Элизабет, самая высокая и самая жизнерадостная из вдов в их клубе, бросилась Грейс на шею и крепко прижала ее к своей груди.

– О, я молилась, чтобы с тобой случилось грандиозное приключение! Так и было, да?

– Возможно. – Грейс с улыбкой посмотрела на порывистую молодую вдову с львиной гривой волос, которые словно ореол окружали ее привлекательное лицо.

– О, я знала это. Я была единственной, кто верил в твое долготерпение. Разве я тебе не говорила, Сара?

– Говорила, правда. – Сара Уинтерс была самой старшей среди них. Ее ясные серые глаза подчеркивали мягкие коричневые брови вразлет. Грейс считала Сару самой доброй и самой сдержанной среди всех других дам.

Все вместе они расстелили массивную кровать, прислонили к изголовью огромные подушки и неуклюже, как дети, заползли под одеяло.

– Расскажи нам подробно, что случилось! – Сверкая глазами, Элизабет наклонилась вперед и сжала руки Грейс. – Не упускай ни единой подробности.

Грейс переводила взгляд с одного выжидающего лица на другое. Если не доверять этим двум леди, тогда на этой земле нет ни одного человека, кому она могла бы довериться. И поэтому, впервые в своей жизни, Грейс рассказала подругам все, что произошло. О, ну конечно, она была не настолько храброй, чтобы сообщить все потрясающие подробности. Но ее вспыхнувшие щеки говорили о том, что она не смогла выразить словами.

– Он придет за тобой, – погладила ее по руке Сара. – Он на коленях приползет, не переставая извиняться.

– Сара права, – вмешалась Элизабет, не позволив Грейс возразить. – Джентльменам нелегко все забыть. – Она теребила подол своего белого пеньюара, и в ее глазах блеснуло что-то необычное, похожее на страх. – На самом деле иногда бывает так, что они никогда не забывают. – Элизабет Ашбертон никогда ни слова не говорила о своем прошлом, и Грейс была уверена, что в ее словах кроется глубокий смысл.

– Спасибо, что дали мне такую возможность довериться вам, – Грейс смотрела на серьезные лица подруг, – но вы обе глубоко ошибаетесь. На самом деле, учитывая мои редкие отношения с джентльменами, я скорее беззаботно сделаю ставку на свое состояние, чем увижу тот день, когда мистер Раньер приедет и поскребется в мою дверь. Только я не хочу, чтобы вы тревожились за меня. Теперь я точно знаю, что надо делать. Мы все отправимся в Лондон. Вместе… соединившись сердцами в безумном движении к катастрофе.

– Грейс! – Улыбка вновь озарила лицо Элизабет. – Да?

– Ты не могла бы еще раз подробно рассказать все, что произошло между тобой и мистером Раньером? Похоже, ты обрела невероятную любовь к глупостям, чего раньше мы за тобой не замечали.

Грейс крепко прижала подушку к груди и улыбнулась.

Майкл сидел за столом в комнате, которой прежде не пользовался и которая была приспособлена для парадных ужинов. Это была единственная не полностью обставленная комната в доме Сэма. По какой-то странной причине у Майкла сложилось четкое впечатление, что Сэм равнодушно отнесся к отделке комнаты и тут же бросил все, когда решил, что она неудобная, расположена очень далеко от кухни, слишком холодная и темная.

Майкл ковырял в тарелке отменный ростбиф с варенным картофелем и морковью, который приготовила ему мать Тимми, как только они с его отцом вернулись днем в имение.

Вместо этого ростбифа Майкл, казалось, был готов отдать все за вкус подгоревшего рагу. Неужели все это действительно было всего лишь три дня назад?

В мрачной комнате он ощутил одиночество, и это чувство было не очень хорошо знакомо ему. Сегодня вечером эта комната оказалась единственным местом, где он мог находиться. Все другие места в Бринлоу хранили воспоминания о Грейс.

Майкл с грохотом бросил нож и вилку в тарелку.

Он встал и невольно сжал кулаки. Ему весь день хотелось ударить кулаком в стену. И такое происходило с ним впервые. Он всегда гордился своим спокойным характером.

Кроме двух особенных событий, он за всю свою жизнь никогда ни о чем не жалел. Сегодня вечером он пожалел обо всем, что здесь произошло.

Он считал, что разорвать с ней отношения ему следовало как-то иначе, но не знал как. Он слишком сильно рассчитывал на её желание воссоединиться со сказочно богатым мистером Брауном, которого он сам себе придумал. И еще он был уверен, что она захочет вместе со своими друзьями вернуться к роскошной жизни.

Ему сразу показалось, что все ее разговоры о том, чтобы сбежать на остров Мэн, были обусловлены желанием найти временный приют. Если бы она уехала туда, то не прошло бы и двух недель, как на том отдаленном острове она начала бы сходить с ума.

Грейс слишком милая и добросердечная, чтобы друзья оставили ее там на всю жизнь. Она из тех, кому предназначено вернуться к ярким удовольствиям, которые можно найти только в Лондоне. И если заставить себя хорошенько подумать, то через месяц, самое большее, через два, масса щеголей, которые богаче Креза, выдернут ее из собственной спальни, наденут на палец очень узкое кольцо и усадят в Мейфэре, в доме, утопающем в золоте и набитом прислугой, которая будет исполнять любую ее прихоть, любой каприз.

Майкл потер переносицу, чувствуя, как начинает болеть голова. Вот черт! Грейс совсем не такая, вот ведь в чем суть. Он готов спорить на что угодно, что она захочет отказаться от выгодного предложения. Он даже представлял себе уютный кокон, который она бы сплела в Бринлоу. Он даже слышал ее очаровательный голос, каждый год притворно настаивающий, что ее не интересует светский сезон с друзьями в Лондоне.

И все время она будет думать, что он отказывается от поездки в Лондон из-за глупой гордости. И годами он бы позволял ей так думать. И всегда существовал бы – проклятие, именно всегда! – риск разоблачения.

Риск столкнуться лицом к лицу с возмездием Роуленда Мэннинга и полным крушением любого, кто окажется рядом с Майклом. Он не столько боится виселицы палача, сколько того позорного пятна, которое ляжет на ее имя и имя его семьи. Он окажется на задворках истории как малодушный лживый убийца, и будет уже не важно, правда это или нет. Он будет объявлен единственным неудачником среди многих поколений героических, прославленных Уоллесов.

Майкл покачал головой. И что хуже всего – Грейс будет навсегда выброшена из общества.

Он вдруг почувствовал смертельную усталость от такой половинчатой жизни.

В холле послышались шаги, Майкл повернулся и увидел в дверях дородную фигуру миссис Латтимер.

– Может, принести вам что-нибудь, что вы больше любите, сэр? – с расстроенным видом спросила она, посмотрев на полную тарелку еды перед Майклом. – Тимми говорит, вам очень понравился наш сыр.

– Нет-нет, миссис Латтимер. Ростбиф был великолепен. Я просто чувствую себя чуть-чуть неважно, вот и все.

Миссис Латтимер обеспокоено наморщила лоб и поправила чепец на голове, покрывавший ее туго закрученные волосы на ночь.

– Половина деревни прикована к постели, жалуясь на желудки. Добро пожаловать на север. Мне очень жаль, сэр.

– Да я в своей жизни ни дня не болел, мадам, – отмахнулся Майкл. – Завтра буду как гвоздик.

– Принести вам чашку чая в библиотеку, сэр? – с подкупающей улыбкой спросила женщина. – Я купила немного в деревне, на тот случай, если вы захотите. Мистер Брин никогда не просил чаю. Но вдруг он поможет вам. Мистер Латтимер растопил для вас камин.

Они были настроены нянчиться с ним, и это страшно удивило Майкла. У него никогда прежде не было прислуги, поэтому явно требовалась некоторая привычка. Сейчас он осознал, как это ни странно, удовольствие от бедности – никогда нет нужды надевать маску хорошего настроения.

– Чай – то, что нужно, – солгал он.

Майкл поторопил ее войти в невысокий холл впереди себя, и она, переваливаясь, пошла вперед, остановившись в библиотеке.

– О, мистер Раньер, я взяла на себя смелость посмотреть вещи в комоде, поскольку завтра будет стирка. – Миссис Латтимер покраснела и опустила глаза, положив что-то на край стола. – Нашла вот эту симпатичную шаль и не знала, может, она принадлежит той леди, которую, Тимми сказал, вы спасли. И еще, сэр, кажется, она вязала эти варежки. Она взяла немного коричневой шерсти в корзинке, которую мистер Брин держал для меня.