– Тимми, ты дай мне знать, – Майкл взъерошил волосы мальчишки, – если когда-нибудь поймешь, как разговаривать с женщиной, ладно? – Он снял шляпу и провел рукой по волосам, надеясь, что его последующие слова послужат для Тимми ориентиром в том, как вести себя дальше. – А пока я советую тебе держать все в тайне, насколько это возможно. Вопросы не прекращаются никогда, независимо от того, сколько ответов ты даёшь.

Тимми Латтимер узнал много нового для себя из того, что ему рассказал Майкл, пока они завершали последние дела в конюшне. Мальчишка уже поужинал, поэтому Майкл пожелал ему доброй ночи и понес в дом проволочную корзину с яйцами.

Грейс, как он и ожидал, сидела перед кухонной плитой с завернутым в одеяло ягненком на руках, и на какой-то короткий миг, когда ее красивые голубые глаза встретились с его глазами, Майклу показалось, что она держит на руках ребенка, а не ягненка, и он едва не ругнулся.

О чем, черт возьми, он только думает? Какая нелепая мысль! Майкл повернулся, чтобы поставить на плиту кастрюлю с водой и сварить яйца.

– Итак, – откашлялся Майкл, – пытаешься научить ягненка быть теленком, да? И как идут дела?

– Мне кажется, не очень хорошо.

Майкл присел перед ней на корточки и увидел крошечный черный нос, торчавший из одеяла. Ягненок спал крепким сном.

– И почему ты так думаешь?

– Она слишком много спит, – тонкие пальцы Грейс гладили мягкие белые колечки шерсти, – и пьет мало молока.

– Понятно, – Майкл незаметно потрогал низ живота у животного и отдернул руку.

– У нее такая милая мордочка, – с тревогой в голосе сказала Грейс. – Я назвала ее Жемчуг, если, конечно, ты не возражаешь.

Майкл кивнул, стараясь не засмеяться. Ее познания в области анатомии были потрясающими.

– Я пыталась кормить ее с маленькой ложечки, но она не брала ее, поэтому я окунула в молоко вот этот кусок ткани, и она стала пить.

Майкл заглянул в небольшое ведерко, которое было почти полным.

– Она выпила примерно половину первого ведерка. Если быть точной, то она выпила на дюйм больше половины. Я все замерила. Но из нового ведерка она ничего не пила. И… и…

– И что? – Майкл накрыл своей рукой ее дрожащую руку.

– И мне кажется, она умирает, срывающимся голосом сказала Грейс. – Я не вынесу…

– Дорогая моя, – Майкл был не в силах сдерживать улыбку, – этот ягненок не умирает. Он делает то, что и полагается делать, напившись коровьего молока. Он спит.

– Ты уверен?

– Я удивлен, что ты смогла заставить его выпить так много молока. – Майкл не сказал ей, что живот малыша был примерно в два раза больше живота любого другого новорожденного. – Если Жемчуг выживет, то только благодаря твоей заботе.

На лице Грейс появилась откровенная радость с ноткой неуверенности. Наблюдать за этим Майклу было больно. Она была как ребенок, у которого долго не было большого счастья в жизни, и он все еще не верил в него. Как редкий ребенок в приюте, который уходит оттуда, держа за руку новую мать или отца. Как Сэм.

– Ты думаешь, что коровье молоко причинит ей вред?

– Я видел и более странные вещи. – Майкл поскреб подбородок. – Однажды я видел, как ощенившаяся собака кормила поросенка. Но ты не должна возлагать слишком большие надежды. У природы свои законы, и это известно всем. Выживает сильнейший.

– Этот урок я усвоила очень хорошо.

– Вам известен этот урок, графиня? – Майкл выпрямился во весь рост, отказываясь уступить желанию, наклониться вперед и поцеловать ее. Грейс была чертовски красива.

– Да.

– И где же ты его изучала? – Майкл достал из шкафа хлеб, оставшийся сыр и масло. – Я не знал, что ты долго росла в деревне.

– О, в Лондоне еще хуже. Один из принципов общества состоит в том, что аристократам всегда удается избавиться от менее жизнеспособных отпрысков себе равных, законным способом или нет, чтобы сохранить верхние десять тысяч [4]в должном количестве.

– А почему именно эта конкретная цифра? – покачал головой Майкл.

– Просто, как мне кажется, все считают, что «верхние одиннадцать тысяч» звучит как-то неблагозвучно.

– Наверное, у них там слишком много свободного времени, если они тратят его на такую чепуху, – рассмеялся Майкл. – Но я хорошо это помню. – Он замер, потрясенный, что эти слова сорвались с губ, и молился, чтобы она настолько была увлечена ягненком, что не расслышала их. – Яйца сварились.

Майкл, несмотря на протесты Грейс, осторожно положил спящего ягненка в свернутые клубком одеяла.

– Ты когда-то жил в Лондоне? – присаживаясь к столу, спросила Грейс.

– Да. Как многие. – Майкл быстрым движением очистил вареное яйцо.

– Почему ты избегаешь рассказов о своей жизни?

– В ней нет ничего интересного, что можно было бы рассказать, если только ты не хочешь обсудить что-то из области кузнечного и фермерского дела. – Майкл, казалось, практически слышал напряженную работу ее мозга и решил прервать ее усилия, сменив тему разговора. – А где вы росли, графиня?

– Остров Мэн и несколько сезонов в Лондоне. Многие поколения семей моего отца и матери жили на острове. Я как раз туда и направлялась, когда произошла эта авария.

– Тогда этим все и объясняется.

– Объясняется что?

– Ты намного сердечнее, чем кажется на первый взгляд, – пробормотал Майкл, быстро очистил еще три яйца и взялся за хлеб с сыром.

– Что, прости? – Ложка Грейс замерла в воздухе.

– Кровь викингов.

– Прости, пожалуйста, ты о чем?

– Разве викинги не совершали набеги на остров и не заселили его? Ты явно похожа на белокурую голубоглазую скандинавку, хотя и маленького роста, У вас есть какое-нибудь тайное желание совершить набег, о котором мне следует знать, леди Шеффилд?

После каждого его слова глаза Грейс становились все шире.

– О, ради всего святого! – выдохнула она.

– В твоей клятве присутствует некоторая неуверенность.

– В твоей она тоже была бы, если бы ты был женщиной. – Глаза Грейс снова излучали тепло, и Майкл почувствовал, что напряжение, которое вызвал в нем ее вопрос, исчезло. Как-то слишком быстро… – Я тебе о своем детстве рассказала, а ты где рос?

Майкл с грохотом отодвинул стул и встал.

– То там, то сям, везде понемногу.

– Так, значит, часть своего детства ты провел неподалеку отсюда?

– Да, и, как тебе известно, в Лондоне и Виргинии. Она никогда не перестанет задавать свои вопросы, подумал Майкл и начал убирать со стола.

– Ну и как там? – подошла к нему Грейс.

– В Виргинии?

– Да. – Голос Грейс звучал нежно и мягко, наверное, она боялась, что он оборвет ее.

– Это край очень суровой красоты. Жизнь там современная и изменчивая. Ты не представляешь, каким красным и болотистым становится глинозем во время мартовских дождей, особенно в Джорджтауне, бойком торговом городке. Здешние болота по сравнению с теми, на которых стоит Джорджтаун, выглядят скучными, – проговорил Майкл, встретившись с взглядом Грейс. – Но в Виргинии бесконечные леса и горы. Буйно цветущие деревья по весне, особенно багряник, сменяют суровые зимы, но прекрасная осенняя погода никак не компенсирует тучи москитов летом.

Грейс тихо стояла рядом с Майклом. Она, наконец, научилась с легкостью передвигаться по кухне. Пока Майкл мыл посуду, она ее вытирала.

– Спасибо, – произнесла она.

– За что?

– За такое подробное описание. Я прекрасно все представляю теперь.

В ней была такая кроткая доброта, что Майклу ужасно захотелось наклониться и грубо поцеловать ее, а заодно еще раз напомнить ей, что он может вести себя совсем не по-джентльменски под влиянием ее благородной души и красоты.

– Ну вот, – Майкл воспользовался шансом сменить тему разговора, – впервые у нас нет никаких дел, можно чем-нибудь заняться. Что будем делать? Кстати, за Жемчуг сегодня вечером присмотрит Тимми.

– Я бы предпочла присмотреть за ней сама. Это совсем нетрудно. – Грейс поставила в шкафчик две чашки и стала вытирать тарелки.