Иначе говоря, «врученная» супруга, входя в фамилию своего мужа, в принципе не могла вернуться назад, а в браке без «вручения» жена жила вместе с мужем, но под отеческой властью своего отца или деда по отцу, который всегда мог ее защитить или принять к себе; она сохраняла прежние отношения агнации и наследственные права. С нашей же точки зрения, одно из основных различий между двумя типами брака состояло в возможности развода: брак с «вручением» его исключал (можно было только прогнать жену), а при браке без «вручения» допускался по инициативе любого из супругов — иногда с одобрения отца семейства. Здесь свобода стала полной: инициатива развода не могла исходить от отца (по крайней мере со времен Антонина Пия), и нельзя было заключить соглашение, запрещавшее или наказывавшее развод [94]. Это означало, что «неврученная» супруга пользовалась или хотя бы могла пользоваться большей независимостью, особенно если ее отца не было в живых. Но зато такой тип брака был весьма непрочен, ибо держался только на постоянно подлежавшей подтверждению воле супругов жить вместе, «супружескому чувству» (affectio maritalis) [95]. Можно спорить, не вследствие ли этого увеличилось количество разводов и случилось то, что — вне всякого сомнения, слишком упрощенно — называют упадком нравов при Империи. Так или иначе, уже с республиканской эпохи тип брака «без вручения» постепенно стал вытеснять разные формы брака под мужней властью, хотя благодаря известному уважению к традиции и религиозным требованиям обряд конфарреации еще справлялся. Но, по-видимому, уже в начале Империи власть, вытекавшая из этой формы брака, ослабела и распространялась лишь на некоторые виды религиозной деятельности [96].

Распространение более гибкого (без «вручения») типа брака в интересующую нас эпоху влекло за собой определенную женскую «эмансипацию». Но вслед за ним явился и ряд мер, теоретически направленных на «покровительство» женщинам, однако главным следствием имевших ограничение дееспособности тех, кому якобы помогали: чтобы убедиться в этом, достаточно прочесть комментарий юриста Ульпиана (начало III в. н. э.) к одному из определений сената: «Вознесем похвалой дальновидность сего высокопочтенного собрания, ибо оно пришло на помощь женщинам, которые по слабости своего пола (imbecillitas sexus) часто попадают в такое положение» [97]. Поводом к этому женоненавистническому причитанию было одобрение сенатус-консульта Веллея (очевидно, во второй половине I в. н. э.), развившего одно из распоряжений Августа: запрещение женщинам ручаться за долги своего мужа было распространено на обязательства платить чьи бы то ни было чужие долги в случае отсутствия должника. Были также, как мы увидим, приняты меры, охранявшие приданое. И мы, хотя и выходим при этом за хронологические рамки книги, не можем не упомянуть Юстиниана, который в VI в. в полном соответствии с классической юридической традицией распространил эти меры еще шире, «чтобы легкомыслие женского пола (sexus mulieribus fragilitas) не приводило женщин к разорению» [98].

Приданое прямо связано с женской половиной супружеской четы. Это приношение мужу от жены или от ее имени — учреждение, имевшее юридическую, экономическую и социальную сторону; в Риме родители использовали его, чтобы передать своим дочерям состояние и общественное положение. Хотя брак не требовал приданого как условия своей законности, собрать его было родительским долгом, исполнение которого ожидалось обществом — и, само собой, среди представителей обеспеченных классов, и более бедных слоев населения: египетские источники нередко свидетельствуют об очень скромном приданом. Целью приданого было помочь мужу содержать хозяйство и обеспечить женщине, покидавшей свою фамилию, часть фамильного достояния, которое она не могла получить по наследству (при «врученном» браке) или не дожидаясь получения наследства (при «неврученном» браке).

В зависимости от того, предполагал ли брак полную супружескую власть (manus), муж либо явно становился полным собственником приданого, либо, видимо, получал права распоряжения им и доходы с него, но заимообразно. Так, например, в запутанном деле Лицинии, жены Гая Гракха, приданое которой пропало во время смуты, стоившей жизни ее супругу, юрисконсульт Муций Сцевола рассудил, что семейство мужа должно возместить Лицинии ущерб, «поскольку смута возникла по вине Гракха» [99].

Со времени Августа мужу было запрещено присваивать себе расположенную в Италии недвижимость, полученную в приданое, без согласия жены. Напомним, что дарственные супругов друг другу были запрещены, а при браке без «вручения» имущество мужа и жены никоим образом не смешивалось: если жена была «в своем праве», то оставалась собственницей своего достояния. Разительный пример — Аврелия Орестилла, богатая жена неоплатного должника Катилины [100]. Что происходило в таком браке в случае развода или смерти жены? Надо иметь в виду, что существовало два вида приданого: «отцовское» (dos profecticia), собранное отцом или дедом жены, и «привнесенное» (dos adventicia), собранное другим лицом — самой женщиной или друзьями семейства. Собравший такое приданое называл себя «вторым отцом» (pater alter), как Плиний Младший, хлопотавший о дочери некоего Квинтилиана (несомненно, не того, который был великим оратором). Он писал ему, предлагая свою щедрость: «Она выходит замуж за человека прекраснейшего, Нония Целера, на которого гражданские обязанности накладывают необходимость жить с некоторой роскошью. Поэтому дочери твоей, в соответствии с положением ее мужа, прибавь и одежды, и прислуги. Достоинства это не прибавляет, но служит к нему как бы добавкой и украшением. Я знаю, что ты богато наделен душевными качествами и маловато материальными. Я притязаю на часть твоего бремени и как второй отец вношу для нашей девочки пятьдесят тысяч <сестерциев>» [101].

Обычно между семействами заключались договоры о приданом (pacta dotalia), позволявшие определить различные случаи регулирования вопросов о приданом согласно общественному и финансовому положению договаривающихся. При отсутствии такого соглашения правила, кажется, были таковы. Если брак прекращался вследствие смерти супруги, привходящее приданое оставалось в собственности мужа, становясь его доходом, а отцовское приданое возвращалось отцу, причем в случае необходимости вдовец мог удержать от него пятую часть в пользу ребенка, родившегося от брака. Если брак прекращался вследствие развода или смерти мужа, приданое, как правило, возвращалось, за исключением шестой части на ребенка (но не более трех) [102], если развод случался по причине прелюбодеяния жены. Возвраты приданого порождали множество юридических и практических проблем, о которых Цицерон неоднократно сообщал своим корреспондентам по случаю развода его дочери Туллии; споры с Теренцией по поводу собственности, полученной Цицероном в приданое, и интересов их сына Марка также занимают заметное место в его переписке [103].

Впрочем — немаловажное обстоятельство! — если женщина становилась вдовой, оставив за собой приданое, она сохраняла шансы заключить новый брак [104].

Но по желанию супруги могли владеть имуществом не как приданым, а как общим (societas [105]) — либо и наличным, и будущим, либо только совместно нажитым. Это было знаком самой высокой супружеской любви, которую воспевает поэт Марциал [106]: