– Я была там, когда миссис Джойс приехала, чтобы все устроить, – упрямо продолжила разговор леди Феррис, словно она считала, что менять тему разговора можно лишь в том случае, если больше не о чем говорить. – Такая элегантная и приятная женщина.
– Все, кто знакомится с моей кузиной, говорят о ее грации, – заметила Одрианна. – Однако ей все равно будет приятно, когда я расскажу, как вы о ней отзывались.
– Слышала, что несколько лет назад она была гувернанткой. Можно лишь посочувствовать тому, что обстоятельства вынудили ее заняться торговлей. Кстати, с ней была одна девушка. Очень хорошенькая хрупкая блондинка, – пояснила леди Феррис. – Я сразу поняла, что у нее очень живой характер, хотя она и казалась подавленной.
– Это Селия, – кивнула Одрианна.
Леди Уиттонбери наклонилась вперед, чтобы разделить их своей фигурой.
– А вы собираетесь устроить собственный вечер в саду, когда начнется сезон? – спросила она. – В прошлом году о нем с восхищением говорили еще долгое время.
– Да. В середине апреля, – ответила леди Феррис. -Я тоже обязательно обращусь в «Редчайшие цветы». – Помолчав, она добавила: – Я узнала ее. Ту, что помоложе, Селию.
Одрианна не знала, что и сказать. Леди Уиттонбери – тоже. Так они и сидели молча, пока леди Феррис не заметила предостерегающего выражения в глазах маркизы.
– Я однажды видела ее в экипаже, – промолвила она. – Кажется, это было год или два назад. Мы с леди Джерси гуляли в парке, и тут мимо нас проехал этот особенный экипаж. Он всем известен. Он принадлежит – уж простите меня, моя дорогая, надеюсь, вы не будете слишком шокированы – женщине, известной тем, что она выбирает себе высокопоставленных любовников, которые ее содержат.
– Уверена, что вы ошибаетесь, – промолвила Одрианна. – Несколько лет – достаточно большой срок для того, чтобы вспомнить лицо, которое вы мельком увидели в экипаже.
– Это была открытая карета – такие женщины всегда предпочитают передвигаться в подобных экипажах. К тому же лицо женщины трудно забыть. «Кто это такая?» – спросила я у леди Джерси, так сильно меня поразило лицо этой молодой красавицы. «Это ее дочь, – ответила мне она. – Девушка росла в деревне, но теперь, когда выросла, мать привезла ее в Лондон».
Даже леди Уиттонбери, умевшая держать себя в руках при любых обстоятельствах, не смогла полностью скрыть своего смятения. Ее спина оставалась прямой, на лице застыла дружелюбная маска, но все же любой бы заметил, что в ее глазах загорелись сумасшедшие огоньки.
– Поскольку миссис Джойс живет не в городе, а за городом, то вы все же, должно быть, ошибаетесь, – наконец промолвила маркиза.
– Может быть. – Леди Феррис удовлетворенно улыбнулась.
Глаза леди Уиттонбери словно метали маленькие кинжалы. Она нашла какой-то предлог, чтобы завершить визит.
Но как только они оказались в экипаже, ее самообладание испарилось.
– Это невыносимо! Ради твоих интересов я вынуждена якшаться с ничтожествами вроде этой леди Феррис, а она смеет унижать меня… – Маркиза воззрилась на Одрианну. – Ты порвешь сразу со всеми этими женщинами из «Редчайших цветов», – заявила она. – Мне следовало с самого начала потребовать этого. Господи, что будет, если все узнают, что ты жила с этой… Селией?! – Маркиза была в таком ужасе, что ее глаза широко распахнулись, а рот открылся.
– Леди Феррис ошибается, – промолвила Одрианна. Впрочем, она вовсе не была в этом уверена, ведь она ничего не знала о том, что было с Селией, пока та не поселилась у Дафны. По правде говоря, тот факт, что Селия была дочерью куртизанки, не был лишен смысла.
Этим можно было объяснить широту души Селии, ту уверенность, с какой она говорила о том, как в уединении люди нарушают правила приличия, соблюдая их в обществе. А когда Селия ездила в город, она всегда старалась какое-то время побыть одна. Может, для того, чтобы навестить свою мать?
– Ты порвешь с ними! Ты должна это сделать! И не думай, что мой сын будет с тобой заодно. Он привык с легкостью использовать таких женщин, но он никогда не вырывал из трясины греха ни одну из них. И он не позволит, чтобы ты общалась с ними.
– Но она же не говорила, что Селия сама… сама была куртизанкой, – промолвила Одрианна.
– Святые небеса, дайте мне терпения! Дочь шлюхи! Да-да, шлюхи! – выкрикивала маркиза. – Иначе зачем бы ее привезли в город? Только для того, чтобы показывать в парке вместе с матерью, то есть чтобы она и сама превратилась в шлюху!
Одрианна терпеливо выслушала всю эту яростную ругань. Она больше не сказала ни слова и едва сдерживала собственное смятение. Может, именно поэтому Селия не пришла на свадьбу? Что, если она вовсе не ухаживала за Лиззи? Селия могла опасаться того, что кто-нибудь в церкви ее узнает.
Однако Селия – не шлюха, что бы там ни подсказывала логика леди Уиттонбери. Селия – ее добрая, милая подруга. Она жила вместе с остальными женщинами в безвестности и мире. Селия даже ни разу не ушла из дома на ночь, как это произошло с Одрианной. А ее искренний и веселый нрав всегда освещал их дни, заставлял Одрианну смеяться и улыбаться.
Едва карета остановилась, Одрианна захотела поскорее выйти из нее. Однако леди Уиттонбери загородила ей путь зонтиком.
– В будущем никого из них не примут в этом доме, – заявила она. – Моя обязанность состоит в том, чтобы поднять тебя для исполнения твоей будущей роли. И я не позволю вместо этого затащить нас вниз.
Отодвинув зонтик в сторону, Одрианна вышла из экипажа. И убежала в дом прежде, чем леди Уиттонбери заметила ее слезы…
Себастьян вошел в комнату, где лежал больной. Он даже не вздрогнул при виде открывшейся его взору картины, ведь в конце концов у него был богатый опыт.
Взрыв едва не убил Гарри Андерсона. Бедняга лишился ноги и руки, а на его обезображенном черепе больше никогда не будут расти волосы. Гарри не было еще и двадцати, когда война сделала его инвалидом.
Увидев его, Себастьян невольно подумал о Моргане. Будущее этого молодого человека будет таким же ограниченным, как у брата, и так же, как Морган, он обречен на одиночество и изоляцию. Правда, Андерсон сам в состоянии заботиться о себе, но все равно у него и у маркиза Уиттонбери было много общего.
Андерсон приветствовал Себастьяна с равнодушием. Так ведут себя все калеки.
– Вы оказали мне большую честь, согласившись увидеться со мной, – сказал Себастьян. – Мне сказали, что вы не желаете говорить о несчастье.
Андерсон шевельнул своей культей. Рукав его куртки дрогнул.
– Вы – единственный выживший канонир. Вас отбросило взрывной волной, и это стало вашим спасением.
– Да уж, мне повезло. Само собой, французы целились в пушки, но они не знали, что от них было мало толку.
Себастьян расслышал в голосе Андерсона горькие нотки.
– А что вы помните об этих бесполезных пушках?
– Немногое… Мы, как обычно, зарядили их и правильно подожгли фитили. Но ничего не произошло. Возможно, к пороху примешался песок, так бывает. Но выстрелов не было, мы увидели лишь небольшой дымок. – Андерсон пожал плечами. – В общем, мы прочистили пушки, все сделали сначала, зарядили их порохом из других бочек, предварительно убедившись, что он сухой. Но все повторилось, как в первый раз. И все это под обстрелом неприятеля. Мы пали духом, ведь мы даже не могли ему ответить. Их пушки превратили нас в кровавое месиво, прежде чем командиры отдали приказ об отступлении. Я услышал этот приказ позднее, когда был уже полумертвым. А потом немногие выжившие отправились домой. И рассказали об этом происшествии.
– Вы можете написать обо всем этом? Чтобы ваш рассказ послужил официальным свидетельством?
– Так уж вышло, что я больше не в состоянии писать, сэр.
– Я приведу к вам писаря, который запишет ваш рассказ и засвидетельствует, что это именно вы диктовали ему, – сказал Себастьян.
Андерсон задумался.
– Сразу после ранения ко мне заходил какой-то офицер, – промолвил он наконец. – Я поведал ему, что произошло. Но он сказал, что война закончена и ничего хорошего не выйдет, если я стану всем рассказывать о произошедшем. Еще он сказал, что пусть погибшие спят спокойным сном.
