— Могу я взглянуть?

— На мою квартиру?

— Да. Я еще не был в чужих квартирах с тех пор, как переехал сюда.

Отлично! Значит, он не был у Тары.

— Да, хорошо… — «А если Коко дома?» — пронеслось в голове. — Но у нас такой бардак!

— Это неважно.

Он снял прозрачную пленку с пластыря. Я протянула палец. Он обернул его пластырем и осторожно, но твердо прижал к моей коже. У меня по телу пробежала волна.

— А чем занимаются твои родители? — спросил он.

— Мой отец — юрист. Мать — танцовщица. А твои?

— Мой папа — водопроводчик.

— Правда? — «Коко говорит, что секс — это то же, что и сантехника, и непонятно, почему все придают ему такое большое значение?» — А твоя мама?

— Моя мама никогда не работала. Можешь называть ее хранительницей очага.

— Звучит очень мило. Она пекла тебе сладости? И запрещала делать пирсинг и татуировки? И ругала за то, что возвращался после комендантского часа? И проверяла твои оценки в дневнике?

— Да, и непрестанно беспокоилась, что меня собьет машина или я утону в озере, или не смогу адаптироваться. Просто у нее в жизни совсем не было радости — она постоянно беспокоилась за своих детей, готовила еду и содержала дом в чистоте.

— Я всегда мечтала о такой мамочке.

Я ждала, что он станет возражать мне, но у него на лице появилось мечтательное выражение.

— Она действительно чудесная. Готовила еду на всю семью, а у меня еще три брата — завтрак, обед и ужин каждый день, а должен тебе заметить, мы очень хорошие едоки. Именно у нее я научился многим кулинарным приемам.

— А у меня такой была бабушка.

— Да?

— Мы обычно пекли что-нибудь вместе по вечерам в субботу.

В общем-то, я не очень хотела углубляться в эту тему. Я выросла на руках у бабушки, потому что Коко постоянно была в разъездах. Но эти субботние вечера остались счастливым воспоминанием. Мы приносили выпечку в гостиную, набрасывались на еду, пока все не остыло, и смотрели «Факты из жизни, Т. Джей Хукер, комический стриптиз»… Именно бабушка научила меня просеивать муку, разбивать яйца одной рукой, растапливать шоколад. Она открыла мне запах ванили, самый потрясающий запах в мире.

— Ты была единственным ребенком?

— Ага. А ты старший или младший?

— Младший.

Мне понравилось, что он младший.

— А старшие тебя колотили?

— Моя мама всегда стояла на страже.

— Спорим, она участвовала в конкурсах, которые устраивают женские журналы? И собирала бонусы за пачки печенья, чтобы вы могли получить что-то бесплатно, и скрепляла купоны на скидки. Я всегда так делала. Эти маленькие буковки на купонах, казалось, так и кричали: «Вырежи меня! Вырежи меня!»

— У нее была папка в ящике буфета на кухне, куда она их собирала.

— С нарисованной коровой?

— Хм, кажется, там был котенок.

— Мои купоны всегда заканчивали свои дни на помойке. Маленький продуктовый магазин на углу нашей улицы их не принимал. Рядом была еще «Империя вкуса», но проходы там такие узкие, а ряды такие длинные, что домой ты всегда приходил в плохом настроении. Я помню, как первый раз попала в продуктовый загородный гипермаркет. У подруги моей матери была машина, и она привезла нас в «Пэтмарк» в Джерси-Сити, чтобы мы запаслись продуктами. Я была в восторге. Перед отъездом уселась за кухонный стол и начала лихорадочно вырезать всевозможные купоны и запихивать их в свой кошелек. Когда на стоянке мы вышли из машины, я чувствовала себя первооткрывателем земли обетованной.

— Широкие проходы. Хороший выбор продуктов. Высокие цены.

— Все было отлично. Но самым замечательным оказался сюрприз.

— И что это было?

Я схватила его за руку, более твердую, чем у Айена. У него действительно были мускулы.

— Двойные купоны.

Том засмеялся:

— Какая ты смешная! — И бросил взгляд на мою руку.

Может, он всего лишь хотел, чтобы я его не трогала? Я убрала руку. Он серьезно посмотрел на меня.

— Жизнь в пригороде не стоит двойных купонов, — сказал он. — Люди в городе гораздо интереснее. Это все равно что найти своей матери партнера для танцев. Я даже не могу себе представить…

Это было попадание в десятку.

— А где она выступала?

— О… в разных местах.

— Она наверняка мечтала, — сказал он. — Хотела заниматься искусством. У нее были занятия помимо тебя. И готов поспорить, она прекрасно о себе заботилась. Моя же мама думала, что все люди любят муку тонкого помола, а она ее никогда не пробовала. Спорим, твоя мать все еще прекрасно выглядит?

— Да. — «Он определенно подбирается все ближе и ближе». — Она здорово выглядит.

Солнце садилось и становилось прохладно. Мы вышли из парка на Пятьдесят девятую улицу. Я не спросила, как он представляет себе мою квартиру. Сделала вид, будто мы об этом не говорили, и вела его к станции метро. Подойдя к ней, мы остановились на верхних ступеньках ведущей на станцию лестницы.

— Ну, вот ты и здесь!

— Bo r я и здесь.

— Спасибо за пластырь.

— Не за что.

— Пока.

Я смотрела ему вслед. А на углу, там, где было светлее, прижала пластырь к своим губам, вдыхая его запах. Я не люблю пластырь, у меня возникает ощущение, будто кожа под ним задыхается. Но этот кусочек я готова была оставить.

Когда придумывали слоган: «Возьми свою дочь с собой на работу», вряд ли имели в виду матерей, которые работают в стриптиз-клубах. Я никогда не забуду тот первый раз, когда пришла с Коко в клуб «Платинум». Мне было семь лет, но это осталось одним из самых ярких воспоминаний детства.

Клуб «Платинум» был модным тусовочным местом для элитной публики, которая жила в Квинсе или искала там развлечений. Иногда Коко оставалась с нами и спала на кушетке, но у нее была квартира, которую она снимала с другой танцовщицей неподалеку от клуба, чтобы ей не приходилось на такси перебираться через мост на Пятьдесят девятой улице среди ночи, добираясь до дома. А бабушка помогала мне делать уроки и укладывала спать. Но однажды ей пришлось уехать на какой-то съезд учителей. А у женщины, которая оставалась со мной, возникли срочные дела, так что Коко пришлось взять меня на работу.

Мне так хотелось увидеть, где она работает и чем занимается. Я знала, что танцует и снимает одежду перед мужчинами, позволяя им рассматривать свою грудь. Я так привыкла видеть ее голую грудь дома, что мне это не казалось чем-то особенным. Поэтому я была спокойна в отличие от Коко, которую не радовала необходимость взять меня с собой.

Мы вышли из метро и зашагали мимо убогих домов, контор и складов. Я думала, что же заставляет людей искать удовольствия в таком отвратительном месте? Здание, на котором серебряными буквами по черному фону было написано «Платинум», выглядело, как большая черная коробка. Никаких окон. Просто уродство.

Но внутри оно оказалось совершенно удивительным, сказочным — просто мечта. Кругом зеркала. Стены выкрашены серебряной краской. Золотые ковры. Хозяин этого заведения явно очень богат! И все были так милы со мной. Женщина за кассой с длинными красными ногтями спросила маму:

— Это твоя дочка? Какая хорошенькая! Женщина, продававшая сигары и сигареты, оперлась на стеклянный прилавок, сделанный в виде подковы. Ее металлические браслеты звякали о поверхность стола, а сигары выглядели, словно бабушкины краски, аккуратно расставленные в ящичках, если не считать того, что все они были коричневые. Эта женщина ничего не сказала, только улыбнулась. Было что-то странное в ее светлых волосах цвета меда, свободно спадающих на плечи, и я не могла отвести от нее глаз.

К сожалению, мать постоянно подгоняла меня, и я едва успевала смотреть по сторонам, чтобы все увидеть и запомнить. Мы прошли мимо женщины-азиатки, сидевшей в нише перед створкой двери, словно разделяющей ее тело пополам. «Что это она делает?»

— Привет, дорогая, — сказала азиатка и улыбнулась. «Что здесь смешного?» Ее чрезмерно полные губы были темно-красного цвета. А на щеках остались шрамы от прыщей.