Мне нужно было уйти.

Я поднялась и направилась к спасительной двери, ведущей на улицу. Но Тара меня опередила. Она тянула Тома за руку, двигаясь мне наперерез.

— Джинджер! — воскликнула она. — Ты куда? Разве ты не поможешь своей матери продавать постельные игрушки?

Том выглядел, мягко говоря, озадаченно. Тара добилась успеха.

— Представляешь, это ее мама! Правда, они выглядят, как сестры? Подумать только, каково иметь такую сексуальную маму?

Я не собиралась больше все это терпеть. Не стану поддаваться на провокации. Просто развернусь и уйду.

Но тут в разговор вмешался Том:

— Ого, Джинджер! Когда ты сказала, что твоя мама занимается танцами, я и подумать не мог…

— Экзотическими танцами, — услужливо пояснила Тара. — Правда, здорово? Ее мама даже работала в стрип-клубах!

— Она просто великолепна, — оценил он.

— Да уж, у тебя был такой довольный вид! — не удержалась я.

— Ну… — Похоже, он осознал всю щекотливость ситуации и замолчал.

— Ну, он же нормальный мужик, — беззаботно заметила Тара.

— Она очень хорошо танцует, — сказал Том, пытаясь оставаться благородным.

— Не думала, что тебе нравятся силиконовые груди.

— Послушай, Джинджер, — снова вмешалась Тара. — Он же хотел сделать ей комплимент.

— Спасибо, что объяснила!

— Всегда пожалуйста.

Том протянул ко мне руку.

— Джинджер… — Он хотел дотронуться до меня, но я отстранилась.

— Джинджер! — позвала Коко. — Дорогая, помоги мне, пожалуйста!

Я направилась к выходу. Том пошел следом.

— Да ладно тебе. Не злись. Я делал то же, что и все остальные. Это же ничего не значит.

— Тебе нравилось! — Я вышла прямо под дождь. — И не говори, что это не так. — С небес падали крупные холодные капли. Как же мне хотелось услышать, что он просто притворялся, и на самом деле таланты и прелести моей матери нисколько его не привлекли.

— Конечно, нравилось, — сказал он, выходя на улицу вслед за мной. — Она же профессионалка!

— Приятно знать, что ты это оценил. — Я пригнулась и побежала ловить такси.

— Да постой же! А чего ты ждала? — Желтая машина подъехала к тротуару. Я успела промокнуть до нитки.

— Ничего я не ждала. — Я схватилась за холодную мокрую ручку дверцы. Конечно, я хотела слишком многого. Как правильно сказала Тара, он был нормальным мужиком. Нельзя противиться природе. Прежде чем сесть в такси, я обернулась и спросила его, глядя прямо в глаза:

— Ты спал с ней?

— Что?

Мы оба словно стояли под водопадом.

— Ты спал с Тарой?

Он посмотрел на свои туфли. Затем снова поднял глаза на меня. Маленький мальчик, которого застукали за тем, как он крадет конфеты на кухне.

Я села в машину. На полу тут же образовалась лужа.

— Надеюсь, это было для тебя чем-то особенным. — Я посмотрела на Тома и захлопнула дверь.

— Куда едем? — спросил водитель.

К сожалению, единственным местом, куда я сейчас могла отправиться, был дом.

На следующее утро я появилась в школе с твердым намерением не обращать на Тома никакого внимания. Выполнить его не удалось по той простой причине, что он сам в упор меня не видел. Затем мимо продефилировал Кингсли, не поднимая на меня глаз. Потом Жан-Поль скомандовал пошевеливаться и отправляться на кухню, готовить сыры для ассорти. Ясное дело, все думали только о банкете, а мои проблемы вообще никого не волновали в этом мире. Едва я появилась в школе в тот день, как мне немедленно захотелось убраться как можно дальше. Даже Ральф был в плохом настроении. Я пожаловалась ему по дороге в гардеробную:

— Я просто без ума от счастья, что потратила такую кучу баксов за уникальную возможность нарезать сыр для швейцарских инвесторов.

— Почему в тебе всегда столько негатива? — отрывисто бросил он.

Может, стоит исчезнуть отсюда и никогда не возвращаться? Тогда они поймут!

Когда мое сырное ассорти было готово, Жан-Поль заставил меня помогать Таре делать розетки из масла. Когда он вышел из комнаты, Тара высказала предположение:

— Все это приведет к увеличению потребления молочных продуктов, не так ли?

Я посмотрела на стол перед ней. Она соорудила из масла большую женскую грудь и украсила ее двумя сосками. Ральф расхохотался. И Том тоже. Она успела ликвидировать свое творение до того, как вернулся Жан-Поль и подозрительно на нас уставился. Он прошелся у меня за спиной. Мои розетки, кажется, получились неплохо. У меня даже руки не тряслись, когда он дотронулся до моего плеча.

— Время для ленча.

Он собрал остатки масла с краев миски и вывалил размягченную массу прямо на стол. Она шлепнулась, как огромная куча птичьего помета.

— Оставайся и сделай еще сто штук. А все остальные идите отсюда.

Словно ушат холодной воды опрокинули на голову. Я превратилась в тлеющий костер. Еще одно унижение. Это было несправедливо. Я склонилась над столом и продолжала делать розетки, но это было просто абсурдно. На шестом десятке моя спина заболела. Я выпрямилась, потянулась. И зачем я все это делаю? Жан-Поль все равно не узнает, закончила я или нет. А если и узнает, то, как всегда, обратит внимание лишь на плохое. Не было никакого смысла в этом дурацком задании, не было смысла ходить в эту школу. Он никогда не допустит меня в мастер-класс. Я зря потратила деньги отца.

Я направилась к холодильнику, где меня поджидали мои лебеди, которых осталось только наполнить кремом. Поднос с шеями стоял ниже.

Под ним я увидела бисквиты Тары. Они уже были выпечены, осталось только украсить и подать. О, искушение! Искушение достать поднос и вывалить его содержимое в мусорку. Как же классно я буду себя чувствовать! Хотя бы мгновение. Да и кому нужны ее бисквиты? Ей и самой наплевать.

Я вытащила свои подносы и поставила на стол. Пирожные смотрелись весьма неплохо. Вполне профессионально. По крайней мере, я так считала. А кто же еще? Жан-Поль охаит их, как и все, что я делала. Все всегда было безобразно, потому что являлось моим творением. Да, наконец-то все понятно. Вот в чем дело! Что там говорил Том? «Она профессионал». А я была дилетантом, и всегда останусь такой. Я брала одну фигурку за другой и сминала их ладони, а потом крошила на мелкие кусочки. Затем большим пальцем я давила на каждую шею, пока она не ломалась пополам. Разве я могла хоть на секунду допустить, что он меня похвалит? Жгучие слезы разъедали глаза, обида поглотила меня. Мой новый рецепт. Лебеди с переломанными шейками и заварным кремом. Добавить слез и размешать.

Я раньше никогда не бывала в офисе у отца. Секретарша даже не знала, кто я такая. Она, скорее всего, понятия не имела, что я вообще существую. Но я настояла, чтобы меня пропустили. Я села напротив него, пристроив свой сверток с ножами на коленях. Между нами был огромный стол, заваленный бумагами, папками, толстыми юридическими книгами. Но сейчас речь шла не о разводах и изменах. И не надо было спрашивать, как дела у Эммы. Пришло время сказать ему, что я неудачница, потерпевшая полное фиаско. Нерентабельное вложение средств.

— Я ухожу из кулинарной школы.

Он откинулся назад в черном кожаном кресле — большом, с массивными подлокотниками и выдвигающимся подголовником.

— Ты больше не хочешь быть шеф-поваром?

— Нет.

— А кем хочешь?

— Снова подумываю о юридическом образовании.

— Вот как.

— Хочу заниматься чем-то полезным. Помогать людям.

— Звучит идеалистически.

— Это плохо?

Слева от его компьютера стояла большая черно-белая фотография Ли, а рядом с ней цветной снимок Эммы.

— Это непросто.

— Ты думаешь, я не справлюсь?

А почему он мог думать наоборот? Я раньше отказалась от юриспруденции. Но сейчас будет по-другому. Я постараюсь прилежно заниматься. С упорством фанатика буду ходить на занудные, сухие занятия. Заставлю себя интересоваться конституцией, федеральным управлением, общественным устройством… И даже носить эти дурацкие костюмы-двойки.