В 1925 году Центральная контрольная комиссия РКП(б) опубликовала тревожную статистику, свидетельствовавшую о растущем количестве партийных взысканий и падении престижа партии по причине пьянства и разложения ее активистов и руководящих работников. Через несколько лет обследование Политического управления Рабоче-крестьянской Красной армии показало, что 40 процентов армейских парторганизаторов привлекались к ответственности за пьянство. Судя по протокольной статистике НКВД, бытовое хулиганство возросло в 1927 году, по сравнению с 1925-м, в городах на 13 процентов, а в селах на 45 процентов ^{45} . В те годы статистика еще соответствовала своему предназначению и показывала, что прогулы на почве пьянства в 1927 году принесли 135 миллионов рублей убытка, из-за понижения производительности труда государство недополучило 600 миллионов рублей ^{46} . Школьная комиссия врачей-наркологов выяснила в 1925—1926 годах, что 90 процентов учащихся советских школ уже приобщились к спиртному ^{47} .

Поэтому борьба за трезвость становится одним из элементов «большого скачка» — форсированного переустройства экономики и социальной структуры общества на рубеже 20—30-х годов. В 1926 году декрет Совнаркома РСФСР «О ближайших мероприятиях в области лечебно-принудительной и культурно-воспитательной работы по борьбе с алкоголизмом» обязал ведомства здравоохранения, юстиции и внутренних дел организовать принудительное лечение алкоголиков. Годом позже постановление правительства РСФСР «О мерах ограничения продажи спиртных напитков» запретило продажу водки несовершеннолетним и лицам, находившимся в нетрезвом состоянии, а также наделило местные советские органы правом прекращения продажи спиртных напитков в праздничные и нерабочие дни ^{48} .

Переломным в развитии кампании по преобразованию быта стал 1928 год. Чрезвычайные меры при проведении хлебозаготовок были дополнены изменением уголовного кодекса: вновь вводились строгие наказания за самогоноварение, причем не только за производство на продажу, но и для собственного потребления ^{49} .

В феврале в Колонном зале Дома союзов состоялось учредительное собрание «Российского общества по борьбе с алкоголизмом» (ОБСА), основанного на базе также недавно возникшего Московского наркологического общества. Поддержку новой общественной организации оказали Московский комитет ВЛКСМ и Моссовет, а в числе ее основателей были крупные медицинские авторитеты: Н. А Семашко, В. А. Обух, П. П. Ганнушкин. В руководство ОБСА вошли и видные советские деятели — Е. М. Ярославский, С. М. Буденный, Н. И. Подвойский, Демьян Бедный. Их приверженность идее полной трезвости несколько сомнительна, но традиция председательства «свадебных генералов» во главе общественных организаций жива и по сей день.

Председателем общества был избран экономист и литератор Юрий Ларин (М. А Лурье), его первым заместителем — рабочий-металлист, член Президиума ЦКК ВКП(б) С. М. Семков, секретарем — врач Э. И. Дейчман. За первый год существования общества было создано более 150 местных (губернских, окружных) организаций по борьбе с алкоголизмом, общая численность ОБСА выросла до 200 тысяч членов. Уже в мае следующего 1929 года состоялось первое заседание Всесоюзного совета противоалкогольных обществ (ВСПО) СССР с участием более 100 делегатов, в их числе посланцев Украины, Азербайджана, Белоруссии, Туркмении. В состав ВСПО вошли представители ЦК ВКП(б), ЦК комсомола, Всесоюзного центрального совета профсоюзов, наркоматов здравоохранения РСФСР и Украинской ССР, Наркомата труда СССР, Высшего совета народного хозяйства СССР, Главполитпросвета, Наркомпроса РСФСР и других учреждений и организаций.

Помимо развертывания соответствующей агитации, новая организация должна была решать, по мнению ее председателя, масштабные задачи:

«Общество должно поставить на ноги женщину, направить ее внимание на рабочую кооперацию, торгующую водкой, натравить на это. Надо добиться, чтобы рабочая кооперация больше уделяла внимания овощам, мясу, маслу и т. п. предметам, которые трудно достать….

Общество должно двигать, возбуждать те многочисленные организации, которые ведают у нас спортом, кино, культработой, клубами и т. д. и которые очень часто недостаточно живо организуют свою работу.

Организовать борьбу с шинкарством, искоренять его и беспощадно уничтожать, создать рабочие дружины по его выявлению.

Дать толчок развитию сети лечебных учреждений против алкоголизма, диспансеров.

Поднять на ноги детей, школьников и бросить их на пьющих родителей» ^{50} .

Так в 1928—1929 годах антиалкогольное движение стало государственной кампанией. Одной из ее первых жертв стал Сергей Есенин. Несколькими годами ранее поэт пользовался покровительством властей, смотревших сквозь пальцы на его дебоши и даже предпринимавших — по линии ОГПУ — меры для его лечения. «Мы решили, что единственное еще остающееся средство заставить его лечиться — это Вы, — обращался член ЦК X. Г. Раковский к Ф. Э. Дзержинскому в октябре 1925 года. — Пригласите его к себе, проберите хорошенько и отправьте вместе с ним в санаториум товарища из ГПУ, который не давал бы ему пьянствовать». Но уже через год после смерти поэта началась кампания по «развенчанию Есенина»; а после публикации «Злых заметок» Н. И. Бухарина он был объявлен главным «певцом хулиганства» в СССР ^{51} .

Основным делом советских трезвенников стала подготовка антиалкогольного закона. Его проект предполагал предоставить право районным советам крупных городов, горсоветам прочих городов и советам поселений городского типа закрывать всякое место продажи водки и вина, «если они признают это необходимым по культурно-общественным соображениям, или если об этом будут ходатайствовать рабочие предприятий». Так возрождалась опробованная на практике в 1914—1915 годах идея участия общественности в разработке и проведении в жизнь социальной политики.

Однако у руководства движением стояли наиболее радикальные сторонники полной трезвости; во всяком случае, имевшие место попытки агитации на тему «Как нужно культурно выпивать» обществом пресекались как идейно вредные. Разработчики антиалкогольного проекта уже считали вполне возможным «в генеральном пятнадцатилетнем плане хозяйства предусмотреть полное прекращение в десятилетний срок в СССР производства и продажи водки, водочных изделий и пива». Эта маниловщина, отчасти простительная для энтузиастов-трезвенников 20-х годов, еще аукнется при проведении печально известной горбачевской кампании. Предлагался также набор административных мер: воспрещение импорта вина, открытия новых мест торговли спиртным, его рекламы и продажи «во всех курортных местностях СССР, клубах, буфетах всех общественных учреждений» и лицам моложе 17 лет ^{52} .

Многие из этих рекомендаций вошли в принятые в 1929 году постановления Совнаркома РСФСР «О мерах по ограничению торговли спиртными напитками» и «О мерах по осуществлению борьбы с алкоголизмом». Первое запрещало открытие новых винных магазинов в городах и рабочих поселках, торговлю спиртным в предпраздничные, праздничные и выходные дни, в период выдачи зарплаты и проведения наборов в Красную армию. Не допускались торговля вином в общественных местах, продажа его несовершеннолетним и любая алкогольная реклама. Другое постановление требовало создания сети противоалкогольных диспансеров, ежегодного сокращения производства водки и крепких спиртных напитков в пользу роста продажи безалкогольных напитков и спортинвентаря и развития общественного питания ^{53} .