У Джона на лице застыло странное, непроницаемое выражение, и я подумала, что, наверное, эти его постоянные заигрывания со мной были не таким уж притворством.
— Привет, — поздоровалась Оливия и покосилась на Сэма, который не сводил глаз с камеры, висевшей у нее на плече.
Он тут же уткнулся взглядом в асфальт и потер веки, как будто что-то попало ему в глаз.
Беспокойство Сэма оказалось заразительным, и улыбка у меня вышла неискренняя.
— Привет. Не ожидала вас тут встретить.
— Да мама попросила нас кое-что сделать. — Джон покосился на Сэма и улыбнулся, как-то уж слишком вежливо.
Щеки у меня запылали; этот безмолвный тестостероновый поединок льстил мне, хотя я ни к чему подобному и не привыкла.
— А Оливия решила заскочить по дороге в книжный, — продолжил Джон. — Ну и холодрыга на улице! Вы как хотите, а я иду греться в магазин.
— Туда что, пускают неграмотных? — поддела я его по старой привычке.
Джон ухмыльнулся; обстановка разрядилась, и он улыбнулся Сэму с выражением: «Ну-ну, удачи тебе», прежде чем скрыться в магазине. Сэм даже изобразил какое-то подобие ответной улыбки, впрочем не раскрывая глаз, как будто соринка из них никуда не делась. Оливия осталась стоять на тротуаре перед дверью, обхватив себя руками.
— Вот уж не думала, что увижу тебя в выходной на улице в такую рань, — заметила она. Ее слова были обращены ко мне, но смотрела она на Сэма. — Я думала, по выходным ты впадаешь в спячку.
— Сегодня не впала, — откликнулась я. Мы с ней столько времени не разговаривали, что я, похоже, разучилась делать это. — Решила попробовать, как это.
— Забавно, — сказала Оливия.
Она все еще поедала глазами Сэма; в воздухе висел невысказанный вопрос. Мне не хотелось их знакомить, раз уж Сэму было так неуютно в присутствии Оливии с ее камерой, но я же видела, какими глазами она смотрит на нас, на разделявшее нас расстояние, на то, как оно изменялось, стоило одному из нас сдвинуться с места и привести в действие связывающие нас незримые узы. И на наши мимолетные прикосновения. Ее взгляд не оставил без внимания и то, как легко он коснулся моего локтя, как уверенно, по-хозяйски другая его рука лежала на ручке дверцы машины. Как будто он по-свойски чувствовал себя в «бронко» и рядом со мной. Наконец Оливия спросила:
— А это кто?
Я взглянула на Сэма, ища поддержки. Его веки все еще были опущены, скрывая глаза.
— Сэм, — произнес он тихо.
Голос у него был какой-то не такой. Он не смотрел на камеру, но я прямо-таки кожей чувствовала его внимание к ней.
— Это Оливия, — сказала я; в моем голосе невольно прозвучали те же встревоженные нотки, что и у Сэма. — Олив, мы с Сэмом встречаемся. Ну, то есть он мой парень.
Я ожидала, что она не удержится от комментария, однако она сказала:
— Я тебя узнала. — Сэм у меня за спиной напрягся, но тут она добавила: — Ты из этого книжного?
Сэм вскинул на нее глаза, и она еле заметно кивнула.
— Точно. Из книжного.
Не разжимая рук, она принялась водить пальцами по шву свитера, однако взгляд ее был прикован к Сэму. Похоже, она пыталась подобрать слова.
— Я... ты носишь контактные линзы? Прости за прямоту. Тебя, наверное, все время спрашивают.
— Да, — сказал Сэм. — Спрашивают. Ношу.
На лице Оливии отразилось что-то похожее на разочарование.
— Прикольные, — сказала она наконец. — Э-э... Приятно было познакомиться. Прости, — сказала она, обращаясь ко мне. — Глупо было ругаться из-за такого пустяка.
Все, что я собиралась ей сказать, немедленно вылетело у меня из головы.
— И ты меня прости, — ответила я немного неубедительно, потому что не очень понимала, за что именно извиняюсь.
Оливия взглянула на Сэма, потом снова на меня.
— Ну да. Я просто... Можешь мне позвонить? Потом?
Я захлопала глазами от удивления.
— Ну да, конечно. Когда?
— Я... вообще-то давай я сама тебе позвоню? Я пока не знаю, когда будет подходящий момент. Хорошо? Я позвоню на мобильный?
— Да пожалуйста. Ты точно не хочешь куда-нибудь пойти и поговорить?
— Э-э... нет, сейчас не могу. Джон ждет. — Она покачала головой и снова взглянула на Сэма. — Он хочет со мной пообщаться. Но как-нибудь потом — обязательно. Спасибо, Грейс. Правда. Я так жалею, что мы с тобой поссорились из-за ерунды.
Я сжала губы. За что она меня благодарит?
Из дверей магазина высунулся Джон.
— Олив? Ты идешь или нет?
Оливия помахала нам рукой и скрылась в книжном, звякнув дверным колокольчиком на прощание.
Сэм обхватил голову руками и судорожно вздохнул. Потом принялся ходить кругами по тротуару, не опуская рук.
Я прошла мимо него и дернула на себя дверцу машины.
— Ты скажешь мне наконец, что происходит? Ты просто не любишь фотографироваться или тут что-то серьезнее?
Сэм обошел «бронко» и, усевшись на водительское сиденье, захлопнул дверцу, как будто хотел оставить Оливию и наш странный разговор за пределами машины.
— Извини. Я просто... на днях видел одного из волков, к тому же у меня и так из-за Джека нервы на пределе. А Оливия... она же вечно нас фотографировала. В волчьем обличье. А у меня же глаза... я испугался, что Оливия знает про меня больше, чем говорит, ну и сорвался. Я знаю. Я вел себя как полный псих.
— Угу. Повезло тебе, что она вела себя как еще более полный псих, чем ты. Надеюсь, она мне позвонит.
Меня грызло беспокойство.
Сэм коснулся моего локтя.
— Пойдем куда-нибудь поедим или поедем домой?
Я застонала и прижала ладонь ко лбу.
— Поехали домой. Господи. Мне так не по себе. Скорее бы выяснить, что у нее на уме.
Сэм ничего не ответил, но я не обиделась. Я вновь и вновь прокручивала про себя слова Оливии, пытаясь понять, почему наш разговор вышел таким неловким и что осталось недосказанным. Надо было еще поговорить с ней после того, как она попросила прощения. Но что еще можно было сказать?
Домой мы ехали в молчании, пока до меня не дошло, как эгоистично я себя повела.
— Прости, я испортила все свидание. — Я накрыла ладонью свободную руку Сэма, и он сплел свои пальцы с моими и сжал их. — Сначала распустила нюни, чего вообще-то никогда не делаю, а теперь Оливия совершенно выбила меня из колеи.
— Заткнись, — ласково сказал Сэм. — У нас еще весь день впереди. И потом, приятно в кои-то веки видеть твои... эмоции. Не все же тебе быть стоиком.
Эта мысль меня насмешила.
— Стоиком? Мне это нравится.
— Я так и думал. Но приятно ради разнообразия какое-то время не побыть размазней.
Я рассмеялась.
— Вот уж кем-кем, а размазней я бы тебя никогда не назвала.
— Так ты не считаешь меня нежным цветочком но сравнению с собой? — Я снова рассмеялась, и он настойчиво поинтересовался: — Ладно, а кем тогда ты бы меня назвала?
Я откинулась на спинку кресла и задумалась, и Сэм с сомнением поглядел на меня. Для сомнений у него были все основания. Я не слишком хорошо управлялась со словами — во всяком случае, с абстракциями и описаниями.
— Ты — человек тонко чувствующий, — отважилась я.
Сэм перевел:
— Слезливый.
— Творческая личность.
— Несчастный эмо.
— Вдумчивый.
— Жертва фэн-шуй.
Я чуть не поперхнулась от смеха.
— Какое отношение фэн-шуй имеет к вдумчивости?
— Фэн-шуй учит расставлять мебель, растения и прочую дребедень вдумчиво. — Сэм пожал плечами. — Чтобы добиться душевного спокойствия. Дзена. Ну и все в таком духе. Я не до конца понимаю, как это получается, за исключением вдумчивости.
Я шутливо ткнула его кулаком в плечо и выглянула в окно. Мы проезжали дубовую рощицу, расположенную по пути к моему дому. Тусклые бурые листья, сухие и мертвые, трепетали на ветру, дожидаясь порыва, который налетит и сорвет их с ветвей. Вот оно, правильное слово для Сэма, подумала я. Преходящий. Листок, до последнего цепляющийся за мерзлую ветку.
— Ты красивый и грустный, — сказала я наконец, не глядя на него. — Как твои глаза. Ты — как песня, которую я слышала в детстве и забыла о том, что знаю ее, пока не услышала снова.