Конечно, мне было больно узнать, что мое место в сердце Пола заняла Рита. Но, по правде сказать, я до сих пор ощущала смутное чувство вины — ведь я действительно не была с ним откровенна, утаив десяток-другой событий из области сверхъестественного… и один более чем реальный поцелуй. Надо чем-то его утешить.

— Если честно, мне очень нравится наш новый преподаватель литературы, — с тяжелым вздохом, словно грешница на исповеди, призналась я.

— Так я и знал! Этот твой Лайам… как его? Я прогнал его через «Гугл» — знаешь, этот парень как раз твоего типа!

— Неужели? А вот я так не думаю… и вряд ли это к чему-нибудь приведет. Мы даже еще… в общем, между нами пока ничего нет.

— О…

У Пола явно гора свалилась с плеч.

— Значит, ты прогнал его через «Гугл»?

— Угу… — Пол кротко улыбнулся. — И еще залез на его страничку на «Фейсбук». Господи, этот парень — просто герой романа: учит детей в школе, работает в «Международной амнистии», да еще поэт! Кстати, он пишет совсем даже неплохие стихи.

То, что Пол не поленился прочитать кое-что из стихов Лайама, неожиданно растрогало меня до слез.

Я осторожно покосилась на Пола — слегка успокоившись, он поудобнее уселся в кресле, не замечая, что взъерошенные волосы встали дыбом, несмотря на весь тот гель для укладки, который он вылил на голову, перед тем как сесть в самолет. Он снова выглядел моложе — передо мной вновь был тот самый Пол, в которого я влюбилась в колледже. Если б я только захотела, то без труда увела бы его от Риты.

Теперь я догадывалась, почему он собирался поговорить со мной утром.

Бедный Пол не настолько доверял себе и очень боялся, что наш разговор закончится в постели. А если он переспит со мной, то с Ритой точно придется расстаться.

Пусть лучше Пол будет счастлив.

А мое собственное счастье никак не зависит от него.

Я решительно встала.

— Я уезжаю, — объявила я. — Переночую у Энни в Бруклине.

— Нет! — запротестовал Пол. — Пусть номер останется за тобой. Моя фирма оплатила его на пять дней. А я могу перебраться к…

Он поспешно прикусил язык.

А, так Рита в этом же отеле. Что ж, пусть так.

Но что я могла? Только оттянуть неизбежное… ну, если, конечно, не собиралась вернуть его себе.

— Ладно, иди к ней, — миролюбиво кивнула я. — Но предупреждаю честно: раз такое дело, счет будет километровый.

Глава 26

Первое, что я сделала утром, — это попросила подать завтрак в номер — настроения идти в ресторан почему-то не возникло. Увидев счет, я едва не рухнула в обморок, но потом решила, что фирма Пола легко все это оплатит.

Выглянув в окно, я решила не звонить Энни, а погулять в одиночестве. Я отправилась в Бэттери-парк и несколько часов бродила вдоль берега реки Гудзон.

Почти сразу же я сообразила, почему все до единого швейцары в «Ритц-Карлтоне» щеголяли в меховых шапках. Ветер с залива пробирал до костей. Он злобно хлестал по лицам редких прохожих, бросался на стекла домов и автомобилей, словно пытаясь ворваться вовнутрь. Я быстро продрогла, но упорно шагала вперед — от южной оконечности острова с его видом на статую Свободы и остров Эллиса на север, мимо Мемориала жертвам ирландского голода.

Нагулявшись вдоволь, я вернулась в роскошный отель и позвонила Энни.

— Привет, — поспешно бросила я, стараясь успеть до того, как она засыплет меня вопросами. — Скажи, в твоей булочной до сих пор пекут хлеб для бездомных? Помнится, раньше вы их развозили по приютам.

— Угу… только двое моих волонтеров как раз свалились с гри…

— Не переживай, двоих я как-нибудь заменю, — перебила я. — Считай, что тебе повезло. Я уже выезжаю.

Три следующих дня я занималась тем, что пекла для бездомных хлеб. Это был проект, который Энни и Максина вынашивали два последних года. Определенный процент от продаж рождественских тортов, булочек и пирогов шел на закупку муки, дрожжей и прочего; из всего этого выпекали хлеб, который потом перед Рождеством развозили по приютам Манхэттена и Бруклина.

Каждый вечер я возвращалась в «Ритц-Карлтон» с головы до ног обсыпанная мукой, источая при этом ароматы свежевыпеченного хлеба. Я бы с радостью переехала к Энни, но со дня на день из Висконсина должны были приехать родители Максины, и мне наверняка пришлось бы объяснять, почему я путешествую в компании мышонка. Да-да, Ральф отыскался уже на второй день — сидел в мини-баре, с аппетитом поедая «М&М»! Я сурово отчитала его — он ведь запросто мог задохнуться в сумке!

По правде говоря, я соскучилась по своему маленькому другу. Как-то жутковато было лежать в постели одной, когда ветер за окном воет, точно стая голодных банши.

Каждый день с утра до вечера я месила и раскатывала тесто, а потом раскладывала его по формочкам в компании других волонтеров, среди которых были люди самого разного возраста — от студентов колледжа до девяностолетней старушки, бывшей монахини по имени Кармелита. Думаю, у всех нас были причины печь для бездомных хлеб, вместо того чтобы носиться по магазинам в поисках подарков.

— Это будет неплохо смотреться в моем резюме, — смущенно призналась одна из студенток.

— Сразу вспоминаешь деревушку в Польше, откуда я родом, — пожала плечами восьмидесятилетняя жительница Рослина.

В первый же день я сообщила Энни о нашем с Полом разрыве. Присутствовавшие при нашем разговоре полдюжины волонтеров тут же поспешили высказать свое мнение по этому поводу.

— Деточка, он что же — бросил вас прямо в гостинице?! — ужаснулась Герта из Рослина. — Вот засранец!

— Ради женщины, с которой познакомился всего месяц назад! Ха! Держу пари, это ненадолго! — с пророческим видом изрек Энрике, ударник из Вильямсбурга.

— Надеюсь, ты догадалась посмотреть фотку этой девицы в «Фейсбуке»? — всплеснула руками Стефани, студентка из колледжа Святой Анны. — Держу пари, она тебе и в подметки не годится!

Их поддержка и то, как они дружно принялись пинать Пола, было, конечно, приятно, но, если честно, я ожидала, что Энни примет во всем этом более горячее участие. Однако она ограничилась тем, что лишь сочувственно обняла меня… это повторялось всякий раз, когда она оказывалась рядом, так что к концу дня я была с головы до ног покрыта мукой. Нам так и не удалось поговорить — только в сочельник, когда Энни предложила мне вместе с ней поехать в город, чтобы развезти по приютам хлеб, мы с ней наконец остались одни.

— Ты чего-то недоговариваешь, — бросила она, когда мы въехали на Бруклинский мост.

— Ты имеешь в виду Пола? — с самым невинным видом спросила я. — По-моему, я не упустила ни единого слова из того, что он сказал…

— Нет, я не о Поле. О том, что стало причиной вашего разрыва.

— Но я же рассказала тебе и об урагане, и о том, как самолет едва не рухнул на землю, и о Рите…

— Чушь собачья! — заявила она, нетерпеливо дернув головой. Темные волосы, которые она стянула на затылке в хвост, хлестнули ее по плечам. — Пол ни за что бы не втюрился в какую-то девицу, если бы ты первая не сходила налево!

— О, так, стало быть, это я во всем виновата! — возмутилась я, тут же вспомнив, какой нетерпимой бывает иной раз Энни. — С каких это пор ты стала его защищать?

— Я никогда ничего не имела против него лично. Просто всегда считала, что он тебе не пара. И сейчас так считаю. Если бы ты сказала, что порвала с ним, я бы ответила: «Давно пора!» Но если он сам порвал с тобой, значит, ты не слишком старалась его удержать. А если ты общалась с ним столько же, сколько со мной этой осенью, то я не удивляюсь, почему он втюрился в первую же девицу, которая держала его за руку во время того чертова полета!

— Слушай, это нечестно! — буркнула я, повернувшись так, чтобы оказаться с Энни лицом к лицу. — Кстати, когда ты закрутила с Максиной, то пропала почти на полгода!

Энни выразительно приподняла бровь, хмыкнула, но продолжила смотреть на дорогу, пока мы не съехали с моста.