В действительности глыба оказалась бочкой. Это обнаружилось, как только ее извлекли на поверхность и очистили днище, где еще можно было рассмотреть дерево. Кинопленка запечатлевает всеобщее возбуждение, воцаряющееся на палубе, когда подъемный кран опускает бочку с гвоздями на палубу посреди расступившейся команды. Гастон Ру обращает наше внимание на то, что в верхней части, там, где дерево не сохранилось, заметны набухлости (через одинаковые интервалы). Он предполагает, что в этой бочке корабельный плотник хранил гвозди в нескольких мешках. Это вполне вероятно.

За два дня наше судно захламляется осколками кораллов, становится грязным и неудобным для жизни. Устанавливаю смены водолазов. Они действуют на затонувшем судне только по два часа, отделяя коралловые глыбы и наполняя корзины, которые кран поднимает на заднюю палубу «Калипсо». Здесь остальные члены экипажа, кто не занят на дне, разбивают эти глыбы молотками. После этого осколки надо переправить подальше от рабочей площадки. Тем не менее, мы добились довольно значительных результатов. Найдены: печь из камбуза, складочная камера корабельного плотника, где он хранил гвозди, и глиняная посуда. В результате бурения удалось добраться до деревянных частей, правда, слишком неопределенной формы, чтобы можно было уточнить их назначение. На борту «Калипсо» разгораются дискуссии, посвященные историческим проблемам, навигации на парусниках, а также связям между Европой и Новым Светом. Несмотря на усталость, они заполняют все вечера вплоть до конца раскопок. Мы не перестаем обращаться к архивным документам и стараемся почерпнуть в исторических трудах сведения, которые бы внесли ясность в наше дело.

Несмотря на мужество и энтузиазм всего экипажа, работа представляется мне безнадежно долгой и изнурительной, а наше техническое оснащение крайне несовершенным.

Сымпровизированный землесос оказался слишком слабым. Он «заглатывает» только песок. Сколько-нибудь значительный осколок застревает в нем. Проделанные им скважины до смешного малы. Палуба «Калипсо» завалена обломками. Их сортировка идет медленно, хотя в ней принимает участие весь экипаж, включая кока. Нам не хватает молотков (у которых постоянно ломаются рукоятки), кувалд, долот, тачек и защитных очков камнетесов.

Подъем, который царит на борту, достоин восхищения. Кажется, что для этих парней, подстегиваемых захватывающим приключением, никаких препятствий не существует. Ничто не может им противостоять. Они неутомимы. Не осмеливаясь в этом признаться, то ли из-за суеверия, то ли из скромности в зависимости от характера, они глубоко «веруют» в сокровища.

Это особенно обязывает меня сохранять благоразумие, трезво оценивать создавшееся положение и делиться с командой своими соображениями.

Мне представляется, что следует действовать в двух направлениях. Прежде всего надо доказать людям, что наше оснащение недостаточно совершенно. Если мы хотим довести раскопки до конца, нужно либо оснастить рабочую площадку почти промышленным оборудованием, либо отказаться от нашего предприятия. Кроме того, что будет, если мы действительно найдем золото — металл, который разбивает дружбу, доводит людей до безумия и становится причиной стольких трагедий?! Надеюсь, что заранее предусмотренный порядок дележа добычи, утвержденный тайным голосованием экипажа, избавит нас от раздоров. Но можно ли все предугадать, когда желтый металл впервые засверкает на палубе «Калипсо»?

Суббота, 20 июля.Отдаем все шесть швартовых и готовимся к отплытию, осторожно маневрируя среди подводных скал. Следуем по фарватеру, обозначенному красными буями и радиолокационными вехами. Направляемся в Пуэрто-Рико за Дюма и всем тем оборудованием, которого нам недостает.

Воскресенье, 21 июля.Идем при довольно сильном встречном ветре и волнах. Отдыхаю и размышляю. Не совершили ли мы ошибку, бросившись очертя голову в эту авантюру? Действительно ли оправданны предшествующие решению намеренные недомолвки? Всякого рода осложнения, трагедии, насилия, которые обычно ассоциируются с поисками сокровищ, не выдуманы ли они авторами приключенческих романов? Если в этих историях есть доля правды, то не повинны ли во всех несчастьях грубость и эгоизм, присущие типичным охотникам за сокровищами? Поразмыслив, я не нижу причин для того, чтобы группа порядочных и цивилизованных людей не могла заняться этим делом, сохраняя корректность. Остается выяснить, по плечу ли нам такая задача и не ввяжемся ли мы в бесконечную заваруху, как у острова Гран-Конглуэ в 1953 году? Приближение сезона циклонов по-прежнему беспокоит меня. Благоприятный сезон уже подходит к концу. Хватит ли у нас времени на оснастку, оборудование рабочей площадки, чтобы обеспечить максимальную эффективность, поисков и благополучно завершить раскопки до того, как разразится шторм, который может застигнуть нас в самом сердце рифов Силвер-Банк? Я полностью доверяюсь интуиции и опыту нашего капитана Кайара, который внимательно следит за всеми американскими метеосводками и интерпретирует их.

Два галеона курсировали в устье полноводной Ориноко. В ее мутных водах, стиснутых зелеными зарослями джунглей, дозорные с испанских кораблей заметили лодку, болтавшуюся в дрейфе. События относятся к эпохе, когда огромный Американский континент был еще слабо изучен теми, кто стремился его покорить.

От одного из галеонов вскоре отделилась шлюпка под командой офицера. Она подошла к туземной лодке.

Находящийся в ней человек был без сознания. Он оказался испанцем и, придя в себя, заговорил на чистом кастильском наречии, однако не пожелал сообщить, откуда прибыл. В его лодке находились два сосуда из тыквы, наполненные золотыми бусами величиной с четки.

Галеоны доставили неизвестного по его просьбе в Сан-Хуан на Пуэрто-Рико. Он по-прежнему хранил молчание и не расставался со своим сокровищем. Человек этот был тяжело болен и ждал оказии, чтобы вернуться в Испанию, рассчитывая на скорое отплытие флотилии. Но смерть опередила это событие. Перед кончиной умирающий исповедался.

Там стало известно, что зовут его Мартинесом и что он был одним из лучших офицеров возглавлявшейся Диего Ордасом экспедиции, которой было поручено исследовать Гвиану. Этот отряд, насчитывающий 600 всадников, бесследно исчез в глубине континента. Мартинес, видимо, был единственным из оставшихся в живых. Дон Диего Ордас не оставил после себя никаких следов, кроме проржавевшего якоря, найденного в устье Ориноко. Мартинес рассказал свою историю исповеднику. Несчастный стал жертвой тяжелого проступка. Ему поручили охрану порохового запаса экспедиции, а он имел неосторожность развести поблизости огонь, — и все взлетело в воздух. Дон Диего приговорил офицера к смерти, но вместо того, чтобы тотчас привести приговор в исполнение, бросил его одного в лодке без провизии.

Мартинес вскоре попал в руки индейцев, которые еще никогда не видели белого человека и увели его с собой. Индейцы шли две недели. В конце перехода пленнику завязали глаза. Когда повязку сняли, ему показалось, что он видит чудный сон. Впереди у его ног лежал огромный город, казалось, излучавший золотое сияние. Дворцы, крыши домов и даже мостовые были, как будто, отлиты из чистого золота. Туземцы сказали, что Маноа [17], столица великого вождя, могущественного правителя, носящего титул Верховного Инки.

Пришлось, однако, идти еще два дня, прежде чем они добрались до чудесного города. Там Мартинес убедился, что он не стал жертвой миража. Действительность превзошла воображение. Многочисленные дворы и башни из чеканного золота затмевали красотой и неповторимостью все здания Кастилии.