— Но она всегда может победить другим способом, — с сарказмом ответил Крэнли.

— И каким же, интересно? — сухо бросила Амелия, в упор глядя на него.

— Искусно изображая невинность, — огрызнулся тот. — Я уверен, что именно таким образом женщины получают то, чего хотят.

— А что им остается делать, если это является пунктиком любого мужчины. Правда, не припоминаю, чтобы я спрашивала вашего мнения по этому вопросу, — произнесла Амелия. — Но мне любопытно, что думаете вы, лорд Кэлборн. — Она перевела взгляд с Крэнли, который молча бесился, на изумленное лицо Кэлборна. — Вы тоже считаете, что женщине на пользу неосведомленность?

— По крайней мере в отношении некоторых вопросов, — ответил герцог.

— Я полагаю, в картографии и математике, искусстве и философии? — серьезно поинтересовалась Амелия.

В наступившей тишине она обнаружила, что не может отвести взгляд от Крэнли, да и к чему ей отворачиваться? Ведь это он пытался самым неизящным и предосудительным образом удалить ее с этого бала. Какое потрясение он, должно быть, испытал, когда ему это не удалось! Девушку не сбить с толку такой мелочью, как дырка на платье — хотя их там гораздо больше, — для этого потребовалось бы что-нибудь посерьезнее.

Он поцеловал ее сегодня. Она не хотела этого, не ждала, но не сумела уклониться. И только потому, что была заключена в ловушку из колючих роз и не могла пошевелиться. Единственно по этой причине она стояла как столб и не оттолкнула этого нахала. Ну не виновата она.

Что же касается причин, по которым она ответила на поцелуй Крэнли, пока они оставались для нее загадкой. Но только пока. В тот момент она знала лишь то, что сердце колотилось как бешеное, кожа пылала, а грудь вздымалась от волнения. В этой тайной войне, которую они вели друг с другом все эти два года, считались лишь очевидные победы и поражения. По крайней мере так она решила. Ее не заботило, что думает об этом Крэнли. Возможно, он вообще умеет только браниться, рычит и ведет себя как ему заблагорассудится.

Вот только этот невоспитанный морской волк еще не понял, что теперь их война стала открытой.

Амелия, конечно, не должна была позволять ему целовать себя в тот первый раз. Это было чрезвычайно глупо и повлекло за собой такие серьезные последствия. Конечно, он скорее украл тот поцелуй, чем попросил его, и сколько бы раз она ни возвращалась к воспоминанию об этом — по правде говоря, гораздо чаще, чем это было необходимо, — девушка не представляла, каким образом можно было избежать его. Представлялось непростым делом выйти замуж за Айвстона, когда его брат целует ее при каждой удобной возможности; для него это должно быть очевидно.

Может ли Крэнли остановиться? Вряд ли.

Может ли воздержаться она? Похоже, что нет. Он положил этому начало, в конце концов, но завершать, кажется, придется ей. Хотя это и не совсем подобает леди.

Что ни говори, а Крэнли запутал все до крайности. В происходящем можно винить исключительно его. Она не стала бы целовать мужчину в восемнадцать лет, особенно того, кто не обладал перспективой стать герцогом. Амелия всегда четко следовала своим приоритетам и поступала так с шести лет, если не раньше. К десяти годам ее принципы стали абсолютно непоколебимыми. К шестнадцати она уже хорошо знала, что у нее ровные белые зубы, высокая грудь и чистая кожа, а еще — что она выйдет замуж только за герцога, потому что обладала всем необходимым для достижения этой непростой цели.

В восемнадцать, в год ее выхода в свет, она увидела лорда Крэнли, и эта встреча тотчас же изменила все. Однако он, казалось, не догадывался об этом.

Молодой человек, будучи старше и опытнее, использовал хитрость, притягательность и грубую силу, чтобы заключить ее в свои сильные объятия, прижать к широкой груди и пылко поцеловать. Правда, для этого смелого шага понадобился почти целый день, что также изрядно раздражало. Ей казалось, что он никогда не отважится, но Крэнли решился, однако больше ничего не происходило. Вообще ничего. За два долгих года он так и не сделал ей предложения. Ничего, кроме страстных поцелуев и нескольких совсем невинных ласк — и никакого движения вперед. Однозначно, он был самым недогадливым мужчиной во всей Англии. Неужели он никогда не предложит ей руку и сердце?

Единственное, что помогало девушке оставаться в здравом уме все эти два года, был тот факт, что ни один человек не знал о том, что произошло между ними. Никто не догадывался об их встречах. Эта мысль приятно грела Амелию. Разумеется, Луиза была бы шокирована, ведь она считала, что ей известен каждый шаг ее кузины. Почти так и было. Однако некоторыми событиями из своей жизни она не собиралась делиться ни с кем, и к этой категории относились все ее соображения относительно Крэнли.

Они встречались гораздо реже, чем ей бы хотелось, поскольку тот был далеко не светским человеком, хотя это ничуть не уменьшало его привлекательности. Даже напротив. Опасность, таящаяся в их свиданиях, добавляла немалую долю азарта тем довольно скучным мероприятиям в обществе, которые так часто приходилось посещать. Крэнли был готов увлечь ее в какую-нибудь нишу при любом удобном случае, чтобы поцеловать, что делало посещение даже очередного занудного домашнего концерта довольно сносным.

Когда им не удавалось уединиться, вечер выдавался невеселым.

Как не вспомнить хотя бы тот день, когда его брат, лорд Генри Блейксли, скомпрометировал Луизу. Они находились в комнате рядом с чуланом одни и старались изо всех сил не обращать друг на друга внимания, что было чрезвычайно сложно, поскольку Крэнли был не тем человеком, которого можно игнорировать. Он бросил на Амелию несколько сердитых взглядов, а она то и дело поворачивалась к нему спиной.

Девушка изо всех сил старалась быть достойной дочерью герцога, но из-за поведения Крэнли это было невероятно сложной задачей.

Потом были те неудачные выходные в поместье графа Куинтона. Его сын, приятный молодой человек, едва не наткнулся на них в лабиринте, когда Крэнли целовал ее. Амелия вовсе не хотела идти с ним туда, но, поскольку это развлечение усиленно навязывали, как хорошая гостья, не могла отказаться. Она была почти уверена, что Крэнли нашел ее там по чистой случайности. Однако после некоторых размышлений пришла к выводу, что тот все-таки намеренно выследил ее. Иначе как объяснить ту легкость, с которой он обнаружил ее? В тот раз он подкрался к ней, схватил за талию прежде, чем она успела сказать хоть слово протеста, и принялся целовать холмики ее груди, бережно отодвигая края тонкого муслина, поднимаясь выше и выше. Он заставил девушку откинуться назад, а что она могла сделать? Оставалось лишь держаться за него, чтобы не упасть. Они были на частном вечере, и любой мог натолкнуться на них. Но, слава Богу, этого не случилось.

Было еще множество подобных эпизодов, похожих по сути, а именно — всегда следовала неожиданная атака на нее, и каждому такому эпизоду полагалось бы закончиться предложением руки и сердца. Однако его все не было, хотя Крэнли не упускал случая потискать Амелию. Просто смешно, ведь она не из тех, кто позволяет мужчине целовать себя, если он не собирается жениться на ней. По крайней мере не была такой, пока не встретила темпераментного сына герцога Хайда.

Она искренне считала, что не должна предавать огласке их непонятные отношения. Крэнли полностью соответствовал образу матроса, получившего внезапный отпуск, и вел себя так же. Если бы только его родители знали, какой невинной девушка была, пока не влюбилась в этого самого невыносимого и совсем неподходящего ей мужчину. А теперь Амелия пала так низко, что вынуждена прибегать к уловкам, чтобы добиться его, ибо что такое список герцогов, как не хитрость? Подумать только, как Крэнли изменил ее! Что она знала об отношениях мужчины и женщины в восемнадцать лет?

Как ни крути, ясно одно: во всем виноват Крэнли.

…Она живо вспомнила их первый поцелуй.

День был довольно холодный — восемнадцатое марта, если быть точной, и ее отец был дома, в их родовом поместье в Сэндворте. Поскольку герцог скучал, то решил устроить вечер не более чем на сорок гостей, которые смогут развлечь его самого и, возможно, друг друга. Ах да, и еще его детей, ведь им так редко предоставлялась возможность хотя бы иногда повеселиться.