На главное испытание оказывается впереди. Гунтер везет свою драгоценную добычу в Вормс, чтобы отпраздновать свадьбу. Зигфрид напоминает ему, что тот обещал своему помощнику руку сестры, и получает Кримхильд в жены. И тут Брюнхильд чувствует себя оскорблённой — ведь сестра короля, ее мужа, отдана за какого-то вассала… Тут Гунтер признается, что и Зигфрид — из славного нидерландского королевского рода (перед нами — феодальный рыцарский эпос, и сословная честь значит больше, чем в варварском обществе). Сам король не может дождаться, когда закончится праздник и завершится рыцарский турнир — так не терпится ему на брачное ложе… Но когда наступает счастливый миг, богатырская дева вновь являет свой строптивый нрав: она снимает свой пояс не для того, чтобы подарить любовь жениху, а чтобы связать его, привесив на крюк в спальне. Так несчастный король проводит первую брачную ночь, и лишь наутро Брюнхильда щадит его и развязывает, чтобы не позорить перед слугами.

Верный друг Зигфрид видит, как мрачен наутро король, и Гунтер признается герою, что не может овладеть воинственной девой. На выручку опять приходит плащ-невидимка, и во тьме королевской спальни Зигфрид укрощает Брюнхильд: герой верен своей дружбе и не посягает на честь невесты, незаметно уступая свое место!унтеру. Та лишилась своей богатырской силы, после того, как ее поборол Зигфрид. Но покидая жениха с невестой, Зигфрид берет с собой ее золотой пояс и перстень, которые и передает Кримхильде, — сам автор средневековый «Песни о Нибелунгах» недоумевает, зачем он это сделал: ведь это погубит героя…

У читателя появляются основания подозревать, что составитель рыцарского эпоса, да и исландец, записывавший «Сагу о Вёльсунгах», уже не знали древнего сюжета и не понимали архаических обычаев, а значит, и поступков, которые должны были совершать герои. Зигфрид выступает как обрядовый заместитель — дружка жениха; в свадебном обряде дружке разрешалось очень многое, и как далеко заходила его право распоряжаться свадьбой и невестой в древние времена, можно сейчас лишь предполагать. Мы помним брачную оргию на похоронах знатного руса, которую описывал арабский путешественник, — там ближайшие родичи умершего наслаждались любовью его будущей невесты. Во всяком случае, дружка имел право на свадебный дар от невесты — но дары, взятые Зигфридом (и Сигурдом) были символичны: это были обручальные дары. Но обручение Сигурда не было символическим — ведь у них с Брюнхильд должен был родиться ребенок…

Тут нужно вспомнить, что в образе немецкой Брюнхильды рыцарского эпоса, как и в образе Брюнхильд исландской саги, просвечивает облик воинственной девы — валькирии. Валькирия не помышляла о супружеской жизни — сидение за пяльцами могло быть для нее лишь кратковременным отдыхом, она стремилась к битвам. Добиться ее любви мог лишь герой, превзошедший ее силой, и, значит, это мог быть только Сигурд (Зигфрид), обручившийся с Брюнхильд после того, как преодолел огненную стену. Но романтическую любовь странствующего героя к валькирии сменил настоящий брак, для которого воинственная дева была непригодна. Назревала эпическая трагедия.

Так или иначе, и в «Саге о Вёльсунгах» пришла пора Брюнхильд отправляться на свадебный пир, и прибыли туда конунг Будли с сыном Атли. Гуннар и Брюнхильд пили доброе вино, Сигурд же вспомнил тогда о клятвах, что он дал валькирии. Но герою не к лицу было подавать вид, что он совершил роковую ошибку.

Но прошло время свадебных торжеств, и однажды обе королевы отправились на купание к реке. И Брюнхильд зашла дальше в воду, чем Гудрун, удивив ее своим поступком. Тут и сказала Брюнхильд, что во всем она выше Гудрун, ибо ее муж совершил славный подвиг и проскакал сквозь пламя, Сигурд же был рабом у Хьяльпрека-конунга. И разгневанная Гудрун раскрыла ей тайну — это Сигурд первым познал гордую деву, и залогом тому — кольцо Андвари (знак проклятия!), что сейчас носит Гудрун. Брюнхильд увидела кольцо и смертельно побледнела…

Сам Сигурд, увидев, что Брюнхильд в гневе, почувствовал грядущую беду и запретил жене продолжать ссору. Но Гудрун вкусила сердца Фафнира. Она будто утешает Брюнхильд, уверяя ее, что Гуннар ничем не уступает Сигурду, да гордая валькирия не может простить измены. Гудрун и ее мать-ведьма околдовали Сигурда, их брак бесчестен, и Брюнхильд будет мстить.

Брюнхильд слегла после этих слов, и когда Гуннар вошел к жене, на него посыпались упреки: из-за него и его матери Гримхильд валькирия стала клятвопреступницей, ибо вышла не за храбрейшего, а за труса. Разъяренная королева готова была убить мужа, да его брат Хёгни связал ей руки. Тогда она разбила свою прялку и велела запереть двери в свои покои, не принимая ни вина, ни пищи.

Тогда Сигурд идет в покои Брюнхильд и просит ее вернуться к жизни. Он готов разделить ее любовь, но гордая королева говорит, что не может любить двух конунгов. Королева признается — она узнала Сигурда по его глазам, когда он в обличье Гуннара вошел к ней в палату, но какая-то дымка застилала ее хамингью — духа-хранителя (Сигурд был Нифлунгом — Нибелунгом, тьма окутывала его деяния). Тут Сигурд вздохнул так, что полопалась на его груди кольчуга, но ни с чем покинул он палату Брюнхильд.

Настал черед Гуннара спрашивать у жены, чем он может искупить ее обиду. И Брюнхильд отвечает, что не может жить, пока жив Сигурд, и иметь двух мужей в одних палатах. Она покинет Гуннара, вернувшись в свою Страну Гуннов, — и не было худшего позора для конунга, чем такой развод.

Тогда зовет он брата Хёгни и говорит, что должен убить Сигурда, ибо тот его обманул. Хгни напоминает о клятвах, что те дали, став побратимами. Но Гуннар говорит, что Сигурд сам нарушил клятву, посягнув на Брюнхильд; их же младший брат Готторм не давал клятвы — он молод и глуп. Они позвали Готторма и дали ему колдовского зелья из земли и волчьего мяса, изготовленного Гримхильд; ему было обещано и золото Нифлунгов.

И вот Готторм вошел в спальню Сигурда и Гудрун ранним утром, но герой не спал, и взгляд его был столь грозен, что убийца не решился занести меч. Лишь на третий раз он вонзил клинок в тело героя так, что он вошел в перину. Пробудившийся Сигурд успел выхватить свой Грам и бросить его вслед убегающему убийце: чудесный меч разрубил его пополам, так что верхняя часть туловища упала назад в горницу, а ноги продолжали бежать наружу.

Гудрун пробудилась от того, что вся была залита кровью Сигурда. Королева запричитала над героем так, что драгоценные кубки, стоявшие в горнице, загремели в ответ, а на дворе откликнулись гуси (эти домашние птицы отличают Гудрун от лебединых дев — валькирий). Сигурд нашел силы приподняться со смертного ложа и утешить жену — никто не в силах преодолеть судьбы, и свершилось то, что предсказано.

В «Старшей Эдде» есть настоящая элегия — Первая песнь о Гудрун, оплакивающей Сигурда. У нее не было слез от горя, когда она увидела мертвого конунга. Окружающие ее родственницы пытались утешить вдову, вспоминая о своих потерях — мужьях и сыновьях, павших в битвах, тяжком плене и оскорблениях, но ничто не облегчало горя Гудрун. Так и в русских похоронных плачах голосящей вдове вторят ее родственницы. Наконец ее сестра сорвала покрывало с тела Сигурда, и, увидев возлюбленного, Гудрун запричитала, так что во дворе откликнулись гуси — прекрасные птицы Гудрун. Ее Сигурд был выше братьев Гьюкунгов, как лук среди полевой травы, а воины конунга чтили ее больше, чем дев Одина (валькирий); убийц, давших ложные клятвы, самих ждет проклятие — их земля будет разорена, а золото Нифлунгов принесет им гибель.

Но причитания Гудрун вызвали смех у виновницы этой драмы — Брюнхильд. Невесел был этот смех, и Гуннар признался, что лучше бы брат Брюнхильд Атли лежал мертвым, чем им — клятвопреступникам и братоубийцам, оплакивать ныне Сигурда.

Нет покоя и Гуннару — вещий ворон, птица Одина, прокаркал о будущей гибели Гьюкунгов, как только Сигурд погиб на Рейне. И Брюнхильд снится вещий сон о смерти Нифлунгов — нарушителей клятвы побратимства. Теперь она оплакивает Сигурда — того, кто оставался этой клятве верен.