Воскресенье, 11 августа. Ночью была довольно мерзкая погода, но море спокойно, и на заре мы подходим к рифу Силвер-Банк на час раньше, чем предполагалось. Радиовеха заметна с расстояния шести с половиной мили. В 13 часов 30 минут «Калипсо» идет по обозначенным нами проходам. Тотчас спускаем на воду шаланду и «зодиак», чтобы водолазы засняли на кинопленку проходы над коралловыми скалами. Зрелище впечатляющее: киль почти касается коралловых образований. В 15 часов 30 минут мы уже на нашей якорной стоянке в привычном месте и тотчас приходим на помощь нашему затонувшему плоту «Джемс энд Мэри». Вот он тяжело выныривает на поверхность. Плот кренится на один бок. Много времени уходит на то, чтобы его выпрямить и очистить. Кран подцепил его и поднял на борт «Калипсо», где мы откачиваем воду новой мотопомпой.

Проверяем все якорные места и в конце дня спускаем на воду поплавок и все вертикальные отрезки трубы землесоса: решаем укоротить ее на один метр, чтобы она больше не терлась о кораллы. Шесть метров жестких труб заменены двумя секциями длиной три и два метра. Воздух будет нагнетаться на протяжении менее 12 метров.

Вечером все собрались на борту «Калипсо». Предлагаю распить круговую чашу рома, как это делалось на старинных парусниках.

Дюма погружается в воду для общего обозрения рабочей площадки и чтобы освежить картину в памяти. Проплыв над нашими металлическими корзинами, Фредерик обнаружил, что они уже сплошь обросли крошечными коралловыми полипами. А ведь корзины оставались в воде не более шести дней. Море в этом районе — настоящая питательная среда для развития кораллов.

На рифе в этот вечер тихо и почти прохладно. В час, когда ночь внезапно спускается на тропические воды, над морем проносится легкий бриз, и мы с наслаждением вдыхаем его ароматы и подставляем свои обнаженные торсы ласковому прикосновению ветерка. Насколько здесь все-таки лучше, чем в Пуэрто-Рико!

Мы отвыкли на рифе от криков, сутолоки и рева автомобильных клаксонов. Компрессор с его беспрерывным гудением оказал на нас странное влияние: он одновременно оглушил нас и сделал крайне уязвимыми для всех прочих шумов.

По едва уловимым признакам чувствую приближение плохой погоды. Море изменило свой цвет. Вода уже не отливает яркими оттенками синей и зеленой красок. Она стала сероватой, уплотнилась в глубине, как бы утратив прозрачность. Но главное, — на море появились крошечные волны, плещущиеся вокруг судна.

Закат был великолепным. Золото и пурпур залили весь небосвод, пронизывая феерические громады округлых лиловых и черных туч.

Твердо убежден, что сегодня все это великолепие не будет взорвано грозой, но перемена погоды не за горами. Это время года считается губительным для галеонов, и у меня нет никакого желания проверять правильность утверждения старинных мореходов на собственном опыте. Делюсь своими тревогами с Кайаром, который хорошо разбирается в метеорологической обстановке. Он вычертил карту погоды и ежедневно вносит в нее соответствующие коррективы.

Понедельник, 12 августа.В 6 часов 30 минут погружаюсь в воду для обычной утренней проверки. Ничего особенного здесь не произошло! Размещаю десяток маленьких разноцветных поплавков вокруг предполагаемой носовой части судна, чтобы бригады водолазов могли ориентироваться даже в мутной воде. Поднявшись, приказываю переместить «Калипсо» на пять метров к югу, а баллоны землесоса и плот «Джемс энд Мэри» — на шесть-семь метров к юго-западу. Первая бригада укладывает гибкий нижний шланг и устанавливает колено, изгибающееся под углом 45° вместо 90°, что, как мы предполагаем, предотвратит частые закупорки. Вторая бригада устанавливает трубы для подачи воздуха и начинает стропить глыбы. Реми погружается в воду, решив присоединиться к одной из бригад. К несчастью, при подъеме на поверхность он, помогая передвинуть большие коралловые глыбы, разрезает мизинец. Доктор зашивает рану без анестезии.

Дует довольно сильный юго-восточный ветер, но он не очень мешает работать. Весь день (вернее, всю его вторую половину) мы расчищаем рабочую площадку от загромождающих ее больших и средних глыб. Их стропят одну за другой и поднимают в корзинах на заднюю палубу «Калипсо», где дробят кайлами и долотами. Задняя палуба напоминает довольно грязный карьер. Осколки кораллового известняка разлетаются во все стороны. Из него извлекают железный лом и другие интересные предметы. Кораллы и прочие обломки, не представляющие никакого интереса, транспортируют к выходу в средней части левого борта и сбрасывают в море. Сегодня за день переработано 10 тонн кораллового известняка. Под «Калипсо» растет груда обломочного материала, новая искусственная подводная скала! Надеюсь, что мы сами на нее не напоремся!

Обнаружены очень большие и весьма интересные чугунные предметы, в частности огромный крюк от большой двери или от крышки трюмного люка и несколько пушечных ядер из носовых орудия. На борт поднимаются водолазы из последней смены — Коль и Дюран. Они приносят грузило от удочки конической асимметричной формы, звено цепи, две пряжки от пояса, одну разбитую, другую целую, латунные пуговицы от мундира и… одно ребро. Наш судовой врач впервые подтверждает, что это останки человеческого скелета.

Вокруг нас порхают бабочки. Какая-то занесенная ветром птица расположилась на отдых. Уж не из Африки ли попала она в эти края?

Вторник, 13 августа.Бернар будит меня в 6 часов утра. Вода, которую я скудно лью на свою физиономию, прохладная и не слишком отдает щелоком. Быстро направляюсь в кают-компанию, чтобы вместе с первыми водолазами наспех проглотить кофе. Потом отправляюсь на корму, где натягиваю водолазный костюм. Солнце еще прячется за низкими облаками, но его первые длинные лучи, расходясь в разные стороны из невидимого очага, огненными стрелами прорезают темный небосвод, разделяя его на сегменты. Вдыхаю воздух полной грудью и с помощью Бернара надеваю акваланг с тремя резервуарами. Он кажется мне легче обычного. Бросаю последний взгляд на солнце, которое появляется во всем своем великолепии как раз в тот момент, когда я погружаюсь в море. Но тут меня ждет еще один радостный сюрприз: вода необычайно прозрачна. Праздник на небе, в воде и в моем сердце. Сохраняя неподвижность и вытянувшись в воде, медленно опускаюсь на дно, окидываю взглядом рабочую площадку. Через пять-десять минут ко мне присоединяются Раймон и Жан-Пьер. Жадно впитываю впечатления, пока я здесь в полном одиночестве. Все сегодня прекрасно и полно неотразимых чар. Барракуда Жюль куда-то скрылась. Но рыба-попугай, как всегда зорко, присматривает за рабочей площадкой. Дюма испытывает к ней дружеские чувства и утверждает, что она очень умна. Рыба приветствует меня и торжественно движется в авангард, пока я занимаюсь инспектированием. С технической точки зрения рабочая площадка сильно преобразилась. С удалением многих тонн камней картина прояснилась. Те редкие объекты, что остались на поверхности морского дна, вырисовываются гораздо отчетливее. Все мои наблюдения автоматически регистрируются в памяти, ибо скоро мне предстоит дать указания о распорядке рабочего дня. Но в данный момент это не имеет никакого значения. Все предметы, заключенные в жидкий хрусталь морской воды, просматриваются, как через увеличительное стекло. Местами они сверкают, как алмазы, серые краски приобретают новые пастельные тона, доски уже не кажутся черными, а песок отливает охристым или розовато-лиловым цветом. Маленькие пятнистые меру становятся храбрее, рифовые окуни проносятся стаями, напоминая миниатюрные модели «боингов» благодаря желтым полосам на боках, жирелли и вялые краснобородки застыли в рыхлых развороченных осадках. Якоря и пушки, кажется, попали сюда с какого-то корабля-призрака, а длинный гибкий шланг землесоса — это вовсе не шланг, а чудовищный морской змей.

В который раз водная стихия очаровывает меня; становясь невесомым, человек теряет ощущение тягости бытия. Мне хорошо знакомо, как чары подводного мира стирают грани между радостным и трагическим до такой степени, что то и другое как бы теряет свой подлинный смысл.