Таким образом, активная роль этих жриц, которая дополняла служение их мужей, бывших в числе почетнейших жрецов Рима, была весьма значительна: их жертвы приносились божествам, ведавшим ходом времени. Но за рамки общих ограничений на участие в жертвоприношениях они были выведены, возможно, именно благодаря единству их брачной четы, олицетворявшей чету идеальную, чистота которой служит залогом действенности обряда.

Эти случаи были далеко не единственными исключениями из правил. Право приносить жертвы имели и другие жрицы, хотя мы и не можем точно понять почему. Таковы были салийские девы, о которых известно очень мало. Они носили «апекс» (остроконечный колпак) и воинский плащ салиев — жрецов, приносивших жертвы при начале и окончании войны. Салийские девы, будучи женской частью этой корпорации, приносили жертвы в древнем царском дворце (вероятно, Регии). Совершали жертвоприношения и некоторые жрицы культов иноземного происхождения, прижившихся в Риме: Цереры на Авентине, Кибелы и Исиды.

Но не только жрицы справляли самостоятельные религиозные церемонии и даже не только они приносили жертвы. Варрон прямо говорит, что по «римскому обряду» женщины совершают жертвоприношения, накрывшись покрывалом [537], и некоторые изображения сохранили для нас картины таких женских богослужений.

По некоторым праздникам матронам полагалось совершать обряды, включавшие бескровные жертвоприношения.

1 марта, на женские календы (femineis kalendis) [538], или Матроналии, матроны приносили ладан и цветы Юноне Луцине на Эсквилине:

Они получали подарки от супругов, совершали моления pro laude virorum («о славе мужей») и устраивали обед для своей фамилии. Сама дата объясняет этот обычай: 1 марта некогда было началом года. Таким образом, возникает параллель с декабрьскими Сатурналиями, когда подарки дарят мужчинам и рабы меняются местами с господами, и с новогодними пожеланиями. Но при чем тут Юнона Луцина, ведавшая родами, для которой мартовские календы — также годовой храмовый праздник?

7 июля, на Капротинские ноны, матроны с рабынями справляли праздник женской плодовитости, принося в дар Юноне под дикой смоковницей млечный сок этого же дерева. Об этой церемонии сказано много, особенно о символике смоковницы и козы (или козла), с которыми связаны и название праздника, и эпитет самой богини. Уже в древности пытались найти историческое объяснение ритуалам, объединявшим свободных женщин с несвободными, причем последним дозволялась неслыханная вольность поведения. Считалось, что праздник напоминает о героической преданности рабынь, которые в незапамятные времена, переодевшись, якобы заняли место своих хозяек, взятых заложницами, перепоили врагов и зажгли факел под покрывалом, дав римлянам знак, что можно истребить недругов. Но это всего лишь этиологическая легенда, придуманная для обоснования некоторых элементов обряда.

Другой древний обряд — Матралии 11 июня — включал действо, вероятно, весьма характерное для всех женских обрядов. Матроны отправляются в храм Матери-Матуты на Бычьем форуме и вводят в него рабыню, которую потом яростно изгоняют бичом. Другой момент этого ритуала: каждая матрона берет на руки ребенка своей сестры и, качая и лаская его, просит богиню о благосклонности. Овидий плохо понимает дошедшие до него обряды (Фасты, VI, 475–483):

На самом деле Мать-Матута («Утренняя») — богиня зари, и пирог ее как раз утреннего цвета. По толкованию Дюмезиля, основанному на сравнительном анализе с ведической мифологией, матроны изображают, как Матута прогоняет ночной мрак, а также ее любовь к Солнцу, сыну Ночи (сама же она — сестра Авроры). Капротинские ноны, возможно, также связаны с этим праздником, поскольку теоретически (если бы республиканский календарь был точен) они проходили в первые ноны (первую лунную четверть) после летнего солнцестояния, когда солнечный день начинает уменьшаться, вплоть до зимнего солнцестояния.

Тот же Овидий [540]описывает праздник Вертикордии 1 апреля:

Календарь Пренесты [543]дает другое объяснение (возможно, дополнительное): женщины — во всяком случае, женщины скромного состояния, так называемые humiliores, — в этот день мылись в части терм, обычно предназначенной для мужчин, «потому что именно в этом месте мужчины обнажают ту часть тела, которой добиваются женской благосклонности». Но вернемся к Овидию:

Речь идет о «коцете» — возбуждающем питье, которое обычно давалось новобрачной. Итак, вероятно, речь здесь идет об одном приношении (ладан и цветы) двум богиням, которое совершали женщины всех слоев общества, воспроизводя некоторые предсвадебные обряды, испрашивая удачные половые и супружеские связи.

Обратим внимание, что при всех этих различных церемониях женщины совершают публичное богослужение, прямо их касающееся, поскольку речь здесь идет о плодовитости и сексуальности. Но у нас так мало источников, что мы не можем знать точно, ни что делали матроны на этих церемониях, ни как они совершались, ни почему совершались такие-то действия. В особенности это относится к двойному празднику Карменталий 11 и 15 января (угодные богам нечетные числа до и после ид).

Алтарь Карменты, или Карментиды, находился на Бычьем форуме и, по преданию, поставлен Эвандром, сыном богини. Римляне исторической эпохи плохо понимали этот архаический культ; они видели в Карменте то покровительницу родов [544], то богиню-пророчицу [545]. Согласно Овидию, 11 января посвящено мальчикам, 15 января — девочкам. В легендах, объясняющих праздник, говорится также о «забастовке» матрон, якобы отказавшихся рожать и принимавших абортивные средства [546]. В отношении обряда известно, что в этом храме было запрещено варить пищу, что женщины приносили богине какие-то жертвы, что жрец (фламин Карменты) произносил сакральную формулу в храме у Карментальских ворот, причем на церемонии присутствовали понтифики. Итак, это был вполне официальный, публичный культ, касавшийся женщин, но отправлявшийся вместе с мужчинами или одними мужчинами.