Смех, крики, бульканье воды, гомон грачей, кружащих над островерхой церквушкой, ржание коней — все сливается в своеобразную мелодию весенней сумятицы, какой-то очень точно увиденной и тонко прочувствованной правды жизни.

Прекрасен колорит картины, построенный на сочетании коричневато-сизых колеров с яркими ударами пунцовых, алых цветов. Талантливая реалистическая манера письма, сочный язык станковой живописи, испытавшей на себе влияние импрессионизма (ведь в холсте чувствуется серебристый пленэрный холодок), — все это сделало холст выдающимся явлением.

Позже в «Истории русской живописи» Бенуа писал:

««Московская улица» отличается чрезмерной резкостью и неприятной грубостью письма. Тем не менее должно признать, что на блестящей выставке журнала «Мир искусства» 1899 года эта картина Рябушкина занимала благодаря своей интересной задаче и совершенной своей непосредственности одно из самых видных и почетных мест».

К сожалению, мудрейший Александр Бенуа — творец изумительных иллюстраций и автор изысканных композиций, великолепный знаток истории искусств — не мог еще (повинуясь неумолимому правилу) вблизи рассмотреть весь масштаб того явления в нашей живописи, которое создал его малозаметный современник Рябушкин.

Ныне может показаться удивительным, что в «Истории русской живописи» Александра Бенуа среди более пятидесяти глав, посвященных русским художникам, не нашлось места хотя бы маленькой главке об Андрее Рябушкине, хотя к моменту создания «Истории» самобытное и яркое лицо этого живописца уже четко определилось. Но… так было.

Московская улица XVII века в праздничный день. Фрагмент.

Первая монография «Рябушкин» появилась в серии книг под редакцией Игоря Грабаря вслед за «Врубелем», «Левитаном» и «Серовым», открывших цикл «Русские художники» в прекрасном издании Кнебеля…

Но время сделало свое.

И сегодня мы видим, как сильно было влияние Рябушкина на творчество Бориса Кустодиева, Константина Юона, Александра Дейнеки, в произведениях которых (как, впрочем, и многих других) нашли отражение ощущение праздничной цветности и, главное, таинственное умение воссоздавать реальность события, порою ушедшего, с ошеломляющей достоверностью и красочной реальностью.

Посмотрите на картину Дейнеки «Никитка — первый русский летун», и вы ощутите огромное влияние «школы Рябушкина», хотя, безусловно, сам Андрей Петрович при жизни и не мыслил, что найдет когда-то своих учеников и продолжателей.

Примечательно, что на сегодняшних наших больших и малых выставках встречаются полотна известных и молодых мастеров, где зримо ощущается воздействие ясного, жизнелюбивого, острокомпозиционно построенного искусства Рябушкина.

Но вернемся на экспозицию «Мира искусства»…

Недалеко от картины «Московская улица», в стороне от фланирующей публики стоял автор.

Его тоненькая небольшая фигурка облечена в скромную отутюженную черную пару. Штиблеты старательно начищены.

Лицо, бледное, с русой крестьянской бородкой, было взволнованно и печально.

Художник казался таким странным и чужим в этой светской веселой кипени.

Это Андрей Рябушкин. Ему тридцать восемь лет.

Казалось, что успех «Московской улицы» должен был его радовать. Но никто, да и он сам, не знал, что до нежданной кончины оставались считанные годы.

Однако, может быть, предчувствие беды томило мастера. Друзья его вспоминали:

«Становясь старше, он делался постепенно задумчивее и молчаливее. Иногда он целыми часами просиживал с нами, не говоря ни слова».

… Казалось, живописец вспоминал страницы юности…

… Андрей очнулся.

Седые сумерки лезли в крохотное оконце с треснувшим пыльным стеклом. В убогой избе было тихо.

Густо пахло олифой. Где-то за печью поскрипывал сверчок. С утра мальчишка левкасил доски, тер краску, намаялся и задремал на куче тряпья.

Ему приснился дивный синий лес.

Лепетала листва осин, о чем-то шептали березы.

Долго-долго брел он по сиреневой стежке.

Вот и опушка.

Андрюша устало опустился в голубую мягкую траву.

По раздольному лугу бродили красные и розовые кони с пышными гривами. Высоко в золотом небе звенел невидимый жаворонок, послушные его вольной песне неспешно скользили по небосводу легкие облачка.

Летний теплый ветер приносил душный запах полевых цветов. Но вот крыло большой сизой тучи закрыло солнце.

Набежала тень, и тогда парнишка различил высокую фигуру женщины в белом платье, будто выплывающую из жаркого марева.

Он вмиг узнал свою мать Пелагею Ивановну.

Гордая голова, увенчанная тяжелой русой косой. Темный румянец на острых скулах, светлый блеск прозрачных глаз.

«Но ведь она умерла», — подумал Андрей.

Через мгновение горячая ладонь коснулась его влажной, заплаканной щеки.

«Сынок, — прошептала мать, — не ленись, береги братца».

Солнце выскользнуло из-за черной тучи, и Пелагея Ивановна исчезла, словно растворилась в серебристом сиянии…

За окошком сыпал нудный мелкий дождик. На душе мальчишки было одиноко, тоскливо. Беспросветная злая нищета ютилась рядом.

Радужный сказочный сон ушел.

Еще страшнее и унылее предстали будни.

«А ведь покойники к непогоде снятся», — вспомнились бабушкины слова.

Сирота грустно вздохнул, протер глаза и стал собирать подсохшие загрунтованные левкасом доски. Прикрыл холстиной краскотерку, бутылки с олифой, кульки с сухими белилами, охрой.

Дверь внезапно скрипнула.

В избу шагнул молодой мужчина. С широких полей его поярковой шляпы стекали капли воды. Они струились по мокрому, накинутому на плечи плащу.

Вместе с пришельцем в дом ворвался свежий сырой воздух.

— Тезка, — сказал Андрей Харлампиевич Преображенский, и на его бородатом лице засияла добрая улыбка, — пора собираться в путь. Завтра едем учиться в Москву. Сложи вещи, заверни рисунки.

Дождь прошел.

Вечерняя заря пробила хмару, и закатный розовый луч влетел в старую избу.

Зарделась кособокая печь, замерцали оклады икон.

Засветились листы рисунков Андрея Рябушкина, приколотые к рассохшимся бревенчатым стенам.

Сборы были недолги.

На другой день Андрей Рябушкин получил драгоценную бумагу из волостного управления. Она гласила:

«1875 г. Августа 16 дано сие Тамбовской губернии Борисоглебского уезда мальчику села Станичной слободы Андрею Петрову Рябушкину в том, что он уволен для поступления в воспитанники какого-либо художественного заведения, где только может быть принят к изучению художественному искусству… Рожден от государственного крестьянина Петра Васильева и жены его Пелагеи Ивановой Рябушкиных 17 октября 1861 года. Родителей его в живых нет, телосложения по наружному виду здравого… Старший его брат Федор Петров Рябушкин остался на земле».

Небольшой баул, папка с набросками — и четырнадцатилетний юнец отправляется со своим покровителем в Москву.

Андрей Преображенский, тогда начинающий художник, уже несколько лет исподволь наблюдал за талантливым Андрейкой, который на его глазах помогал отцу, самоучке-живописцу, был трудолюбив, застенчив, очень музыкален, а главное, много и весьма по-своему рисовал с натуры.

Надо заметить, что Андрей Харлампиевич потом всю жизнь, чем мог, способствовал Андрею Рябушкину.

Порою их дружба охладевала, но Преображенский был верен своему подопечному до самого конца и сыграл в его судьбе роль немаловажную. Мы встретимся с ним еще раз почти через тридцать лет. Но об этом позже…

Московская улица XVII века в праздничный день.

Просторный конференц-зал санкт-петербургской Академии художеств. Прозрачный жемчужный свет струится в огромные окна, бросая холодные блики на янтарный до блеска начищенный паркет.