Я кивнула на его запястья.

— А, из-за этого. Это не я.

Я снова нахмурилась. Мне не хотелось говорить что-нибудь вроде «Тут нечего стесняться, тебя можно понять» или «Ты можешь все мне рассказать, я не стану тебя осуждать», потому что, честное слово, чем я тогда лучше Санни, которая решила, что он пытался покончить с собой. Но такие шрамы нельзя получить, просто споткнувшись на лестнице.

Он задумчиво потер запястье большим пальцем.

— Этот оставила моя мама. А другой — отец. Я помню, как они считали, чтобы сделать это одновременно. Я до сих пор не могу спокойно смотреть на ванны.

Смысл его слов дошел до меня не сразу. Не знаю, что стало причиной: его ровный бесстрастный тон, эта сцена, которую нарисовало мое воображение, или просто потрясение, вызванное событиями этого вечера, — только голова у меня внезапно закружилась. В глазах у меня потемнело, сердце заколотилось где-то в горле, и я мешком осела на липкий линолеум.

Не знаю, сколько времени я провела в отключке, — очнулась в тот момент, когда шторка отодвинулась, и заметила, как Сэм плюхнулся обратно в кровать, поспешно прикрыв шею повязкой. Надо мной склонился медбрат, помог мне сесть.

— Тебе нехорошо?

Я упала в обморок. Ни разу в жизни не падала в обмороки. Я похлопала глазами, пока у медбрата не осталась одна голова вместо трех, покачивающихся друг рядом с другом. И тогда я принялась врать.

— Просто я вспомнила, сколько было крови, когда я его нашла... ох...

Перед глазами у меня до сих пор все плыло, так что мое «ох» прозвучало вполне убедительно.

— Не думай об этом, — велел медбрат и ласково улыбнулся.

Мне показалось, что для случайного прикосновения его рука находится подозрительно близко к моей груди, и это обстоятельство укрепило мою решимость исполнить унизительный план, который только что пришел мне в голову.

— Я... мне так неудобно вас просить, но... — пробормотала я, чувствуя, как запылали у меня щеки. Это было почти так же ужасно, как если бы то, что я собиралась произнести, было правдой. — Не найдется ли у вас во что переодеться? Я... э-э... мои штаны...

— О! — воскликнул бедный медбрат. Похоже, его смущение усугублялось недавней попыткой пофлиртовать со мной. — Да-да. Конечно. Я сейчас.

Верный своему слову, он вернулся через несколько минут со сложенным медицинским костюмом тошнотворно зеленого цвета.

— Возможно, он будет немного великоват, но там есть веревочки, которые можно... в общем, разберешься.

— Спасибо, — буркнула я. — Вы не возражаете, если я переоденусь здесь? Он все равно сейчас ничего не видит.

Я кивнула на Сэма, который весьма убедительно притворялся спящим.

Медбрат скрылся за шторками. Сэм вновь открыл глаза, явно забавляясь.

— Ты что, сказала ему, что обмочилась? — прошептал он.

— Молчи уж, — прошипела я в ответ и запустила костюмом ему в голову. — Давай живее, пока они не обнаружили, что я их обманула. И учти: ты передо мной в большом долгу.

Он ухмыльнулся и принялся натягивать штаны под тонким больничным одеялом, потом стащил с шеи повязку и отстегнул с руки манжету для измерения давления. Избавившись от манжеты, он высвободился из больничной рубахи и влез в куртку от костюма. Монитор возмущенно запищал, по экрану поползла тонкая линия, возвещая медперсоналу о смерти пациента.

— Пора сматываться, — сказал он и двинулся к выходу из палаты, прячась за занавесками.

Пока он озирался по сторонам, я услышала, как в занавешенный отсек ворвались медсестры.

— Ему же дали снотворное, — донесся до меня голос Санни.

Сэм схватил меня за руку — жеста естественней и придумать было нельзя — и потянул за собой в ярко освещенный коридор. Теперь, когда он был одет, да еще и в медицинский костюм, и не был весь в крови, никто и бровью не повел, когда он, миновав сестринский пост, двинулся к выходу. Все это время я чувствовала, как его волчий разум просчитывает ситуацию. Наклон его головы подсказывал мне, к чему он прислушивается, а вскинутый подбородок намекал на запахи, которые он улавливал. Проворный, несмотря на свою долговязую расхлябанную фигуру, он ловко пробирался по загроможденному коридору, пока мы не очутились в вестибюле.

Из динамиков лилась приглушенная приторная песенка в стиле кантри, перекрывая скрип подошв моих кроссовок; босые ноги Сэма ступали совершенно бесшумно. По причине позднего времени в вестибюле было безлюдно, пустовала даже стойка регистратора. Адреналин так ударил мне в голову, что, казалось, я могла бы долететь до папиной машины. Вечно прагматичный внутренний голос напомнил мне, что нужно позвонить в автосервис, чтобы мою машину отбуксировали обратно к дому. Впрочем, машина сейчас меня не слишком заботила, поскольку я не могла думать ни о чем, кроме Сэма. Мой волк оказался классным парнем, и сейчас он держал меня за руку. Жизнь удалась.

И тут я ощутила, что Сэм колеблется. Он остановился, не сводя глаз с темноты за стеклянной дверью.

— Какая температура сейчас на улице?

— Думаю, не стало сильно холоднее с тех пор, как я привезла тебя сюда. А почему... какая тебе разница?

Сэм помрачнел.

— Температура на грани. Терпеть не могу это время года. Никогда не знаешь, кем окажешься.

Я уловила в его голосе муку.

— Превращаться больно?

Он отвел глаза.

— Сейчас я хочу быть человеком.

Я тоже этого хотела.

— Я пойду заведу машину и включу печку. Тогда ты пробудешь на холоде совсем недолго.

Вид у него был слегка растерянный.

— Но я не знаю, куда пойти.

— А где ты обычно живешь?

Я очень боялась, что он назовет какое-нибудь жалкое место вроде ночлежки для бездомных в центре города. Едва ли он жил с родителями, которые пытались перерезать ему вены.

— Бек... один из волков... когда он превращается в человека, многие наши живут у него дома, но если он сейчас волк, там, скорее всего, не работает отопление. Я могу...

Я покачала головой и отпустила его руку.

— Нет. Сейчас я схожу за машиной и отвезу тебя к себе.

Его глаза расширились.

— Но твои родители...

— Меньше знают — крепче спят, — бросила я, толкнув дверь.

В вестибюль ворвался холодный ночной воздух, и Сэм, поморщившись, отошел подальше и обхватил себя руками. Но, несмотря на то что дрожал от холода, он закусил губу и робко улыбнулся мне.

Я двинулась к темной стоянке, чувствуя себя живой, счастливой и перепуганной как никогда.

—Спишь? — прошептал Сэм еле слышно, но в темной комнате, где он был чужой, шепот показался криком.

Я передвинулась на край постели. Он лежал на полу, темный силуэт в коконе из одеял и подушек. Его присутствие, такое непривычное и чудесное, словно заполняло комнату и постоянно напоминало о себе. Мне казалось, я никогда больше не смогу заснуть.

— Нет.

— Можно задать тебе один вопрос?

— Уже задал.

Он задумался.

— Тогда можно задать тебе два вопроса?

— Уже задал.

Сэм простонал и запустил в мою сторону маленькой диванной подушкой. Она описала небольшую дугу, в лунном свете похожая на черный снаряд, и, не причинив мне никакого вреда, шлепнулась рядом с моей головой.

— Тоже мне, самая умная выискалась.

Я ухмыльнулась в темноте.

— Ну ладно, вопрос так вопрос. Что ты хотел спросить?

— Тебя укусили.

Впрочем, это не был вопрос. Через всю комнату я чувствовала его любопытство, ощущала, как напряжено его тело. Я нырнула под одеяло, скрываясь от того, что он сказал.

— Я не знаю.

Сэм чуть возвысил голос.

— Как ты можешь этого не знать?

Я пожала плечами, хотя он не мог этого увидеть.

— Я была совсем маленькая.

— И я тоже. Я понимал, что происходит. — Я ничего не ответила, и он спросил: — Ты поэтому так покорно лежала? Ты не понимала, что они собираются тебя убить?

Я смотрела на темный прямоугольник ночного неба за окном и вспоминала Сэма в волчьем обличье. Волчья стая окружала меня, скаля зубы и высунув языки, рыча и наскакивая. Один из них, с обындевевшей шерстью, щетинившейся на загривке, стоял поодаль и дрожал, глядя на меня на снегу. А я лежала под меркнущим белым небом и не сводила с него глаз. Он был прекрасен: дикий и мрачный, с желтыми глазами, таящими в себе глубины, которых мне не дано было постичь. И запах у него был точно такой же, как и у всех остальных волков, которые меня окружали: густой, первобытный, мускусный. Даже сейчас, когда он лежал в моей комнате, я чуяла этот волчий запах, хотя на Сэме были медицинский костюм и новая кожа.