Сердце Ноэль сжалось. Прислонившись к стене, она медленно съехала по ней на пол и больно ударилась копчиком.

— Он лжет!

— Беда в том, что у него есть доказательства. Он представил показания двух незаинтересованных свидетелей, которые утверждают, что несколько раз видели тебя мертвецки пьяной, в то время как твоя дочь гуляла без присмотра.

От внезапной судороги Ноэль скорчилась, коснулась лбом коленей, ударив себя по уху черной трубкой телефона.

— Господи, кто выдумал эту чушь?

— Об этом я хочу спросить у тебя.

На минуту Ноэль задумалась, прижав кулак ко лбу, но после бессонной ночи мысли путались у нее в голове, вертелись, как ярмарочная карусель.

— Дженнин, — наконец процедила она сквозь зубы. — Одним из этих свидетелей должна быть Дженнин. Ручаюсь, Роберт подкупил ее.

— Кто такая эта Дженнин?

— Его секретарша и любовница. Теперь ясно?

— Хм… Стало быть, заговор. — Ноэль услышала треск задвинутого ящика и шелест бумаг. — А соседи? Кто-нибудь из них постоянно бывал у вас дома?

Ноэль навещала Джуди Паттерсон — они по очереди возили детей на площадку и состояли в ландшафтном комитете квартала, — но предположить, что Джуди замешана в заговоре, было все равно что заявить, будто Кэти Ли Гиффорд совершила кражу в магазине.

— Я не знаю, кто способен на такую подлость.

Лейси вздохнула.

— Ну что же, кем бы ни были виновники, похоже, каша заваривается нешуточная. Ты готова к сражению, детка?

— А разве у меня есть выбор?

— Вопрос снимается. — Голос в трубке умолк, словно адвокат обдумывала и взвешивала решения. — Итак, что будем делать дальше? Сейчас узнаешь. Слушай внимательно, потому что с такой просьбой к тебе еще никто не обращался, и выполнить ее будет безумно трудно.

Ноэль напряглась.

— Я слушаю.

— Поклянись, что будешь держаться подальше от дочери, насколько это возможно в городке Бернс-Лейк с населением в восемнадцать тысяч человек, — продолжала Лейси. — Меньше всего нам нужно, чтобы у твоего мужа появились новые доказательства против тебя.

Ноэль ответила не сразу — она не могла шевельнуть языком. Слова Лейси казались ей костью, застрявшей в горле.

Каким образом она сумеет прожить хотя бы несколько часов, не говоря уже о днях или неделях, не видясь с родной дочерью? Роберт даже не подпускает Эмму к телефону! Со вчерашнего дня Ноэль раз двадцать замечала, что ее руки сами тянутся к ключам от машины. Однажды она уже отперла дверцу машины, но вдруг одумалась. Чтобы вернуться в дом, ей понадобились все физические и душевные силы.

— Завтра в это же время я уже буду знать дату заседания, — деловито продолжала Лейси. — Тогда мы и поговорим о свиданиях.

У Ноэль защемило в груди.

— О свиданиях? Они мне не нужны. Место Эммы здесь, со мной. Я ее мать!

— Знаю. Поверь, я делаю все возможное, чтобы вернуть тебе дочь, — произнесла Лейси мрачным тоном врача, сообщающего пациентке, что ей осталось жить всего полгода. Помедлив, она мягко добавила: — Но ты должна помочь мне, дорогая. Я могу твердо надеяться, что ты не сделаешь глупость?

Поколебавшись, Ноэль выдохнула:

— Да.

— Вот и хорошо. Я позвоню тебе, как только узнаю дату. — И Лейси повесила трубку.

Несколько минут Ноэль сидела неподвижно, вслушиваясь в длинный гудок в трубке. Наконец она поднялась. Она так дрожала, что сумела уложить трубку на рычаг лишь с третьей попытки. «Это не сон, — думала она. — Случилось самое страшное». Значит, будет мало просто предстать перед судьей и все объяснить. Предстоит долгая и кровопролитная битва.

К следующему полудню, так и не дождавшись известий, она поняла, что ее тревога быстро сменяется отчаянием. С воскресенья она спала урывками, часто просыпалась с колотящимся сердцем и тупой болью в глазах. Голод давно перестал мучить ее. Стоило Ноэль заставить себя перекусить, у нее начиналась тошнота. Мало того, впервые за несколько лет у нее возникло желание приглушить боль спиртным.

А потом тот же вкрадчивый внутренний голос, который шептал, что стаканчик бренди — всего один, как лекарство — ей ох как не повредит, начал спрашивать: что плохого, если она съездит домой? Официально они с Робертом еще не разведены. У него в доме в шкафах по-прежнему висят ее вещи, ключи от входной двери у нее в кармане. Если Роберт дома, устраивать скандал она не станет. Просто спокойно попросит разрешения увидеть Эмму.

«Ну разумеется! Почему бы тебе заодно не попросить луну на блюдечке?»

Как ни парадоксально, от опрометчивого поступка ее удерживал не страх перед Робертом и даже не обещание, данное адвокату, а мысли о дочери, которой в октябре должно было исполниться шесть лет, которая до сих пор верила в добрую волшебницу и Санта-Клауса. Каково будет Эмме, если отец захлопнет дверь перед носом у ее матери?

С другой стороны, что подумает о ней дочь, если за все это время мать ни разу не навестит ее и даже не позвонит?

— Бабушка, скажи, что со мной? — спросила Ноэль, стоя у плиты и подогревая суп. Наступил вторник, ее бабушка только что пробудилась после полуденной дремоты. — Мне кажется, что я схожу с ума. Что я умру, если не сумею хотя бы поговорить с Эммой.

Бабушка сидела у стола, сложив руки на коленях; ее волосы торчали, точно провода из разорванного кабеля. На бледных исхудалых ногах под подолом лилового велюрового халата набухли вены.

— Порой добрый Господь дает нам больше испытаний, чем мы можем вынести, — вздохнула Дорис.

— Бог здесь ни при чем.

Бабушка выпрямилась, строго возразив:

— Все в мире подвластно воле Божией. Не забывай об этом. — Она тяжело поднялась и пересекла кухню, шлепая по линолеуму протертыми подошвами розовых тапок. Она выключила газ, поскольку суп уже кипел, и продолжала: — И вспомни поговорку: «На Бога надейся, а сам не плошай». По-моему, мало толку сидеть сложа руки.

Ноэль отложила ложку, которой помешивала суп.

— Мне хотелось бы сделать одно, — яростно выпалила она, — отплатить Роберту той же монетой.

— Ну и что же тебе мешает? — Бабушкины голубые глаза, сидящие глубоко в складках старческой тонкой кожи, вспыхнули огнем.

— Во-первых, мой адвокат.

Бабушка презрительно фыркнула.

— Да, Лейси Бакстон помешана на мужчинах, но откуда ей знать, что значит быть матерью?

— Бабушка…

— Да я уже почти готова сама съездить к твоему мужу!

Вспышку раздражения Ноэль усмирила мыслью: «По крайней мере она предсказуема». Подрастая, она всегда знала, чего можно ждать от бабушки. В отличие от Мэри, которая появлялась и исчезала неожиданно, вечно спешила на автобус или еще куда-нибудь. Убедительный предлог, торопливый поцелуй… и обещание, что вскоре все будет по-другому.

Ноэль обняла бабушку и положила голову на ее острое плечо. От бабушки пахло мылом «Айвори» и горячим от утюга бельем.

— Помнишь, как в гостиной вдруг загорелись шторы и ты потушила их из садового шланга? — тихо спросила Ноэль.

Бабушка усмехнулась.

— По-твоему, надо было вызвать толпу этих надутых индюков в грязных сапогах, местных пожарных? Любой, у кого есть хоть капля ума, поступил бы как я.

Ноэль удержалась от справедливого замечания, что дом мог сгореть дотла.

— Вот что я чувствую, когда думаю об Эмме. Мне кажется, будто горит дом, она осталась внутри… а я не могу спасти ее. — У нее перехватило горло.

Бабушка отстранилась и с силой прижала руки к вискам внучки, словно желая укрепить ее решимость. Ее ладони касались щек Ноэль.

— В таком случае, дорогая, ты должна потушить пожар.

— Но Роберт…

— Он всего лишь мужчина. Если не считать твоего деда, я никогда не встречала мужчин, которые не были бы убеждены, что право повелевать миром им дает то, что болтается у них между ног. Но это не значит, что ты должна отступить без борьбы.

Ноэль изумленно уставилась на бабушку. Впервые на ее памяти Дорис выразилась так грубо, да еще упомянула мужские интимные органы. И действительно, весь мир Ноэль перевернулся вверх дном. Внезапно внутренний голос прошептал ей: «Знаешь, а ведь она права. Наверное, ты напрасно медлила так долго. Ты должна действовать».