Кроме того, де Хенен и все моряки, хорошо знающие этот район, утверждают, что нередко в неблагоприятный для навигации сезон высота валов, разбивающихся о рифы Силвер-Банк, достигает 12 метров. В лоциях также упоминается о валах, которые с яростью обрушиваются на это мелководье. Дробящиеся валы, несомненно, перемещали обломки затонувшего корабля.

Именно этой проблемой страстно увлекся Фредерик Дюма, занимаясь подводными археологическими раскопками. Его точка зрения, правда, существенно отличается от гипотезы де Хенена.

— Я никогда не покушался на прерогативы археологов и посвятил свои исследования образованию «формаций затонувших судов». Меня интересует судьба потерпевших крушение судов с момента трагической развязки.

Все 30 лет, проведенные в исследованиях и раскопках, я пытался понять, почему судно, поглощенное морем, стало таким, каким мы его находим.

При первом же взгляде на какой-нибудь участок морского дна, где кроме горлышек амфор, застрявших в песке, ничего не видно, Дюма может сказать, что имеет дело с большим кораблем, определить глубину его погружения в ил и степень сохранности.

Этими знаниями Фредерик обязан многочисленным экспериментам, проведенным над сотнями судов, погибших в Средиземном море. Дюма руководил многими подводными раскопками, но главное, занимался разведкой. При этом он прощупывал морское дно стержнем из нержавеющего металла длиной около двух метров, определяя контуры затонувшего судна. Своим немудреным инструментом Дюма пользуется виртуозно, подобно слепому, которому палка позволяет обрести уверенность в движениях.

Дюма разработал свою теорию положения затонувших судов на дне моря:

«В море, как и на суше, беспрерывно накопляются осадки. На суше они погребают мертвые города и памятники былых времен. То же происходит и с кораблями, покоящимися на дне моря.

Под водой течения перекатывают песок, который застревает в затонувшем судне. Вдоль побережий морское дно повсюду поднимается. Часть этих отложений — результат поверхностной эрозии, вызнанной атмосферными осадками, другие — результат ветра. Что же касается затонувшего судна, то вокруг него скапливаются и морские организмы, оставляя на нем прочные наросты — ракушки, известковые скелеты и водоросли.

На коралловых рифах в районе Силвер-Банк вклад морских организмов весьма значителен, ибо жизнь тут бурлит, а кораллы развиваются с невероятной быстротой.

Вот почему мы находим здесь глыбы весом четыре-пять тонн, которые не в силах даже сдвинуть с места.

Кораллы постепенно покрыли затонувший корабль полностью, но в свою очередь становились жертвами рыбы-попугая, которая превращает их в песок. В этом случае морское дно между коралловыми колониями имеет равномерный уклон.

С того момента, как мы добрались до уровня этих осадков, начали находить черепки посуды под слоем толщиной 40–60 сантиметров. Песок перемешан с коралловыми ветвями, образующими изолированные кустики, которые мы называем „трубчатыми чашками“. Это изогнутые под углом ветки.

Изучение эволюции коралловых образований за трехсотлетний период очень увлекательное дело, но вселяет мало надежды на успех археологических раскопок в этих водах. Весьма вероятно, что многие затонувшие суда, погребенные в коралловых районах Мирового океана, останутся там навеки».

Кораллы растут неравномерно. Это ясно видно на примере таких крупных колоний, как на рифе Силвер-Банк. Между коралловыми образованиями встречаются пробелы, пустоты. Очевидно, в этих местах кораллы не развиваются, то ли из-за недостатка света, то ли из-за водоворотов. Поскольку точную причину установить пока не удается, приходится ограничивать констатацией факта.

Тем не менее, обнаружить судно, даже полностью погребенное под коралловой толщей, можно по разбросанным вокруг предметам — пушкам или якорям. Мы хорошо знакомы с другим коралловым районом, а именно с Красным морем.

Вечером Дюма делится воспоминаниями об этой экспедиции с молодыми людьми, которых не было с нами тогда в Красном море.

— Когда мы огибали «Мир без солнца» [22]возле Шаб-Руми, греческие матросы с сопровождающего нас грузового судна «Росальдо», собирая ракушки на рифе, обнаружили античные амфоры. Они известили меня о находке, и я тотчас отправился на риф, чтобы осмотреть и сфотографировать амфоры.

Амфоры, по всей вероятности, попали туда с острова Кос, но относились к периоду Римской империи. Было любопытно посмотреть, что сделало с ними море примерно за двухтысячелетний период. Амфоры, словно драгоценные камни, были заключены в оправу из кораллов. Морская абразия обточила их подпорки так, что казалось, будто они стоят на маленьких коралловых колоннах, украшая камни какой-нибудь ундины. Несомненно, где-то неподалеку находилось затонувшее античное судно, но где именно?

Дюма прав. Мы еще почти ничего не знаем о процессах, протекающих вокруг затонувшего судна в коралловых морях.

Вот почему такое важное значение приобретает наш эксперимент у рифа Силвер-Банк. Это первые систематические раскопки с применением таких мощных технических средств.

Пятница, 16 августа.Утреннее погружение в воду вместе с Раймоном. Погода довольно унылая. Вся рабочая площадка покрыта «пылью» с «Джемс энд Мэри». Раймон поднимает американское кайло (вчера мы нашли долото!). Какая злая насмешка! Ведь все, что мы вчера вскрыли, никем не тронуто!

Продолжаем рыть вторую поперечную траншею на уровне так называемых палубных досок, причем вскрываем массу разных «конгломератов», особенно в задней части траншеи (корма и левый борт). К концу дня траншея упирается в твердую белую массу, видимо выйдя за пределы затонувшего судна. Отсюда следует, что либо размеры галеона меньше, либо он не продвинулся так далеко вперед, как на нашем плане.

Утром Гастон удалил с холма глыбы. Вечером он атаковал холм на уровне последней пушки с середины правого борта, чтобы попытаться вскрыть другие орудия. Дюма и Жан-Поль тщетно обследовали подводную платформу и повстречались там с акулой.

Поднято еще три пушечных ядра. Нас преследует все та же мучительная загадка: куда подевались пушки с левого борта? Найдены: очень массивный кусок дерева со следами болтов и гвоздей; две великолепные, почти не поврежденные прямоугольные бутылки, заполненные песком и чудом уцелевшие при всеобщем разгроме, маленькая бесформенная пластинка из металла, более твердого, чем свинец, но с его примесью, современное американское кайло со сломанной рукояткой, подошвы от сандалий наших непосредственных предшественников и, главное, еще одна печать для пломбирования, принесенная Рианом и оказавшаяся в лучшем состоянии, чем все остальные.

В 11 часов я снова погружаюсь в воду, чтобы натянуть синий нейлоновый трос у заднего конца траншеи и установить ряд буйков у передней ее границы. Нас было семеро на рабочей площадке, и мы работали как в густом тумане из-за илистой мути, поднятой нами в тот момент, когда течение прекратилось. Я ничего не различал на расстоянии двух метров, но слышал урчанье землесоса, удары кайл о коралловый известняк, мерное дыхание водолазов. Это озвученное представление было поистине фантасмагорическим.

Дюма также сделал важное открытие. Он нашел возле двух пушек на втором холме два старинных ручных бура, застрявших под кораллами. Не были ли они брошены здесь самим Фиппсом и его водолазами? Не погребена ли по соседству корма галеона?

В связи с этим открытием на борту «Калипсо» выдвигается новая теория: разбилась только носовая треть галеона, а все остальное сместилось под углом 30°, а может быть и 90°. Если принять первое предположение, то становится понятным, почему на втором и третьем холмах оказались четыре пушки.