Говорят, что мясники — самые счастливые люди, и теперь я понимаю, почему. Вонзаюсь в плоть, нож скользит по кости, рассекаю связки, отрезаю оба бедрышка.

— Теперь займемся грудками. Положите птицу на спинку так, чтобы грудка смотрела на вас.

Мы с Ральфом обменялись взглядами — очень сексуально с точки зрения любого садомазохиста. Резать эту мягкую, холодную тушку цыпленка на аккуратные маленькие кусочки.

— Сделайте сквозной разрез и отделите мясо от центральной косточки на грудке. Короткими точными движениями сделайте разрезы как можно ближе к кости, пальцами отделите мясо от скелета…

После того, как мы жестоко расправились с куриными тушками, Жан-Поль велел студентам приготовить пикатту из цыпленка. Мне он приказал нарезать морковку. Очень увлекательно!

Отложив свой тесак, я заметила, что Том и Тара стоят рядышком у своих разделанных грудок. Он смеялся над тем, что она сказала. Что там происходит? Это плохо. Ужасно, что Том смеялся вместе с Тарой. Если он влюбился в нее, то у меня нет никаких шансов. Мы с Тарой такие же разные, как сахар и перец. И я ничего не смогу с этим сделать. Сражение проиграно.

А Жан-Поль? Почему он все время старается унизить меня? Нарочно удерживает в стороне от самых интересных занятий и низводит до уровня чернорабочей. Это все из-за моей стипендии? Что происходит? Если бы Жан-Поль по-настоящему узнал меня, он бы понял, что я способная. Я заставлю его заметить это!

В обеденный перерыв я отправилась в правление школы и в дверях столкнулась с Робертом Кингсли, который как раз выходил оттуда.

— Привет, Джинджер!

— Привет. — Неужели он запомнил, как меня зовут?

— Как твоя сестра?

— Хорошо, спасибо. — Вот и разгадка — его интересует только она.

Жан-Поль разговаривал с секретаршей. Я села на стул возле ее стола и ждала, пока они закончат пререкаться по поводу не доставленных утром продуктов. Не самый удачный момент для разговора с ним. У него и так плохое настроение, но я уже настроилась на стычку. Может, он думает, что я попала сюда случайно или ради забавы? Ему и в голову не приходит, что это мое призвание. Если бы я только могла объяснить ему это…

Нельзя допускать, чтобы мои слова звучали по-детски. Мне бы не хотелось слишком раскрываться перед ним. Важно, чтобы он понял меня, не вдаваясь в мои личные мотивы.

Наконец разговор с секретаршей закончился. Я поняла, что он собирается выйти из комнаты, хотя и видит, что я сижу здесь и жду его. Я встала, не зная, как обратиться. Шеф? Жан-Поль? И то, и другое казалось мне не подходящим, поэтому я никак его не назвала.

— Извините. У вас найдется минутка? — пролепетала я. — Мне нужно поговорить с вами.

Он недовольно взглянул на меня:

— Да?

— Я просто хотела сказать вам, что добьюсь успеха, потому что собираюсь заниматься именно этим делом. И очень хочу освоить все, чему вы нас учите. И я лишь… хотела, чтобы вы знали об этом.

Он пожал плечами:

— Это ваши деньги.

Секретарша, круглолицая женщина в платье с цветочками, которая обычно с удовольствием поедала обеды, приготовленные студентами, навострила уши.

— Да. Я плачу большие деньги за обучение, хотя и получаю крохотную стипендию. И какое это имеет отношение к вашему со мной обращению?

— Мне дела нет до вашей стипендии! Я обращаюсь с вами, как и с другими студентами.

— Неужели?

— Ну ладно. Если уж вы сами спросили меня, Джинджер Ливайн. Вам нужно научиться ремеслу повара? Но есть ли у вас хоть какая-то тонкость вкуса, изящество, деликатность, чтобы постичь искусство кулинарии? Вот в чем вопрос. — Он презрительно посмотрел на меня и вышел из комнаты.

Деликатность. Да уж. Моя мать не обладала ни тонкостью, ни изяществом — я это знала. Может, и я не такая тонкая натура? Может, веду себя так же, как она, и не осознаю этого? Ведь я выросла рядом с ней. И я не хочу становиться деликатной. Деликатность очень похожа на скованность.

Но разве я не смогу делать изящные пирожные? Пирожные, которые будут выглядеть легкими и воздушными?

Секретарша пожалела меня:

— Не бери в голову. Он любит издеваться над студентами.

— Спасибо, — нахмурилась я. — А я, видимо, доставляю ему наибольшее удовольствие.

Это был обычный девичник или столпотворение в доме невесты, где моя мамочка собиралась провести занятие на тему «Мастерство в сексе». Наступил октябрь, но Санни все еще была в Греции, поэтому мне приходилось заниматься продажей вибраторов. Вечеринку устроили для лучших подруг невесты, которые нашли объявление Коко в газете «Тайм аут». Не меньше двадцати девиц хихикали и трещали без умолку в ожидании выступления Коко, и я пожалела, что не захватила беруши.

Если вы находитесь в комнате, набитой женщинами, говорящими о приспособлениях для занятий сексом, там неизбежно начинает звучать истерический хохот и становится очень шумно. Выпустите перед ними каких-нибудь исполнителей танцев восемнадцатого века, и они превратятся в разъяренных гиен. Я не хочу сказать, что мужчины никогда не ведут себя подобным образом, особенно в барах, где проводятся соревнования по армрестлингу или их обслуживают официантки, раздетые до пояса. А еще хуже, если эго — пьяненькие молокососы, которые пытаются доказать всем, что они тоже настоящие мужики. (И во время этих попоек они действительно показывают себя «во всей красе».) Но, в общем-то, достаточно взглянуть на клиентов стриптиза для мужчин: они исключительно спокойны. Предпочитают разглядывать женщин в некоем боязливом оцепенении, а не вопить, надрывая глотку и демонстрируя всем отсутствие мозгов.

Все устроились и приготовились слушать. Опоздавшие гости все еще подтягивались. Участницы вечеринки были взбудоражены видом всевозможных искусственных пенисов и разноцветных фаллоимитаторов, выставленных на всеобщее обозрение в центре комнаты.

— О боже!

— Взгляни на этот!

— Он такой большой!

— Такой соблазнительный!

— Мне лучше выпить!

В сторонке были сервированы вина и сыр, но все были так поглощены разложенными штучками, что даже взрыв хлопушки их бы не напугал и потонул в этом шуме.

— Как же выбрать себе то, что нужно? — прозвучал традиционный вопрос типичной заинтересованной покупательницы.

— Зачем так много разных видов? — спросила другая.

— Мы поговорим об этом, не беспокойтесь! — попыталась Коко утихомирить слушательниц. — Мы поговорим обо всем.

Поскольку комната была набита гостями, я втиснулась в маленькую кухню, уселась на высокий табурет немного в стороне от места действия и приготовилась ждать, пока придет моя очередь выйти на сцену. Черная кошка хозяйки тронула лапой силиконовые члены, стоящие торчком. И это вызвало такой бурный эффект, что я, поймав взгляд Коко, дала ей понять, что пора что-нибудь со всем этим сделать, потому что я не могу выстраивать их в ряд, когда все уже расселись по местам, смотрят и ждут.

— Кто-нибудь подержит кошку? — спросила она.

— Спасибо, эти для нее великоваты. Ох! О'кей! Может, начнем?

— Во-первых, я хочу прочитать вам небольшую лекцию о сексе — полагаю, все вы знаете, где у вас находится клитор.

Опоздавшая гостья позвонила в дверь. Я чуть не бросилась открывать, но женшина, принимавшая гостей, поднялась со своего места. Я слышала, как она встретила вновь пришедшую. Предложила ей бокал вина.

— Ты смеешься? Я должна быть совершенно трезвой!

Голос показался мне знакомым. Я вывернула шею, чтобы рассмотреть последнюю гостью.

Когда она наконец появилась в поле моего зрения, мой желудок чуть не прилип к кишкам. Это была Тара. Тара Гласс! Наверное, Хемфри Богарт, почувствовал себя так же, когда Ингрид Бергман вошла в его бар.

«Во имя всех вечеринок с вибраторами в мире…» Я хотела раствориться в воздухе, исчезнуть. Но я была нужна Коко. Я попала в ловушку.

— В клиторе собрано множество окончаний нервных волокон…

Тара пока не смотрела по сторонам — устраивалась поудобнее и внимательно слушала лекцию. Я еще немного отодвинула свой табурет и попыталась уменьшиться, но чтобы действительно спрятаться, мне оставалось только сесть на пол. Другой возможности не было. Но что толку? В конце девичника она все равно увидит меня. Оставалось только сбежать и бросить Коко на произвол судьбы.