— Ну, Мечхч, прикончил я юколу. Теперь тебя съем.
Мечхч говорит:
— Эх, больно я сухой да жесткий!
— Как же мне тогда тебя съесть?
— Лучше изжарь меня!
— Ну, тогда зажарю. Дров надо принести, — говорит медведь. — Давай-ка, натаскай поскорее дров, а я полежу — что-то я устал. Да ты долго-то не ходи!
Пошел Мечхч в лес, а сам плачет, прощальную песню поет. Принес он дров, положил и говорит медведю:
— Я еще схожу, этих мало будет.
Снова пошел, запел прощальную песню:
— В последний раз хожу, скоро меня съедят!
Вдруг Кутх по тундре идет. Услышал он: кто-то прощальною песню поет. Сразу пошел он на тот поющий голос:
— Гляди-ка, Мечхч! Ты чего стонешь?
— Эх, Кутх, в последний раз я гуляю!
— А что так?
— Скоро меня съедят. Эти дрова я для своего котла несу, зажарят меня.
— Кто же?
— Да медведь.
— Ты чего? Ну, хватит тебе плакать! Ты пойди, отнеси эти дрова. Костер потихонечку складывай. Не торопись! А я пока что дрыгалку 232сделаю. Потом ты меня как будто нечаянно увидишь и скажешь медведю: «У-у, вот уж Кутха нелегкая несет!» Как будто ты на меня сердишься.
Мечхч пошел домой. Медведь спрашивает его:
— Уже пришел?
— Пришел.
— Ну, делай костер!
Уселся Мечхч, стал потихоньку складывать костер. Вдруг закричал:
— Ах ты, вот Кутха нелегкая несет!
Медведь сразу говорит:
— Ты смотри, не выдавай меня, я клубком свернусь.
Свернулся медведь клубком, лежит. Приходит Кутх:
— Здорово, Мечхч!
— Здорово!
Кутх подошел к медведю:
— А это что такое тут лежит?
— Да это моя сельница 233.
Начал Кутх осматривать ее.
— Мечхч, а почему она с шерстью?
— А что мне, взял вот и обтянул ее шкурой!
— Мечхч! А почему она с ногами?
— А что мне, захотел, вот и сделал с ногами!
Подошел Кутх к медвежьей голове.
— Мечхч! А зачем она с головой?
— А мне что, сделал вот с головой!
Кутх половчее прицеливается к медвежьей голове, чтобы стукнуть наверняка. А медведь лежит и не дышит. Кутх взял дрыгалку, нацелился — ка-ак трахнет медведя по голове! Тот даже не шевельнулся. Кутх крикнул:
— Мечхч, живее брюхо ему распори, а то оживет!
Началась у них беготня: медведя потрошат, сразу же и варят, сразу и жарят. Кутх говорит:
— Теперь, Мечхч, давай сделаем из медвежьей шкуры мешки, мяса для Мити отнесем!
— Ой, дедушка, хоть все мясо бери, раз уж ты меня в живых оставил!
Пошли они к Мити, пришли. Поднялись к входной дыре:
— Мити! Ношу принимай!
Мити выскочила наверх:
— Ой, Кутх, где же это ты мяса добыл?
— Не болтай слишком много, — говорит ей Кутх. — Давай-ка, чего-нибудь вкусненького сготовь! А ты, Мечхч, никуда не уходи, живи у меня как мой сын.
196. Ивликелхен
Рассказала В. И. Пономарева (см. прим. к № 166), зап. и пер. А. П. Володин. Публикуется впервые.
Распространенная у народностей Чукотки и Камчатки сказка о вредоносном существе, пожирающем все живое. В ительменском фольклоре — это Ивликелхен («Длинный злой старичок») (в № 179 — Кутх), в чукотском — кэле, в эскимосском — великанша Майырахпак и т. д. Следует отметить, что чудовище, пожирающее детенышей, в сказках народностей указанного региона изображается в образе женского существа, поэтому представление Ивликелхена в одноименной сказке как мужского персонажа является, по-видимому, результатом изменения сюжета у современных ительменов, замены женского персонажа мужским. Вариант сказки, где вместо Ивликелхена выступает Кутх, представляется, по-видимому, вторичным и наиболее поздним, когда мифический творец ворон Кутх снижается до отрицательного персонажа.
Жил-был Ивликелхен в своей юрточке. Вдруг пришла к нему сука:
— Здорово, дедушка!
— Здорово, сука!
— Я к тебе ночевать пришла.
— Ну и ночуй!
А про себя Ивликелхен говорит: «Все равно тебя съем». Вслух сказал:
— Ты, сука, в той стороне ложись, а я — в этой.
Сука говорит:
— Дедушка, расскажи сказку!
— Расскажу, ты только слушай.
Начал Ивликелхен рассказывать:
— Туша, туша, целая, целая, много мозгу головного, много мозгу костного, пусть растет, подрастает, будет еще больше.
А сука лежит и угол подкапывает, дырку наружу хочет сделать.
— Сука! Ты чего чешешься?
— Я под мышками чешу. Ты, дедушка, рассказывай, я тебя хорошо слушаю. Уже спать хочу.
Ивликелхен снова начал рассказывать:
— Туша, туша, целая, целая, много мозгу головного, много почек, печени, пусть растет, подрастает, будет еще больше… Сука! Ты что там чешешься?
А сука дырку почти прокопала. Отвечает:
— Я, дедушка, промеж ног чешу. Ты рассказывай себе. У меня уже один глазок уснул. Еще расскажи — совсем засну.
Ивликелхен сразу начал рассказывать:
— Туша, туша, целая, целая, много мозгу костного, горлышко нежное, ушки сладкие, пусть растет, хорошо расти, досыта тобой наемся… Сука!
Нет ответа.
— Уже заснула. Ох и превкусно я сейчас поем!
Встал Ивликелхен, начал суку искать, нашел дырку, через которую сука убежала. Ивликелхен рассердился:
— Ах ты, сука, сука, все равно я тебя догоню! Так и съем живьем!
Погнался он за ней. Бежит сука и вдруг видит птичку. Поймала она ее и в кухлянку завернула. Тут же сразу и конуру сделала. Сама уселась, качает птичку, как будто это ее ребенок.
Ивликелхен пришел, спрашивает:
— Ты суку не видала?
— Мой ребенок сильно болеет, кого мне видеть? Дедушка, ты у меня здесь переночуй.
— Ладно, переночую.
Тогда сука и говорит:
— Ты ложись спать, я с ребеночком буду сидеть, он по ночам все плачет.
А сама думает, как бы ей убежать. Настала ночь. Окликнула она Ивликелхена:
— Дедушка, ты спишь?
Не отвечает, заснул.
Сука нашла где-то равдугу и всю исколола, как будто звездочки сделала. Надела Ивликелхену на лицо: «Спи, Ивликелхен», — и убежала.
Ивликелхен спал, пока не настал день. Открыл глаза — перед глазами темное небо и звездочки. «Ну и длинная же ночка, — подумал он, — а уж ясно, вызвездило-то как!» Стал он поворачиваться на другой бок, а равдуга свалилась с его лица. Тогда он понял, в чем дело:
— Не знал я, сука, что это ты была. Ну, догоню тебя сейчас!
Побежал Ивликелхен, стал суку догонять. Увидела его сука. Принялась дразнить:
— Дедушка, на мои ножки посмотри!
— Твои ноги, как палки, — отвечает Ивликелхен.
— Дедушка, посмотри на мои ноздреньки!
— У-у-у, твои ноздри, как дырки в стене!
— Дедушка, мое личико гладкое, как вылизанное, а посмотри-ка на мои глазки!
— У-у-у-у, твое лицо, как кусок дымленой шкуры, а глаза узкие, как ножом прорезанные. Все равно съем тебя!
— Посмотри на меня, какая я девица!
— Какая ты девица, ты просто сука!
Гонялся, гонялся Ивликелхен за сукой, все штаны порвал, не смог поймать. Тогда он сказал:
— Пойду-ка лучше домой, штаны починю.
Пришел, сел, собирается штаны чинить. А тут мыши пришли, сразу начали кататься на его юрточке. Скатываются все время мимо окошка, а он говорит: «Что это мне свет затемняет? Наверное, щеки». Взял он и сразу отрезал их. Кровь льется, а мыши снова скатились.
— Да это, наверное, нос затемняет!
Отрезал нос. Все лицо у него болит.
Подумал Ивликелхен: «Ну-ка, выйду во двор, погляжу, что там».
Вышел, увидел мышей. Сказал им:
— Теперь-то вы от меня не уйдете.
Живо побежал в дом, завязал штаны, как мешок, вышел во двор и говорит:
— А ну, катитесь сюда!
Мыши упрямятся, не хотят. Маленького мышонка толкнули вперед, упал он в штаны. Ивликелхен снова говорит:
— А ну, быстрее катитесь!
Скатились все мыши в штаны.
