Вечером 28 апреля канадский стрингер и русский сыщик были далеко друг от друга, хотя и сидели в одной пятиметровой комнатушке с низким потолком.

Берроуз расположился вплотную к маленькому кухонному телевизору. Из него торчал хвост черного кабеля, информационной пуповины, которая соединяла гараж с остальным миром. Физиономия канадца была крайне сосредоточенна. Коля вслушивался в беглую русскую речь, стараясь ничего не упустить. Сразу несколько телеканалов передавали новости из Останкина в режиме нон-стоп. Гостями студий были эксперты. Они высказывали самые разные предположения относительно прекратившихся и вновь начавшихся исчезновений. Но у всех этих гипотез была одна важная общая черта. Они не имели под собой ни малейшей фактической основы. Впрочем, как и все остальные рассуждения о природе Останкинского феномена.

Но были версии весьма занятные. Сторонники уфологической концепции подозревали, что инопланетяне воруют людей и делают это по графику — две недели работают, неделю отдыхают. Некоторые были уверены, что станция, забирающая людей в четвертое измерение, заправляется энергией. Было немало попыток анализировать положения космических тел, сопоставляя астрономические факторы с днями пропаж. Но тщетно.

В отличие от Берроуза Васютину на телевизор было наплевать. То, что пропажи возобновились, было и так понятно, но реальных данных у телеканалов пока не было. А вот то, что Малаев перестал отвечать на телефонные звонки, заставляло Кирилла изрядно психовать. Конечно же, потеря такого источника информации осложнит дело. Но это было бы еще полбеды. Федя неожиданно стал ключевым персонажем предстоящего мистического действа. Только он мог обеспечить передачу видеозаписи канадца за пределы района, если его закроют. А то, что его закроют, стало почти очевидно. С одной стороны, можно было забыть про порядочность и наплевать на Берроуза и его пленку. С другой стороны, неизвестно, как отреагирует канадец. Со зла он мог бы состряпать какую угодно историю, опубликовав ее в своей буржуазной прессе. Чем это закончится, можно было только гадать. Измочаленная психика Васютина была не в силах сдерживать нервное напряжение, которое росло как на дрожжах. Кириллу очень хотелось бить Федю ногами, несмотря на немалые заслуги товарища.

Берроуз не знал всего этого расклада, а потому беспечно пялился в телик. Он был доволен своей интуицией и профессионализмом. И с нетерпением ждал захватывающего приключения.

Когда начались восьмичасовые вечерние новости, Васютин набрал Федю еще раз, вновь безуспешно. Еще одна неприятная мыслишка присоединилась к остальным. И стала неуклонно расти, все сильнее терзая Кирилла: «А если Малаев сейчас на допросе в ФСБ? Элементарное обвинение — раскрытие служебной информации. Какие перспективы тогда?» Не найдя ответа, Васютин твердо решил ни о чем плохом не думать хотя бы в ближайшие полчаса.

Усевшись рядом с Колей, он попытался сосредоточиться на новостях. МВД обнародовало официальные данные о пропавших по состоянию на 18 часов. Если учесть, что исчезновения начались около 15.00, то цифра выглядела пугающе.

«Тридцать человек за три часа. Черт, каким же образом? Немногие оставшиеся в районе предупреждены, ведь вчера никто не пропадал, — внятно и по слогам думал Васютин, пытаясь отвлечься от канувшего Малаева. — Если известные подконтрольные факторы неизменны, то значит, что-то поменялось в самой аномалии. К тому же наверняка менты дали информацию только о запротоколированных случаях. А со скольких родственников еще не успели снять показания? Пропавших реально больше. Да, темпы жатвы растут, — рассуждал Кирилл, завидуя спокойному неведению канадца. — Но даже если пропали всего тридцать семь за три часа, район все равно закроют, — продолжал он свой мысленный монолог. — Интересно, какой режим утвердят в Останкине? Стрелять по всему живому не станут, это понятно. А можно ли будет ночью, в камуфляже и ползком, передвигаться по „зеленке“? — Вопрос был не праздный. — А Малаев будет знать про режим. И много еще чего он будет знать, хиппарь вонючий», — устало злился сыщик.

Порывшись в сумке, он достал экологическую карту района. Чтобы успокоиться, принялся карандашом отмечать на ней зоны с растущими деревьями, попутно нанося асфальтные перешейки, разделяющие спасительные насаждения.

За этим занятием и застал его теледиктор, объявивший экстренный выпуск новостей. «Несколько минут назад в Останкине произошло нападение на патруль милиции. Толпа численностью около ста человек перевернула милицейский автомобиль. Оружие сотрудниками милиции не применялось, по предварительным данным пострадавших нет».

Берроуз обернулся на Кирилла, скорчив гримасу пародийного испуга. Кирилл в свою очередь испугался по-настоящему.

— Да откуда взялись эти сто мудаков! — прошипел он, схватившись за голову. — Как не вовремя! Ну что за уроды, а?

— Что-то плохое есть? — обеспокоенно спросил стрингер на своем неподражаемом русском. Реакция московского Холмса на такую ерунду, как локальные беспорядки, его немного смутила.

— Да, Коленька! Имеем путь, чтоб жидко какать, — передразнил его Кирилл.

Канадец вмиг потерял всю свою беспечность, осознав, что он недопонимает что-то очень важное. Васютин злобно схватил телефон и вновь набрал Малаева. Но тот снова не поднял трубку, хотя его мобильник работал.

— Вот…! Я его хотел…….! Просто какая-то феноменальная…..! — яростно процедил сквозь зубы Васютин. Собравшись огромным усилием воли, он плавно сел на стул рядом с канадцем.

— Что-то случилось, а я об этом не знаю. Я прав? — спросил Берроуз по-английски, не решившись говорить на любимом родном языке.

— Нет, не прав. На данный момент ничего не случилось.

— Хорошо, Кирилл, я спрошу по-другому. А что может случиться?

— Если беспорядки продолжатся, район могут оцепить, а после совсем закрыть. Именно в этот момент ключевой человек не выходит на связь. Я должен с ним срочно встретиться. Есть незаконченные дела.

— Я понял, спасибо. Теперь я тоже могу ругаться, — серьезно сказал Коля и тут же улыбнулся.

— Только ругайся по-английски. «Имеем путь ходить всех на» русская словесность не переживет, — сказал Васютин, чуть смягчившись.

«Ну и что делать? Уехать сейчас и доставать вонючего хиппи Федю из города. А если оцепят? Можно остаться здесь. Да, остаюсь здесь. Если Федя не объявится — канадец пролетает. Ну что ж, из двух зол…»

Выбрав приемлемое зло, он продолжил разрисовывать экологическую карту Останкина, выбирая оптимальные маршруты незаметного перемещения. Экстренные выпуски новостей транслировались каждые 15 минут. Ситуация ухудшалась. Федор на связь не выходил.

В 21.40 район закрыли.

Степан Аркадьевич Кузин вышел из скрипучей калитки в накренившемся рыжем заборе, которым был обнесен его дом, приютившийся на окраине села Останкина. Здесь семейство Кузиных обитало уже без малого двадцать лет. И хотя житье их не было простым, на долю свою они не роптали, дружно благодаря Бога за каждый подаренный день.

Вместе с родными благодарил его и Степан Аркадьевич, не умеющий читать и писать, но назубок знающий «Отче наш», «Символ веры» и «Богородице». Сегодня поутру он трижды прочел их, сосредоточенно крестясь и отбивая земные поклоны. Ему было за что благодарить Всевышнего, ведь ему нежданно-негаданно изрядно подфартило. Счастье, свалившееся Кузину на голову, своими масштабами превосходило все его ожидания, которые лелеял он, читая вызубренные молитвы. Справедливо полагая, что сам Господь наградил его таким образом за усердие и прилежание, он сполна отблагодарил Создателя, твердо решив впредь молиться еще чаще, дабы Он не отвернулся от него, ведь везения, которое есть Божья милость, много не бывает. Не успев еще толком насладиться сегодняшней удачей, Степан уже грезил о будущих дарах, что достанутся ему за трудолюбие, смирение и истовые молитвы.