Единственный человек, с которым я могла поделиться, Оливия, не отвечала на телефонные звонки, а моя машина — машина, о которой мне невыносимо было даже думать, — превратилась в никчемную груду металлолома.

Поэтому я сидела дома одна, час тянулся за часом, а за окном темнели неизменные голые деревья Пограничного леса.

Самой кошмарной была ночь, когда я услышала его вой. Первыми, как и в предыдущие три ночи, начали другие. Я съежилась в кожаном кресле в папином кабинете, уткнулась в последнюю оставшуюся у меня футболку, пахнувшую Сэмом, и стала уговаривать себя, что это всего лишь запись волчьего воя, а не настоящие волки. Не настоящие люди. А потом, впервые за все время после аварии, я услышала, как в волчий хор вплелся его голос.

Мое сердце рвалось на части, потому что я слышала его голос. Голоса остальных волков сплетались в протяжную песнь, нежную и скорбную, но я слышала одного лишь Сэма. Его голос дрожал, то возвышаясь, то мучительно затихая.

Я долго слушала этот вой. Я молилась, чтобы они перестали, чтобы оставили меня в покое, но в то же самое время отчаянно боялась, что они умолкнут. Когда затихли голоса остальных, Сэм еще долго продолжал выть, негромко и протяжно.

Когда он наконец умолк, ночь показалась мне мертвой.

Сидеть на одном месте было невыносимо. Я встала и принялась расхаживать по кабинету, сжимая и разжимая кулаки. В конце концов я взяла гитару, на которой играл Сэм, и с криком грохнула ею о край папиного стола.

Когда из спальни прибежал папа, он обнаружил меня сидящей посреди моря щепок и лопнувших струн, как будто корабль с музыкой на борту разбился о скалистый берег.

Когда я впервые после аварии взяла телефон, шел снег. Невесомые изящные снежинки, словно цветочные лепестки, проплывали мимо черного квадрата моего окна. Я не стала бы отвечать на звонок, но это был тот самый единственный человек, с которым я пыталась связаться с самой аварии.

— Оливия?

— Г-грейс?

Я едва узнала голос Оливии. Она рыдала.

— Тише, Оливия... что случилось?

Вопрос был глупый. Я и так знала, что с ней случилось.

— П-помнишь, я сказала тебе, что знаю про волков? — Она судорожно всхлипывала между словами. — Я тогда не рассказала тебе про больницу. Джек...

— Укусил тебя, — закончила я за нее.

— Да, — прорыдала Оливия. — Я думала, что ничего уже не случится, потому что время шло, а я чувствовала себя точно так же!

Я ощутила свинцовую тяжесть под ложечкой.

— Ты стала оборотнем?

— Я... я не могу... не могу...

Я закрыла глаза, представляя себе эту сцену. Ох.

— Ты сейчас где?

— Н-на автобусной остановке. — Она шмыгнула носом. — Т-тут холодно.

— Ох, Оливия. Приезжай ко мне. Поживешь пока у меня. Мы со всем разберемся. Я приехала бы за тобой сама, но я без машины.

Оливия снова зарыдала.

Я поднялась и закрыла дверь своей спальни. Впрочем, мама и так меня не услышала бы; она была у себя наверху.

— Оливия, все нормально. Я не собираюсь падать в обморок. Я видела, как Сэм превратился в волка, и ничего, выжила. Я представляю, как это происходит. Успокойся, ладно? Я не могу за тобой приехать. Я без машины. Придется тебе самой сюда приехать.

Я успокаивала ее еще несколько минут, потом сказала, что, когда она приедет, дверь будет открыта. Впервые за все время после аварии я чувствовала себя ожившей.

Когда она приехала, заплаканная и растрепанная, я отправила ее в душ и принесла ей чистую одежду. Пока она стояла под горячей водой, я сидела на крышке унитаза.

— Я расскажу тебе мою историю, если ты расскажешь мне свою, — пообещала я ей. — Я хочу знать, когда Джек тебя укусил.

— Я говорила тебе, что наткнулась на него, когда снимала волков, и стала его подкармливать. Дура я, что ничего тебе не рассказала... мне было так стыдно, что я с тобой поругалась, что я не пошла к тебе сразу же, а потом начала прогуливать уроки, чтобы ему помочь, а потом у меня появилось такое чувство, что если я тебе расскажу, то... Не знаю, чем я думала. Прости.

— Ладно, что сделано, то сделано, — сказала я. — Как он себя вел? Он заставлял тебя помогать ему?

— Нет, — ответила Оливия. — Наоборот, он был довольно мил, когда все шло, как он хотел. Он становился злым, когда превращался в волка, но на вид этот процесс довольно болезненный. И он все время спрашивал про волков, просил показать ему фотографии, и мы разговаривали, а когда он выяснил, что тебя тоже укусили...

— Выяснил? — переспросила я.

— Ну ладно, когда я ему сказала! Я же не знала, что он станет как помешанный! После этого он все время твердил о противоядии и пытался дознаться у меня, как можно ему помочь. А потом он... мм... он... — Она утерла глаза. — Он укусил меня.

— Погоди. Он укусил тебя, когда был человеком?

— Угу.

Меня передернуло.

— Господи, какой ужас. Вот скотина. Значит, ты с тех самых пор держала это все в себе?

— А кому я могла рассказать? — вздохнула Оливия. — Я думала, Сэм тоже из них, из-за его глаз, — мне казалось, я узнала его на моих фотографиях, — но когда мы столкнулись у книжного магазина, он сказал, что носит контактные линзы. Ну и я поняла, что либо ошиблась, либо он все равно не собирается мне помогать.

— Надо было сказать мне. Я же говорила тебе про оборотней.

— Да знаю я. Мне было просто... стыдно. Я просто... — она закрыла воду, — сглупила. Не знаю. И вообще, что с этим поделаешь? Как Сэму удалось столько продержаться в человеческом облике? Я его видела. Он все время ждал тебя в машине и даже не думал превращаться в волка.

Я поверх занавеси передала ей полотенце.

— Идем ко мне в комнату. Я все тебе расскажу.

Оливия осталась у меня ночевать и так лягалась и ворочалась, что в конце концов ей пришлось соорудить себе гнездо из нескольких одеял и моего спального мешка, чтобы мы обе могли уснуть. После позднего завтрака мы отправились купить Оливии кое-какие туалетные принадлежности: мама уехала на работу вместе с папой, чтобы я могла взять машину. На обратном пути из магазина зазвонил мой сотовый. Оливия прочитала вслух номер, высветившийся на экранчике.

Это был Бек. Я не знала, хочу говорить с ним или нет. Я со вздохом взяла трубку.

— Слушаю?

— Грейс?

— Да.

— Прости, что потревожил, — ровным голосом сказал Бек. — Я знаю, что последние несколько дней у тебя выдались не дай бог никому.

Интересно, он ждал от меня какого-нибудь ответа? Надеюсь, что нет, потому что мне ничего не шло в голову. Она была словно ватой набита.

— Грейс?

— Да-да.

— Я звоню насчет Джека. Дела у него идут получше, он почти стабилизировался и в самом скором времени должен превратиться в волка на зиму. Но думаю, еще пару недель он будет превращаться туда-сюда.

В голове у меня стоял такой туман, что я не сразу сообразила, какое доверие оказал мне Бек. Я почувствовала себя смутно польщенной.

— Значит, он больше не сидит в ванной?

Бек рассмеялся, без особого веселья, но тем не менее слышать его смех было приятно.

— Нет, он удостоился чести перебраться из ванной в подвал. Но, боюсь, я сам скоро стану волком — сегодня утром это уже чуть не произошло. Мне очень не хочется тебя об этом просить, потому что это подвергает тебя риску быть укушенной, но, может, ты смогла бы приглядывать за ним, пока он окончательно не превратится в волка?

Я помолчала.

— Бек, меня уже укусили.

— Господи!

— Нет-нет, — добавила я торопливо. — Не сейчас. Много лет назад.

Голос Бека показался мне каким-то чужим.

— Ты — та самая девочка, которую Сэм спас?

— Угу.

— И ты так и не стала оборотнем.

— Нет.

— Давно ты знакома с Сэмом?

— Лично мы с ним познакомились только в этом году, но я следила за ним с тех самых пор, как он меня спас.

Я подъехала к дому, но двигатель глушить не стала. Оливия протянула руку к регулятору, включила обогреватель на большую мощность и откинулась на спинку кресла с закрытыми глазами.