— Ну, что? — несмело спросил Васютин, когда тот закончил.

— Я могу гарантировать, что насильственных действий ни у машины, ни в машине не совершалось. В последние полгода — точно. Есть след двух человек. Один спокойный, а другой… — задумчиво сощурился экстрасенс. — Другой очень импульсивный, нестабильный, яркий, активный. Либо взрослый в неуравновешенном состоянии. Возможно, под наркотиками. Стимуляторы или конопля. Хотя и алкоголь на некоторых так действует… Либо это след ребенка.

— А еще что?

— С вероятностью процентов восемьдесят скажу, что резкой смены психического состояния у тех, кто сидел в этой машине, сегодня не было. Они не пугались, не приходили в восторг, не злились. Всё.

Отведя Федю в сторонку, Васютин спросил:

— Федь, а в целом есть что-нибудь?

— В районе двенадцатого дома по Аргуновской улице что-то происходит, — еле слышно, одними губами сказал Малаев.

— Что?

— Пока не ясно. Как узнаю, сразу скажу.

— Спасибо, Федя! Я твой должник.

Он хотел сказать ему еще что-то, но Макс Старостин жестом позвал его:

— Кирюха, дружище. Поехали к тебе, нужны отпечатки семьи. Следов борьбы нет, «пальчиков» много.

Согласно кивнув, Васютин увидел следователя из местного ОВД Борю Белинина, которому впервые доверили такое важное ответственное дело. И тот явно был чем-то доволен. Подойдя вплотную к Кириллу, он оттащил его подальше ото всех.

— Кирилл Андреевич! — начал он. — Есть кое-что.

— Что? Что там такое?

— В нескольких метрах от того места, где стоит джип, с утра была импровизированная палатка с маслом, тосолом и омывателем. Пару часов назад они снялись. Скорее всего поехали на другую точку, а может, и водку пить. В машине бак омывателя пустой.

— Боря, постой. Сегодня был дождь. Они заехали за омывателем?

— Точно так все и было. Палатка эта здесь часто стоит. Сейчас выясняем, кто владелец и кто сегодня работал. Возможно, он видел вашу жену. Омыватель мы, правда, в машине не нашли.

Выдержав некоторую паузу, Васютин доверительно наклонился к начинающему следователю:

— Борь, как ты думаешь, смогу я с этим продавцом поговорить раньше, чем он к вам в отдел попадет?

— Я думаю, что это вполне реально.

— Вот спасибо. Буду должен. Записывай мой номер. Как владельца установите, набери мне, лады? Я сам его найду.

Белинин кивнул, записывая телефон.

— Боря, спасибо, молодчина. Будет из тебя толк, — сказал Кирилл, изо всех сил стараясь не сорваться в панику.

Боря зарделся, смакуя похвалу. Он знал, что этот отставной подполковник — один из лучших частных сыщиков страны. И тоже хотел достичь подобного уровня. Ради такого знакомства он бы, не задумываясь, грохнул этого продавца тосола. А тут всего-то-навсего…

Рустам Ильясов, 1970 года рождения, дважды судимый за грабежи, варил на ужин три дешевые сосиски. Дело было в тесной кухне однокомнатной квартиры, втиснутой в одну из бесчисленных хрущовок Северного Медведкова. До начала матча между «Спартаком» и «Аланией» оставались считаные минуты. Рваный засаленный халат напоминал гражданину Ильясову о далеком доме, которого он больше никогда не увидит, ведь страх перед местью кровников был куда сильнее, чем тоска по родине.

В тот момент, когда он уже собрался вынимать раздувшиеся сосиски из бурлящей кастрюли, его съемное столичное жилье огласило мерзкое дребезжание дверного звонка. Ругнувшись, Рустам снял незамысловатый ужин с плиты. Звонок продолжал надрываться.

— Кто там? — спросил Рустам, подойдя к двери.

— Ты что, гнида чернозадая, делаешь, а?! Ты ж мне всю ванну залил, козел! — надрывался за дверью сипатый мужской голос. — Открывай, пока я милицию не вызвал!

— Э, слышь, ти, урод! — свирепо заорал в ответ Ильясов, рывком открывая дверь.

Но скандального старика соседа за ней не оказалось. Вместо него в квартиру ворвался тяжелый и точный пинок, попавший Рустаму прямо в пах. Рухнув на пол, он стал судорожно извиваться, силясь сделать вдох. Чья-то сильная рука схватила его за ухо и, ловко заломив руку, потащила в глубь квартиры. Через несколько секунд он сидел на стуле, прикованный к нему наручниками, а нежданный гость предусмотрительно закрывал дверь на замок. Вернувшись из прихожей, крепко сбитый, хорошо одетый славянин уселся перед ним на диван.

— Да атдам я, клинузь Аллахом! В зледужий ниделю! Взе атдам! — заполошно подвывая причитал хозяин.

— Пасть закрой, — спокойно отвечал гость, вынимая из заплечной кобуры ПМ. — Ты, Ильясов, слушай внимательно. Это очень важно, — продолжал гость, невозмутимо накручивая на ствол глушитель.

— Э, братан, ти адрэс папутал. Я ни при дилах, па ходу! Клинузь!

— Еще раз заговоришь без спросу — я тебе прострелю колено. У меня и нашатырь с собой есть. Вдруг ты сознание от боли потеряешь? Теперь слушай, мразеныш. Биографию я твою знаю от и до. Так что корчить из себя честную кавказскую девочку не стоит, а то я буду в тебя стрелять. Где ты был вчера в два часа?

— Таргаваль.

Хлесткий удар пистолетом по голени заставил Ильясова протяжно и по-бабьи взвизгнуть.

— Ты что, ишак, вопроса не слышал? Где?

— На ВДНХ, Астанкина, гдэ щаз кипишь, там биль.

— Улица?

— Злужай, я аткуда помню? Заправка там, «Югранефть».

— Так… Омывалки много продал?

— Пядь или сэмь. Я ни знаю точна.

— В середине дня кому продавал?

— Э, ти что?! Я что, акадэмик, эта помнидь!

Гость включил телевизор, матч «Спартак» — «Алания». И сильно прибавил звук. Удар по второй голени был куда сильнее. Ильясов взвыл, слезы брызнули у него из глаз.

— У тебя минута, вспоминай, — предупредил гость, равнодушно пожав плечами. И пошел в ванную, откуда вернулся с полотенцем. Ильясов был не на шутку напуган. Пот струился по его бледной физиономии, глаза панически шныряли из стороны в сторону.

— Как успехи, Рустамчик? — поинтересовался гость, оторвав от полотенца кусок и сложив из него кляп.

— Эта, злюжай, значит, десятка брал амивальку, но утрам…

Новый удар и новый вопль, подбадривающий атакующих спартаковцев.

— Утро не интересно, тупой ты кретин. Днем кто покупал?

— Ну, эта, «нисан» биль, браль амивальку и тасол. А-а-а, сука-а. Больна, а-а-а-а!!!

— Дальше.

— И телка приезжала, на «чироки», с рибенкам. Тоже брала.

Снова удар по той же голени. Теперь крик Рустама воодушевлял футболистов «Алании», перешедших в контратаку.

— Это не телка, а моя любимая жена, мать моего сына, — спокойно пояснил гость, скручивая полотенце в жгут. Скрутив, крепко затянул его над коленом горца. Осмыслив эту нехитрую процедуру, Ильясов стал судорожно дергаться на стуле, словно пытался сплясать удалой танец, не вставая.

— Э, братишка, ти что, зачэм? Я все сказаль, все как зналь! Ти что, э, ни нада! Прашу, будь чилавекам!

— Буду, дорогой. Если ты мне поможешь.

— Памагу! Памагу, гавари, что нада!

— Рустам, собери свои куриные мозги в кулак и спасай свою ногу. Расскажи мне, как ты продавал женщине на «Чероки» омывалку. Посекундно, шаг за шагом. Сможешь?

— Канечна! Канечна! Злюжай. Как ана падьехаль, я не видель — бабки считаль, Слышаль только. Вижю, вишла из тачки, задний дверь открылся и рибенак вишель. Тачка работаль, но она на сигнальку закрила. Падходит, амывалька гаварит, какой харощий есть? Я паказаль, цену назвать, она деньги дала, без здачи. А парнишка немнога стояль, потом в сторона пошель.

— В какую сторону?

— Ат дароги, в сторона заправки, только ливее, к моей палятки ближэ. Женжина амывальку взяла, на парнишку пасматрела и сказала, я точна помню, сказата: синок не хади адин, миня жди. И пашла.

— Куда пошла?

— К парнишки. Я патом ни видель, она за палатку зашла.

— За палаткой кусты, так?

— Да, кусти. Ат них слева забор белий.

— Что дальше было?

— Мне чилавек пазваниль, сказаль, чтоб я ехаль в Мидведкава, там чтоб таргаваль. Я сталь палатьку сабирать, тавар грузить.