– Вы не посмеете!… – выдохнула Грейс.

Майкл молчал.

– Ну?! – прищурила она глаза.

– Послушайте, ангел мой, вы рассуждаете так, как будто я уже не видел вас в обнаженном виде.

Грейс фыркнула и попыталась сесть, но рука Майкла, которую он положил ей на плечо, остановила ее.

– Ну, хорошо, хорошо. Приношу свои извинения. – Майкл не понимал, почему, находясь рядом с ней, он постоянно говорит что-то совершенно возмутительное. Возможно, это происходило потому, что ему нравилось видеть в ее глазах искру огня в противовес холодному выражению лица. Когда ее охватывало раздражение, ее глаза становились бирюзовыми, как колокольчики в Виргинии ясным весенним утром.

– Итак… – медленно произнес Майкл.

– Что… итак? – с некоторым раздражением спросила Грейс.

– Мы ждем, чтобы вы расстегнули свое платье, – ответил Майкл. – Хотите, чтобы я вам помог?

– Конечно, нет! – запаниковала Грейс. – О, ради всего святого, оставьте меня хоть ненадолго!

– Хорошо, миссис Шеффи. – Майкл положил дрова в камин и принялся разжигать огонь, слыша за своей спиной шорох снимаемого платья, который он ни с чем не мог перепутать.

«Как это все нелепо!» – ухмыльнулся он. В колониях он принимал все меры для того, чтобы не слишком запутываться в отношениях с женщинами. По какой-то непонятной для него причине они, почти все, от наивных девственниц до ленивых шлюх, летели к нему, как мотыльки на свет фонаря. Более опытные и дерзкие слетались к кузнечной печи в разгар ночи, и он иногда доставлял им удовольствие и сам получал его, при этом никогда ничего не обещая. В конечном счете, он убедился, что такое обещание не стоит телесных удовольствий. Все женщины неизменно хотели строить с ним свое будущее и начинали нервничать, когда их мечты не сбывались. И поэтому он научился применять всяческие мыслимые и немыслимые уловки, чтобы уклоняться от ухаживаний.

Вероятно, по этой причине Майкл получал такое удовольствие, уничтожая оборону графини. Ему грело душу наблюдать, как этот маленький мягкий клубочек женственности борется с ним за сохранение внешних приличий.

Возле умывальника он наполнил водой тазик и, повернувшись к Грейс, обнаружил ее укрытой ворохом одеял. Лицо она демонстративно отвернула от него.

Под тяжестью размеренных шагов Майкла заскрипели половицы, и Грейс подтянула одеяла еще выше.

Майкл посмотрел на ее прямой, утонченный профиль и заметил, как у основания хрупкой шеи в бешеном ритме бьется пульс. Осторожным движением он откинул одеяла и увидел, что она вытянула руки вдоль тела.

– Два шва разошлись. – Он взял мокрую ткань и отжал из нее лишнюю воду, чтобы приложить к ране. – Но, по крайней мере, нагноения нет.

Грейс крепко зажмурила глаза. Она изо всех сил старалась хранить молчание. Майкл смотрел на ее прекрасное тело и чувствовал себя сродни тем, кто занимается подсматриванием в щели. Просто он никогда не видел такой, как Грейс, невероятно стройной и кроткой, такой неземной и целомудренной. Она оказалась еще красивее, чем ему показалось вчера вечером. Он смотрел на ее грудь и размышлял, что она замечательно поместится в его руке. У него вдруг появилось глупое желание проверить эту презренную мысль.

– В том, что это случилось, нет ничего удивительного, – выдохнул Майкл, – после того, сколько сил вы потратили на кухне.

Грейс хранила молчание.

Дьявол у Майкла за плечом напомнил ему, что она богатая, избалованная вдова, чей муж-аристократ, вероятно, купил и связал ее этими длинными нитями жемчуга, сбившегося вокруг шеи. Важный граф, очевидно, соблюдал традицию многих пэров Англии: овладев телом жены, потом он отметил свое исключительное право пользования, вытащив фамильное ювелирное украшение из многочисленных семейных сундуков. Перед Майклом была изысканная женщина, получающая в жизни все, а он – грубый подлец, который бывал счастлив, если мог просто наполнить свой вечно пустой желудок и выжить. Они похожи друг на друга так же, как те ее блестящие жемчужины и угольная пыль.

– Мне кажется, новые швы накладывать не надо, конечно, при условии, что вы обещаете провести завтрашний день в постели.

– Как скажете, – скупо откликнулась Грейс. Одновременно с этим она повернула голову и открыла глаза, которые блестели от непролитых слез.

– Ох, дорогая моя… – Увидев, как ей больно, дьявол за плечом Майкла исчез, а у него самого едва не разбилось сердце.

– Не надо так смотреть на меня, – прошептала Грейс, и на ее лице появился ужас.

– Простите. – От ощущения вины у Майкла все внутри сжалось. Она явно заметила его грубую мужскую реакцию на свою красоту.

– Совершенно не похоже, что вы сожалеете. – Грейс своими изящными руками прикрыла грудь.

– Я действительно сожалею, дорогая моя. Но все мужчины – негодяи. Разве граф не предупреждал вас?

– О чем, в конце концов, вы говорите? – У Грейс вспыхнули глаза, но на этот раз в них читалась неуверенность.

– А вы о чем?

– Нет, тот, кто одет, должен отвечать первым.

– Подождите, – Майкл провел рукой по волосам, – мне надо найти что-нибудь для новой повязки. – Может, он поищет что-нибудь на полках, и этот поиск даст ему несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями. Не долго думая, Майкл нашел и разорвал на длинные полоски старую простыню. – Ну вот, давайте снимем старую повязку. Вы можете сесть? Давайте я вам помогу.

Грейс не успела ничего сказать, как Майкл, сжав зубы, протолкнул руки под тонкую талию и, подтянув ее вверх, посадил. Голова Грейс откинулась ему на руку, и ей пришлось убрать руки от груди, пока Майкл прикрывал одеялом нижнюю часть ее тела. Он опустился перед ней на колени и понял, что находится всего в нескольких дюймах от восхитительного кремового тела.

По ребрам стекала тонкая струйка крови, и Майкл взял ткань, чтобы остановить кровотечение.

– Я могу сама это держать,- сказала Грейс.

– Хорошо, – хриплым голосом согласился Майкл.

Он закрепил белую повязку у нее на нижнем ребре и продолжал наматывать выше.

– Теперь поднимите руки, – процедил он сквозь сжатые зубы.

Грейс вздохнула и, помоги ему Господи, выполнила его указание. Едва уловимая нотка пьянящих, дорогих духов достигла его носа и проникла в изголодавшийся по чувственным наслаждениям мозг. Прямо перед ним торчали затвердевшие соски ее груди, и Майкл ощутил болезненную реакцию в паху.

Он положил дополнительный кусок ткани на рану и продолжал бинтовать, в спешке нечаянно задев грудь Грейс.

Она охнула.

– Простите, – пробормотал Майкл.

Как только он закончил бинтовать и закрепил конец ткани, Грейс опустила руки и завернулась в одну из своих шалей.

– Спасибо, – с каким-то безысходным отчаянием обронила она.

В комнате повисла неловкая тишина, Майкл встал и поднял тазик.

– Я оставлю вас, чтобы вы отдохнули.

– Нет.

– Простите, что? – Остановившись у двери, он повернулся к ней.

– Я сказала – нет.

Майкл вернулся к кровати.

– Вы не ответили на мой вопрос, – пояснила Грейс.

– А что это был за вопрос, моя дорогая? – Майклу показалось, что он тонет.

– Почему вы сказали, что все мужчины – негодяи? Проклятие!

– Простите, графиня, мне следовало придержать свой язык.

– Если только речь шла не о жалости, меня не волнует, что вы имели в виду.

– Жалость? – Майкл с удивлением посмотрел на Грейс. Зачем мне жалеть вас? Ну конечно, вы пострадали. Но вы поправитесь. И снег растает, и вы довольно скоро отправитесь в путь.

Грейс всматривалась в его лицо, словно не доверяла его словам.

– У меня есть некоторый опыт распознавания подобных выражений лица. Я еще в Лондоне сталкивалась с этим. И когда вы смотрели на меня, я все прочла по вашему лицу.

– Но почему жалость – это так плохо, дорогая моя? В моей жизни были такие моменты, когда я бы сам с удовольствием принял сочувствие.

– Именно этого я не выношу, – взволнованно заявила Грейс.

Майкл ждал, что она скажет дальше.