– Вы считаете, он был прав? – спросил лорд Себастьян. – Если так, я оставлю вас в покое.

Андерсон уже не раздумал об этом.

– Просто мне кажется, что часть людей погибла от неприятельского огня, а часть – из-за чьей-то халатности, – сказал он. – И разве это правильно, что никто за это не заплатил? Впрочем, я слышал, что какой-то человек повесился из-за этого. Но я все думаю: а что, если эта ошибка повторится снова?

– Вы думаете так же, как мой брат и я, – произнес Себастьян.

– Что ж, в таком случае я согласен продиктовать свою историю, сэр. Пришлите ко мне писаря, я сделаю все, как надо, – пообещал Андерсон.

Себастьян поблагодарил его.

– У меня есть еще один вопрос. Я попросил бы вас описать эти бочонки с порохом – для меня. Поведайте мне все, что можете вспомнить. Постарайтесь, прошу вас. Особенно меня интересует, были ли на них какие-то надписи, маркировки.

Вернувшись на Парк-лейн, Себастьян сразу же отправился в покои брата. Наконец-то у него появилась новая информация, которая поможет сдвинуть с мертвой точки это дело о боеприпасах. И Себастьяну не терпелось поделиться этим с Морганом и обсудить с ним следующие шаги.

Доктора Фенвуда в прихожей не оказалось. А из библиотеки раздавались какие-то странные звуки. Приблизившись к открытой двери, Себастьян услышал тихие всхлипывания.

Он заглянул в комнату и увидел брата, низко склонившегося в своем кресле, а перед ним на полу – плачущую Одрианну. Морган что-то говорил ей, но так тихо, что Себастьян не мог расслышать. Зато он видел, как брат ласково поглаживает Одрианну по голове.

Эта картина ошеломила его. Опустошила. Несколько бесконечно долгих мгновений он молча наблюдал за ними. А потом в нем закипела ярость.

Себастьян пошел прочь. Дому этого не выдержать. Да что там дому – целый мир, должно быть, не справится с его гневом.

Он вышел в сад и направился к неухоженному участку в дальней части. И там, среди деревьев на изумрудной траве, он дал волю своему гневу.

Он выл, стонал и бессвязно что-то выкрикивал. Но не только ревность заставила его злиться. Себастьян понял, что какое-то особое безумие росло в нем с того самого дня, когда Морган купил это чертово офицерское звание.

Темный дождь ярости требовал правды. Он безжалостно должен был отмыть реальность.

Какого же дурака свалял Морган, купив звание. Идиот! Он же не солдат, у него не было опыта. И армия его ничему не научила, зато сразу сделала его ответственным за чужие жизни, как будто титул мог должным образом заменить военные навыки.

Сколько людей погибло из-за него? В чем истинная причина его интереса к делу о боеприпасах? Его ошибки стали причиной смертей, за которые никто никогда не отомстит, и поэтому он хочет, чтобы ошибки сами мстили за себя?

А теперь его полюбила Одрианна. Связь между ними была ощутима в библиотеке почти физически. Одрианна упала к его ногам со слезами, она принимала его утешения… Она принесла собственное несчастье к дорогому другу, потому что знала: рядом с ним она найдет тепло и сочувствие. Она смеялась, шутила и плакала с Морганом, а перед мужем она все еще приседала в реверансах.

Себастьян не мог поверить, что сцена в библиотеке так повлияла на него. Яростный гнев продолжал рвать его на части. Но вслед за гневом пришло чувство вины, ослабившее его. Вины за то, что он не избил Моргана до полусмерти тогда, когда тот впервые заговорил о том, что хочет купить офицерское звание. Вины за то, что он проживает жизнь брата. Вины зато, что завидует тому, как Одрианна привязалась к нему, несмотря на его жалкое существование, на которое Морган обречен.

Обычно Себастьян легко справлялся с чувством вины. Но сейчас он ненавидел его, ненавидел все, что имело к нему хоть какое-то отношение. Обязанности. Ожидания. Вынужденную осмотрительность. Потерянную дружбу и нудные компромиссы.

Но еще больше Себастьян ненавидел то, что они с братом разделили Одрианну, как делили все остальное. Послушно отдавая мужу свое тело, она от всей души делилась с Морганом своим сердцем.

Однако больше всего Себастьяну была ненавистна мысль о том, что это так много значило для него.

– Судя по всему, леди Феррис была права насчет твоей подруги, – ласково промолвил Морган. – Думаю, ты тоже так считаешь.

Одрианна вытерла глаза.

– Не верю я в это, – сказала она. – Но я напишу Селии и прямо спрошу об этом. А когда Селия ответит, что это неправда, я заставлю леди Феррис съесть это письмо.

– А что, если она не напишет, что это неправда? У тебя будут другие друзья, Одрианна. Не пройдет и месяца с начала сезона, как многие приятные молодые дамы захотят завести с тобою дружбу.

Одрианна прислонилась к креслу Моргана: она ни на дюйм не сдвинулась с того места, куда упала, когда слезы, нарушившие ее спокойствие, привели ее в библиотеку. Сначала она не хотела, чтобы он видел ее слезы, а теперь ей не хотелось, чтобы он увидел, как она взбунтовалась против того, что он выдумывает.

Одеяло перед ее лицом шевельнулось и даже слегка прикоснулось к ее щеке. Это помогло Одрианне выйти из оцепенения. Она поднялась на колени, а потом встала.

– Спасибо за то, что позволили мне спрятаться у вас, выслушали меня, – проговорила она. – И извините за то, что я плакала. Надеюсь, я не…

Одеяло, в которое Одрианна уткнулась лицом, снова шевельнулось.

Это настолько потрясло и взволновало Одрианну, что она забыла о собственных переживаниях. Она уставилась на одеяло и на скрытые под ним ноги Моргана. Его руки по-прежнему покоились на подлокотниках. И одеяла он не подтягивал, не трогал, в этом она была уверена.

– У меня под стулом появилось привидение? – спросил маркиз. – У тебя настолько шокированный вид, будто ты увидела там призрак.

Одрианна взяла себя в руки.

– Просто мне в голову пришла одна мысль, которая полностью отвлекла меня от происходящего. Мне нужно оставить вас. К тому же я и без того слишком долго испытывала вашу доброту, – проговорила она.

– Боюсь, я не проявил к тебе того внимания, на которое ты рассчитывала, – заметил Морган.

– Ваши советы были честными и справедливыми, а ваше сочувствие – искренним, – промолвила она в ответ. – И вы даже не представляете, насколько я вам благодарна.

Уходя, Одрианна закрыла за собой дверь в библиотеку и отправилась на поиски доктора Фенвуда. Тот оказался в гардеробной, где укладывал в шкаф белье.

– Мадам! Что-то случилось с милордом? – встревоженно спросил он.

– Нет, я только что вышла от него, и с ним все было в порядке, – поспешила успокоить его Одрианна. – Но я хочу кое о чем у вас спросить. Маркиз может хоть немного шевелить ногами?

– Нет, не может, – ответил доктор Фенвуд. – Он получил ранение в позвоночник, а потому лишен чувствительности и обездвижен ниже пояса. Нет, он не может двинуть ногой.

– А есть ли хоть какой-то шанс на выздоровление?

– Разве только чудо. Был, правда, один немецкий доктор, который говорил, что со временем… Он утверждал, что был свидетелем случаев, когда парализованное тело после нескольких лет выздоравливало. Однако было проведено расследование, которое поставило под сомнение репутацию того доктора. Так что вынужден повторить: нет, мадам, милорд на всю жизнь останется таким, каким вы видите его сейчас.

Одрианна ушла. Нет, не может она внушать родным Моргана пустые надежды, основанные на том, что она что-то там почувствовала под своей щекой. Возможно, ей вообще показалось, что одеяло шевельнулось. Или это она сама чуть сдвинулась с места, отчего одеяло и скользнуло в сторону.

Но все-таки: что, если нога под одеялом действительно дрогнула?

Себастьян вернулся на Парк-лейн далеко за полночь. Долгая поездка верхом в Гринвичскую обсерваторию немного уняла его тревогу, а несколько часов наблюдения в телескопы за звездным небом заставили забыть о гневе. Конечно, вернувшись в свои покои, он не мог бы сказать, что полностью укротил свою ярость, но у него уже не было желания всадить кулак в стену.