Отдал пенатам другим Катон ее плодовитость,
Чтобы два дома она материнскою кровью связала, —
пишет Лукан [282]. Сенека, впрочем, полагает, что это уж чересчур [283], но если сдача утробы внаем (locatio ventris) и не была правилом, как можно понять из Плутарха [284], то не была и исключением; в императорских фамилиях было несколько подобных примеров.
Иное дело рабыня: тут проблема только в ее стоимости, так что требовалось уточнить, куплена ли она девственной (virgo) или уже женщиной (iam mulier) [285]. Но обман в делах такого рода считался как бы правомочным и не влек за собой расторжения сделки. Указывалось также, не беременна ли продаваемая — это считалось признаком доброго здоровья.
Что касается сексуального удовлетворения женщин, о нем говорилось прежде всего в связи с мифом о Тиресии. По версии Овидия [286], Юпитер однажды сказал Юноне: «Ваш пол гораздо сильнее мужского ощущает удовольствие». Богиня не соглашалась. Они обратились к Тиресию, побывавшему и мужчиной, и женщиной, и тот подтвердил мнение Юпитера к великому негодованию Юноны, ослепившей прорицателя. Овидий выводит из этого, что в гетеросексуальном акте наслаждение делится лучше, чем в гомосексуальном, а потому любить лучше девушек, чем мальчиков. Так или иначе, врачи полагали, что какое-то минимальное удовольствие необходимо женщине для зачатия. Но на деле ничего не было известно о том, какое влечение или отвращение может существовать между конкретными супругами, и, можно сказать, не было ни одного эротического совета, адресованного порядочным супругам. Руф говорит буквально, что «некоторые мужчины перед соитием протирают себе бельем место помазания, чтобы оно было совершенно чистым» [287], а Орибаз, рассуждая, можно ли женщине отказываться от исполнения супружеского долга, выражает пожелание, чтобы ей в любом случае давали передышку между двумя беременностями, иначе она и себе испортит фигуру, и детей родит по своему подобию [288].
Беременность
Обычно считалось, что строгое половое воздержание вредно для общего здоровья женщины; именно этим Апулей [289]оправдывает свой брак с почтенной и целомудренной вдовой, которая не могла больше держаться. Но беременность, которая, с точки зрения медиков гиппократовой школы, была, так сказать, нормальным состоянием, в римскую эпоху в конце концов стала рассматриваться как своего рода продолжительная болезнь — необходимая, но неприятная, на всем своем протяжении связанная с разнообразными расстройствами, особенно пищеварительными: рвотой, отвращением к пище или «желанием есть пищу неподобающую: землю, уголь, виноградные усы, зеленые и кислые фрукты» [290]. Поэтому беременную женщину надо убедить следовать определенному режиму питания, употреблять мази, массаж — впрочем, врач может позволить применять и амулеты против выкидышей, если они сами по себе безопасны. Женщина должна поддерживать живот повязкой и, не оставаясь праздной, избегать всякой тяжелой работы; она может отказывать мужу, говоря, что половая связь опасно сотрясает плод. Но слишком щадить себя не следует: «Пусть хозяйки смотрят на служанок и женщины, ведущие праздную жизнь, на тех, что сами зарабатывают хлеб свой» [291].
Некая женщина из Геркуланума лет примерно двадцати пяти умерла незадолго до родов, хотя беременность переносила прекрасно. Она была совершенно здорова, ее скелет не сохранил никаких следов изнурительной работы, ждала она первого ребенка. Ее накрыла лава. В ржавчине (от булавки?) сохранилось несколько волос этой женщины, а в них неожиданно обнаружили гниду. Тогда скелет рассмотрели внимательнее и увидели на черепе маленькую впадинку — быть может, след расчесывания.
Многие считали беременность «непристойным бременем» (indecens onus) и думали, что она временно, а то и навсегда уничтожает красоту, изнуряет женское тело, портит цвет лица (если плод — девочка), оставляет морщины на лице и на животе. Овидию нравится гладкий живот, а той, у кого «легли на живот морщины Луцины», он советует «биться, как парфский стрелок, вспять обращая коня» [292]. Впрочем, фантазии в таких делах позволялись только проституткам, что видно, например, на росписях недавно раскопанных пригородных терм в Помпеях.
Самопроизвольный выкидыш, в теоретическом плане прекрасно описанный в медицинской литературе, интересовал и юристов, ставивших вопрос, не является ли недееспособной по здоровью (morbosa) женщина, постоянно рожающая мертвых детей [293]. Кальпурния, жена Плиния, будучи совсем юной (puellariter), не знала о своей беременности. «Эту ошибку искупила она тяжким уроком: она стояла на пороге смерти» [294]. Это произошло не по ее вине «а до некоторой степени по вине возраста» [295]. Словом, она поправилась, но больше беременна уже не была. Достойно удивления, что супруг радовался меньше, чем можно было бы ожидать, хотя он в общем-то ни в чем не виноват.
Интересный случай технически верно описан Галеном (текст сохранился только в арабском переводе Унена) [296]: «У одной женщины на четвертом месяце беременности случилось кровотечение, потом потек густой зловонный гной, наконец, она выкинула. Каждый день из нее выходило немного плаценты, потому что плацента внутри загнивала. Когда выход плаценты закончился, повитухи и все врачи, занимавшиеся этим случаем, кроме меня, решили, что очищение завершилось. Но я, пощупав пульс женщины, по его биению понял, что внутри нее осталось нечто, что должно быть выброшено. Я объяснил это самой женщине, ее мужу и всем, кто ею занимался, и настоял, чтобы ей помогли извергнуть остававшееся внутри. Через шестнадцать дней после первого выкидыша она выкинула еще один плод».
Но обычно другие женщины приписывали выкидыш (нередко кончавшийся смертельным исходом) разным несчастным случаям и чаще всего — жестокости мужа. Римские историки рассказывают [297], что Поппея погибла вместе с нерожденным младенцем, потому что рассердила мужа — императора, который избил ее ногами. Тацит говорит об этом с большим сомнением [298], и действительно, это ходячий сюжет, которому придавали чрезмерную важность, штамп, отражавший не столько реальность, сколько страхи, известные уже древнейшим восточным кодексам. Причиной беды считали и сильные переживания, как в случае с Юлией — дочерью Цезаря: будучи женой Помпея, она увидела мужа в окровавленных одеждах, испугалась, что случилось худшее, «и упала без чувств. Она была беременна, и из-за этого внезапного обморока, а также сильного горя выкинула» [299]. Невеликое дело, но велики были следствия: союз между Цезарем и Помпеем потерял реальную основу, и мир стал невозможен.
Разумеется, в интересном положении большое значение придавали и суевериям. Прежде всего пытались определить пол будущего ребенка. Если женщина сразу после предположительно плодотворного соития ела петушиные яички или жареную телятину с кирказоном, то родится мальчик. Затем хотелось узнать, что с тобой происходит на самом деле: например, Юлия, беременная от Тиберия, желала мальчика и проверяла, хорошо ли она его носит, наблюдая за куриным яйцом, которое всегда лежало на груди у нее самой или у ее кормилицы [300]. Многие женщины, страдая все больше по мере приближения родов, для их облегчения носили амулеты — как правило, растения («вонючее дерево», дикий огурец, полынь, василек и др.) — прямо на теле или в ладанках, прикрепленных к поясу или к ноге. Врачи не возражали, но замечали, что будущая мать непременно должна себя хорошо чувствовать и по возможности ей не надо прекословить.