Царство Утгарда-Локи, где рукавица казалась громовнику и его спутникам теремом, а кошка оказывалась Мировым змеем, не случайно носило такое наименование. Загадочный спутник Тора — ас Локи — был связан с двумя мирами, Мидгардом и Утгардом, одновременно. Это он породил в Утгарде с великаншей Ангрбодой самого Мирового змея и еще двух чудовищ, волка Фенрира и богиню смерти Хель.
Как мы видели, и боги не гнушались браками с великаншами, особенно если они, в отличие от безобразной старухи Ангрбоды, оказываются прекрасными девами; сам Один родил от великанш Ринд и Грид сыновей Вали и Видара — будущих мстителей, которые расправятся с чудовищами, разрушителями Асгарда. Но Ангрбода, чье имя означает «Сулящая горе», была страшной ведьмой, обитавшей в Железном лесу — к востоку от Мидгарда. Мы помним, что восток, как и север, — демонические стороны света в скандинавской мифологической картине мира: на востоке расположен Ётунхейм, Страна великанов.
В этом колдовском лесу, противопоставленном освоенному и огражденному жилому пространству, Мидгарду, Ангрбода породила Фенрира и весь род великанов, имеющих облик демонических волков. Один из них, самый огромный — Лунный Пес, — в конце времен пожрет трупы мертвецов и забрызгает кровью небосвод: речь идет о павших в битвах героях Одина.
Но самые страшные порождения Ангрбоды — Ёрмунганд, Фенрир и Хель. Когда боги узнали от вёльвы, что сулят им эти дети, когда они вырастут, Один велел привести их к нему. Он бросил змея в море, и тот вырос так, что обернулся вокруг земли и стал кусать себя за хвост.
Хель, богиню смерти, Один низверг в Нифльхейм — преисподнюю, где она стала хозяйкой загробного мира. Небесные боги часто низвергали злобных демонов с небес в преисподнюю. Там они уподоблялись богам, но в преисподней все было наоборот, не как на небе. Так и Хель в своем загробном мире, получившем ее имя (Хель или Нифльхель), принимала не героев, павших на поле боя — им был уготован воинский рай в небесной Вальхалле, — а подлых убийц и умерших от болезни или старости, а также соблазнителей чужих жен и нарушителей других норм родового права. Имя Хель в германских языках сохранилось и в названии ада, но загробный мир, где хозяйкой была эта великанша, мало напоминал христианский ад, так же как Вальхалла — рай. Не грешники, а простые мертвецы, не удостоенные участи эйнхерия, обречены были на жизнь в преисподней. Сам омерзительный вид и иссиня-черный цвет тела Хель напоминает о разлагающемся трупе, а имя первоначально и могло означать могилу.
Преисподняя Хель располагалась под одним из корней Иггдрасиля и одновременно на севере — мир великанов, Етунхейм, и загробный мир Хель как бы объединялись в Утгарде, недаром прискакавшего в Утгард Скирнира стороживший жилище великана пастух спрашивает, не дорогой ли мертвецов прибыл сюда посланец Фрейра. Река Гьёлль — «Шумная» — течет у врат Хель, к ним ведет мост через реку, который выстлан светящимся золотом; золото — это символ иного мира, будь то преисподняя, Вальхалла или подводное царство морского великана Эгира. Мертвецы, бредущие в Хель, должны вброд пересекать эту реку. Мост и въезд в Хель охраняют великанская дева Модгуд и пес преисподней. Высокие ограды и крепкие решетки отделяют мир мертвых от мира живых. У Хель в преисподней — большие селения, ведь ей надо вместить всех умерших, но безрадостна жизнь в этих селеньях. Палаты самой богини именуются Мокрая Морось. Они стоят на береге Мертвых, дверями на север, стены же их сплетены из живых змей, и яд каплет сквозь дымоход. Дракон Нидхёгг терзает в Хель трупы — представление о том, что преисподняя остается одновременно и могилой, где труп пожирают хтонические чудовища, сохраняется в мифах о Хель. «Голод — ее блюдо, Истощение — ее нож, Лежебока — слуга, Соня — служанка, Напасть — падающая на порог решетка, Одр Болезни — постель, Злая Кручина — полог ее», говорится в «Младшей Эдде».
Хель помнит о своей вражде с богами и не зря собирает у себя в преисподней полчища мертвецов. Когда наступит день Гибели богов, они воссядут на корабль Нагльфар, что построен из ногтей мертвецов, и отправятся на бой с дружиной эйнхериев.
Боги изгнали из Мидгарда двух чудовищ — Ёрмунганда и Хель, и лишь Фенрира оставили у себя. Это понятно: ведь волк, даже чудовищный, не был просто демоническим существом, он был символом боевой дружины; два волка были чудесными помощниками самого Одина. Правда, к этому волку мог подступиться и кормить его один отважный Тюр. Боги же со страхом замечали, как изо дня в день растет Фенрир. Тогда они решили изготовить волшебную цепь, чтобы сковать его. Сначала они сковали цепь, прозванную Лединг, и предложили волку надеть ее, чтобы испытать свои силы. Волк согласился на игру (ведь он был еще младенец) и, напрягшись, порвал цепь. Тогда асы изготовили другую цепь, которой тоже дали имя, — Дроми. Но волк опять рванулся так, что разлетелись звенья этой цепи. Тогда-то боги должны были вспомнить об умельцах карлах, и Один отправил Скирнира, гонца Фрейра, под землю, в страну черных альфов, с повелением изготовить цепь, зовущуюся Глейпнир. В ней мастера-карлы должны были соединить шесть сутей: шум кошачьих шагов, женскую бороду, корни гор, жилы медведя, рыбье дыханье и птичью слюну. Снорри, рассказывающий об этом в «Младшей Эдде» устами Высокого, напоминает читателю, что все это — морок, ибо не бывает шума от кошачьих шагов и бород у женщин.
Но мифический мир строится на собственных реалиях — и боги получили путы, напоминающие шелковую ленту. Они заманили волка на некий остров на озере Амсвартнир и стали показывать ему ленту, пытаясь ее порвать. Волк заподозрил неладное, ибо если нельзя было порвать эту ленточку — значит, здесь не без колдовской хитрости. Но он не был лишен великанской гордости и не хотел, чтобы его обвиняли в трусости. Тут-то он и потребовал, чтобы в залог его свободы Тюр положил руку в волчью пасть. Волк стал рвать путы, но те становились все крепче и врезались в его тело. Когда волк оказался связанным, рассмеялись все боги, кроме Тюра…
Потом асы взяли один конец пут, который назывался Гельгья, протянули его сквозь каменную плиту Гьёлль (ее имя совпадает с названием реки преисподней) и закопали эту глыбу глубоко в землю. Другой конец пут они привязали к камню, именуемому Твити, и закопали его еще глубже. Мы видим, что свои собственные имена получают даже камни, зарытые в землю; такова была вера в силу имени — знавший имена мог понять все, что происходит в мире.
Несчастья Фенрира не кончились на этом, волк метался в путах и страшно разевал пасть, пытаясь загрызть коварных асов. Тогда они просунули ему в пасть меч, так что рукоять уперлась под язык, а острие — в нёбо. Связанный Фенрир дико воет, и слюна, текущая у него из пасти, превращается в реку Вон, что значит «Надежда». Надежда на освобождение сбудется для волка, но это будет гибелью для богов.
Как Фенрир, связанный на острове посреди озера, оказался в Вальхалле на западной стене, в мифах не говорится. Но мы уже знаем, что в мифологической вселенной разные точки пространства могут совмещаться в одной: двойником Фенрира оказывается пес Гарм, привязанный в пещере Гнипахеллир. Своим лаем он возвестит Гибель богов. Этот пес — страж преисподней, Хель; но и Фенрир привязан у врат загробного мира, правда, небесного, а конец его привязи — в преисподней. Связавшему Фенрира Тюру предстоит сразить Гарма и погибнуть самому. Но пока привязи еще крепки, и Жадный (как именует вёльва Фенрира) не вырвался на волю.
Обмен ценностями и конфликт в мифологическом мире
Чудовищный волк, связанный в Вальхалле — центре божественного Асгарда и населенного людьми Мидгарда, — напоминает пирующим эйнхериям о грядущем конце света. Но и добрый бог Бальдр оказался в плену у Хель — преисподней. Отношения между разными мирами скандинавской мифологии есть отношения обмена и конфликта — так же, как и в человеческом обществе.
Мы видели, что этот обмен неравноценен: боги, по обычаю экзогамии, часто брали жен в Стране великанов, но тем так и не удалось заполучить ни Фрейю, ни Сив, ни Идунн. Все сокровища, выкованные подземными умельцами карлами или цвергами — молот Мьёлльнир и ожерелье Брисингов, остались у богов. Лишь однажды карлам и великаном удалось заполучить чудесный напиток. Об этом рассказывает самый поэтический миф.