ее, чмокнул сквозь километры проводов и положил трубку.

Курицу Света жарить не стала. Вместо этого она взяла старенький сотовый телефон, уже несколько дней готовый к отправке СМС, и нажала кнопку, послав пустое сообщение в эфир. Убедившись, что эта нехитрая операция прошла без сбоев, она отключила аппарат, вынула из него сим-карту, бросила ее в унитаз и смыла. Для верности — пару раз.

А через пятнадцать минут, после того как Света надавила на кнопку слива, Николай Берроуз уже сидел в одном из аскетичных кабинетов ГУВД Москвы. Но ни одного милиционера рядом с ним не было, зато сотрудников ФСБ — сразу трое. Вовка Лукашин, курирующий тему неаккредитованных журналистов, и стареющий, грузный и лысый Павел Ильич Афанасьев, заместитель руководителя отдела по особо важным делам. Третий был низкорослым рябым блондином, с обычным именем Слава и с занятной фамилией Таращенко. Он общался с Колей на безупречном английском языке, иногда прерываясь для того, чтобы донести суть разговора до своих сослуживцев. Со стороны Таращенко и Берроуз могли сойти за добрых приятелей. Тон их беседы был исключительно интеллигентным, а иногда они даже улыбались друг другу. Глядя на них, непосвященный наблюдатель сильно удивился бы, если б знал, что присутствует при допросе.

— Если я правильно вас понимаю, господин Берроуз, цель вашего визита в Россию — попытка снять сенсационный репортаж в Останкине. Я прав?

— Абсолютно правы. Я же профессиональный стрингер, это моя работа.

— Я всегда считал стрингеров асами экстра-класса. Что заставило вас потерять почти сутки, прилетев в Санкт-Петербург, а не в Москву?

— Признаюсь, я ошибся. Сделал ставку на человека, который обещал мне аккредитацию от телеканала «Нева ТВ». Но когда я прилетел к нему, он просто не вышел на связь. Когда я понял, что аккредитации у меня не будет и я попросту потерял время — отправился в Москву.

— Между столицами курсируют первоклассные скоростные поезда. Меньше пяти часов — и вы в Москве.

— К сожалению, господин офицер, билетов на вечерний поезд уже не было. Не было и авиарейсов, на которые я так надеялся. Я не стал ждать и поехал с каким-то парнем, оплатив ему бензин. Он искал попутчиков на вокзале.

— Должен признаться, Николай, я снимаю перед вами шляпу. Несмотря на время, потерянное в Санкт-Петербурге, вы прибыли в Останкино раньше ваших коллег.

— Я раньше увидел тему для материала. У меня есть свои люди в одном информационном агентстве. Они продают мне мониторинг мировых новостей, отобранный по моим требованиям.

— Странно, что никто из ваших коллег не пользуется такими услугами.

— В том-то и дело, что пользуются. Не я один видел это сообщение об исчезновениях. Но я первым учуял сенсацию. Чутье — вот что главное.

— Так в чем же тогда причина вашей неудачи в Останкине, Николай? Чутье подвело вас?

— Чутье на сенсацию мне осталось верно. Но тут… Очевидно, что на этих улицах человечество столкнулось с чем-то таким, что ему не по зубам. А я — всего лишь часть человечества.

— Если честно, Николай, я поначалу был уверен, что ответ будет найден. А вы когда поняли, что не сможете снять фантом?

— Довольно давно. Дней через десять после того, как я приехал сюда. Но… я все никак не мог признаться себе в этом. Не мог сдаться. Ведь если бы репортаж удался… Это было бы свершение всей моей жизни. Как говорится, вершина успеха.

— Кстати, а в какой гостинице вы жили?

— Я жил на арендованной квартире на улице Королева. Сначала. Незадолго до эвакуации я уже собирался уехать. Но потом подумал: вдруг что-то изменится, когда район покинут люди. Я уже говорил, что никак не мог поверить в провал. Было слишком много надежд.

— И где же вы жили?

— В парке, рядом с дворцом. Ночевал в спальном мешке, весь день на ногах, прячась от патрулей.

— Вы мужественный человек, Николай.

— Я просто привык.

— В самом начале нашей беседы вы сказали, что пытались выйти на след фантома вместе с теми родственниками пропавших, что искали его. Скажите, в разговорах с вами они не говорили чего-нибудь такого, что вы не слышали в новостях, в других открытых источниках? Может быть, какая-то косвенная информация…

— Полноценно пообщаться мне удалось лишь с двумя из них, ведь я почти не знаю русского. А найти переводчика, который станет искать с тобой фантом, — непростая задача.

— Понимаю вас. Я бы хотел уточнить вот что, Николай…

Их неспешная спокойная беседа потекла дальше, иногда сворачивая в сторону метафизических аспектов Останкинского феномена и специфики экстремальной журналистики.

Казалось, что Таращенко и не пытался расколоть Колю. Да и само понятие «колоть» к их разговору было неприменимо. На самом же деле под глазурью доброжелательности этой беседы скрывалась тонкое, сложное и нервное противостояние. И благодаря своему прежнему опыту и советам Васютина канадец виртуозно одерживал верх в этой схватке. Не зря в те долгие часы тревожного ожидания, которые Кирилл и Ник вместе коротали в гараже, опытный оперативник и один из лучших сыщиков страны, досконально знающий все приемы работы спецслужб, готовил товарища к этому опасному поединку. Именно тогда Васютин разработал для Берроуза оптимальную легенду. Кроме того, он просчитал наиболее вероятный сценарий развития событий, обеспечив канадцу изначальное преимущество. В то время как федералы вели игру с двойным дном, Берроуз знал, что на самом деле дно тройное.