Происходит семейный совет, да «что там думать, прелестный человек, отличный художник, поэт, музыкант, да это прелесть».
Вскоре появляется Федотов. Ответ готов. Согласны. Жених в восторге, ухаживает за невестой и умоляет, чтобы вечером в восемь часов было обручение.
Счастливый, он отправляется купить кольца.
И вот часы пробили девять часов. Родственники, близкие друзья, священник — все в сборе! Проходит час, другой, третий… Жениха нет как нет. Бьет час ночи. Полное фиаско…
Молодой человек, играющий с собакой.
Откуда было знать бедной невесте, что ее жених еще с утра заказал себе гроб, затем заехал в несколько домов, где сделал ряд предложений, а в час ночи в Царском Селе отставной гвардейский капитан Федотов объявил себя… Христом!
Так начался скорбный, последний путь художника.
Сперва платное лечебное заведение Ледендорфа, а затем ввиду бедности академик императорской Академии художеств Павел Федотов, «страждущий умопомешательством», перемещен в больницу Всех Скорбящих.
Порой Павел Андреевич приходил в себя.
Так, по прибытии в больницу он заполнил «Скорбный листок», где на вопросы об образе жизни и привычках ответил:
«Постоянно работал… Жизнь воздержанная, даже очень».
Сколько лишений, невзгод и неприкрытой нищеты скрывалось за этими словами!
Известно, что больной порой рисовал, узнавал приходивших к нему друзей.
В одном из воспоминаний рассказывается, как при прощании Федотов прошептал:
«Как меня здесь мучат! Если бы вы могли помочь».
Но помочь уже никто не мог.
В последний месяц художник ничего не ощущал, кроме своих мук, а когда размер страданий стал непомерен для слабых сил его, он угас.
За два дня до смерти он пришел в себя и, подозвав Коршунова (не покидавшего его ни на один час), попросил созвать близких друзей.
Но злая судьба и тут вдосталь поиздевалась над несчастным.
Служитель, посланный с письмами, по дороге зашел по привычке в кабак, а затем попал в участок.
Сутки сидел в кресле одинокий художник, дожидаясь друзей, но не дождался.
Он умер на руках верного слуги Аркадия Коршунова.
А когда друзья пришли, то увидели на столе в мундире отставного офицера лейб-гвардии Финляндского полка Павла Андреевича Федотова, который «волею божьей» умер «от грудной водяной болезни».
Ему было всего 37 лет.
За бедным, ничем не покрытым гробом шел рыдающий Коршунов, да рядом инвалидный солдат в балахоне тащил чадящий факел.
Мелкий холодный дождь гасил пламя.
Наконец успокоился великий страдалец.
Он ушел, как любил говорить сам, в «червивую каморку».
Федотова похоронили.
О его кончине в печати не было ни слова.
Много, много лет спустя Иван Крамской написал о трагической смерти художника:
«Федотов был явлением… неожиданным и единым. В то время из официального мира никто не давал значения этому явлению; когда же Федотов… стал угрожать величию… на него восстали, и он был раздавлен».
Павел Федотов не сказал вовсе всего того, к чему была склонна его муза. Ведь кроме его превосходных и острых сатирических жанров художник написал «Вдовушку» и несколько портретов, среди которых такая жемчужина, как «Портрет Н. П. Жданович»… Вглядитесь в эту крошечную картину, созданную в 1849–1850 годы.
Милая девушка расположилась у фортепиано. Погас последний аккорд. Юная дева обернулась к живописцу. Строгий прямой пробор, гладкая прическа. Точеные черты очаровательного, умного лица. Трепетный взор. Стройная, словно стебелек цветка, шея.
Сам серебряный колорит полотна пронизан музыкой. Мы словно зрим нового для себя Федотова — поэта, лирика.
По мастерству холст не уступает лучшим холстам европейских портретистов.
«Портрет Н. П. Жданович», созданный за два-три года до трагической кончины Павла Федотова, еще раз напоминает нам, какого великолепного художника потеряла отчизна…
В тридцать семь лет… Роковое число.
А. Тыранов. Портрет И. Айвазовского
ИВАН АЙВАЗОВСКИЙ
Едва ли кто-нибудь может сказать, что однажды увидев море, он забыл его.
Более того, море продолжает звать к себе, оно является в сновидениях, в мечтах и думах.
И сколько бы ни прошло лет, каждый из нас, вновь увидев море, потрясен его жизненной силой, игрой волн, неукротимым ритмом движения.
Море и небо — вот поистине колдовской калейдоскоп самых фантасмагорических сочетаний колеров, бликов и пятен.
Изменяемость отношений красок моря и неба, смена состояний мгновенны, и поэтому мастерство, изображающее эту красоту на холсте или бумаге, выделено в особый жанр, и пейзажисты, изображающие море, зовутся маринистами.
Маринист…
Это гордое, звонкое слово само уже несет в себе запас романтики, от него как будто исходит дыхание моря с его бесконечным, беспокойным и могучим движением.
Художник моря!
Этот жанр дался по-настоящему очень немногим большим живописцам, ибо, чтобы изобразить стихию моря, надо быть и вдохновенным поэтом.
Так написать душу моря, чтобы стать как бы частью этой красоты.
Среди самых крупных и виртуозных певцов моря был наш соотечественник Иван Константинович Айвазовский — художник с невероятной маэстрией, покоривший все трудности живописи и с изумляющей, кажущейся простотой и легкостью достигший самых вершин этого трудного жанра.
Излишне говорить уже о том, насколько свободна, но в то же время собрана и сдержанна должна быть палитра мариниста, ибо художником моря может стать только настоящий живописец от рождения, для которого язык красок и тайны колорита ясны до конца.
Море, как и небо, вечно в движении, в неуловимых рефлексах пленэра.
Надо только это уметь видеть и, главное, запечатлеть на холсте, бумаге, на доске офорта или гравюры.
В погожий летний день в маленьком крымском городке Феодосии, под плеск набегающей бирюзовой волны, в армянской семье Константина Гайвазовского родился в 1817 году сын Ованес…
Этот день был ничем особо не примечателен, но надо сказать, что он навсегда прославил и город Феодосию, и Россию.
Родился великий певец моря.
Айвазовский — виртуоз кисти, постигший все тонкости изображения марин и достигший вершин славы.
Его шедевры украшают лучшие собрания мира и являются гордостью нашей отечественной школы живописи.
Художник, создавший этот поток шедевров, обязан не только своему таланту и трудолюбию. Прежде всего создание мира его образов определено родиной — Феодосией, где с детства он привык видеть и научился любить море.
Феодосия. Крым…
Это они служили соленой купелью, в которой рождался талант будущего мастера, и бесконечная смена состояний, которые так тонко и контрастно отражают море, и старые руины Генуэзской крепости, и стремительный бег облаков, то ослепительно-белых и похожих на вершины вековых гор, то пурпурно-багряных, будто собравших весь жар полдня, то холодно-серебряно-лазоревых, окружающих бледную луну, — все это богатство природы с самых юных лет запало в душу Ованеса, и он часами сидел у моря, любуясь накатом, оставляющим легкую пену и влажный след выброшенных медуз на берегу.
Все, все замечал и запоминал ребенок, а когда пришла пора и муза тихо склонилась у его изголовья, то мальчик взял кусок угля и стал рисовать на белой стене родного дома гордо плывущий корабль.
Лунная ночь. Купальня в Феодосии.
Отец увидел эти первые опыты восьмилетнего сына и, вместо того, чтобы выругать его за выпачканную стену, вынес ему несколько листов плотной бумаги и карандаши.
