Потом у картины начинается биография: она поступает либо на выставки, либо в музей, может быть, попадает в руки коллекционера — собирателя живописи.

Словом, творение художника вступает в пору зрелости.

Иногда созревание продолжается веками, и вместе со временем холст переживает иногда годы славы, а порою его постигает забвение, и картина пылится во тьме непризнания.

Но приходит время, ее вновь открывают, она обретает как бы вторую юность. .

Впрочем, полотно понемногу стареет, подобно человеку или любому другому живому существу.

Да, да, постепенно краски меркнут, лаки, масла темнеют, холст покрывается морщинами, трещинами — кракелюрами.

Если обладатель произведения искусства рачителен и заботлив, тогда искусные реставраторы омолаживают картину, иногда переносят целиком весь красочный слой на новый холст — дублируют. .

И все же живопись со временем неумолимо дряхлеет.

Но ее старение лишь физическое, внешнее.

Ни трещины, ни пятна не могут погасить огонь вечной души искусства — того сердечного пламени, которое вложил в картину создатель-художник.

Еще одно, может быть, необычное сравнение.

Наукой доказано, что цветы, доныне считавшиеся неодушевленными и нечувствительными, реагируют не только на свет, влагу, тепло, но и на добро и зло, тянутся к тем, кто ухаживает за ними, чахнут и болеют, если их оставляют в небрежении.

Словом, им свойственны многие чудесные качества.

Все это подтверждено тончайшей современной аппаратурой.

Не менее сложна жизнь картины — этого цветка, созданного человеком.

Картина отвечает нам добром на внимание, она как бы раскрывается навстречу нам, если мы внимательно изучаем ее.

Тогда она отвечает нам любовью на любовь, отдает нам часть огромного духовного заряда, который вложил в нее когда-то художник. .

Эти слова, конечно, относятся лишь к полотнам, созданным большими живописцами, вложившими в свои создания огромный труд и глубокие чувства.

В. Перов. Портрет А. Саврасова

Белокаменная Москва встречает утро благовестом.

Тянутся в небо сизые дымы.

В синих стоячих лужах бродят пухлые облака, натыкаясь на золотые маковки церквей.

Низко над землей с визгом носятся стаи стрижей.

Парит.

Быть грозе.

Ярко-желтый домик потонул в белой кипени черемухи. В окнах алая герань. Ветер колышет кружевные занавески, раскачивает клетку с канарейкой, тревожит ржавый скрипучий флюгер. В саду поет малиновка…

В маленьком доме сегодня праздник. У хозяина — купца третьей гильдии Саврасова Кондрата — родился сын.

Нарекут его Алексеем.

В приходе Николы Мученика, что у Яузы, 24 мая 1830 года появился новый прихожанин.

Доволен, не скрывает радости Кондрат Артемьевич. Есть наследник! Будет кому продолжать торговое дело. Не бог весть какая негоция — сбыт глазета, кистей с бахромой, со шнурами. А все же коммерция!..

А там, глядишь, подрастет сынок, и, неровен час, можно рискнуть затеять дело посерьезней, дело, которое наверняка будет поприбыльнее.

Но откуда было знать ликовавшему Кондрату Артемьевичу, что все его расчеты пустые?

Что Алешка, его кровинушка — блажной, и не выйдет из него купца…

Что будет он бродить, долговязый и потерянный, шататься по слободе, глазеть на реку или валяться часами и смотреть в небо…

И мать будет только качать головой и тяжело вздыхать:

«Пустоцвет».

Нет, не могли понять родители Алексея, в каком особенном, дивном мире жил их сын.

Как жадно впитывал он в себя пение весенних вод, шорох берез, грачиный грай!

Как чутко слышало его сердце разговор молодого месяца и звезд, трубные звуки утренней зари, тихую беседу ивы с рекою!

Он рано прикоснулся к прекрасному.

Ему открылось все колдовство простого, будничного, он узнал радость познания красоты.

Пройдет много лет, выпадет на долю Алексея много испытаний, прежде чем накопленное еще в юности богатство души найдет выход в творениях простых и волшебных… Но это все очень далеко.

А пока суровый отец, открыв пристрастие сына к рисованию, жестоко наказывал его.

Сын изгнан на холодный чердак, где упрямо рисует, рисует, рисует.

… Зябкое утро. На Яузе гнилой туман.

Алеша торопливо вышел из дому.

Скользит под ногами мерзлая булыга.

Морозит. Алексей шагает по Солянке.

Долговязый, нескладный, с большим свертком под мышкой. Пасмурно.

В серой мгле тускло подмигивают фонари.

— Эй, вьюноша, — хрипит торговка снедью, — иди, на грош горла отрежу.

Алеша улыбается и убыстряет шаг.

Пахучий пар валом валит из распахнутых дверей кабака. Багровые блики горят в черных лужах.

В густом тумане бродят босяки и нищие.

Галдят извозчики, горланят торговки студнем, ливером, рваниной.

К концу лета на Волге.

Думал ли четырнадцатилетний Саврасов, что через полвека он, прославленный художник, академик, но уже позабытый и одинокий, будет толкаться с этими босяками и нищими по Солянке и Хитровке?..

Китай-город. Белые древние стены.

Никольские ворота. Лавочки, лавочки, лавочки… Каких только диковинок не сыщешь тут! Яркие лубки с пожаром Москвы и гравированные портреты генералов с нафабренными усами. Тут же рядом Василиса Прекрасная и Еруслан Лазаревич и сотни пестрых картин, малеванных масляной краской.

Вот и знакомая лавка.

Алексей неспешно разворачивает сверток. Лавочник пересчитывает картины. «Извержение Везувия», «Восход», «Закат солнца на море»… всего двенадцать.

— Шесть рублей за дюжину, — осклабясь, цедит торгаш.

Алеша спешит домой. Он несет выручку.

Он горд.

Хотя знает цену ходовому товару. Он просто хочет доказать родителям доходность своей профессии.

Но его ждут грозный отец и холодный чердак.

Скоро друзья, чуть ли не с полицией, спасут Алешу от мерзлого чердака и устроят его в Училище живописи.

Так начинал Саврасов тернистый путь в искусстве.

… Промелькнули годы учения. Добрые наставления Карла Рабуса, преподавателя живописи. Бесконечные копии с классических оригиналов. Компоновка романтических сюжетных пейзажей. Изучение техники. Штудии, штудии.

А как же с тем запасом душевных замет, которым владел Алексей Саврасов с детства? Они были почти не тронуты.

Слишком далека была академическая школа от каждодневного бытия, от живой природы.

В 1850 году молодой Саврасов получает звание неклассного художника. Он многое умеет.

Одна из первых работ вне школы, написанная в 1851 году, — большая картина «Вид на Кремль в ненастную погоду».

Пейзаж романтический. Налицо все атрибуты «возвышенного» стиля первой половины XIX века. Бурное небо, гонимые порывом ветра облака. Пышные кроны деревьев, убогий шалаш. В общем, холст наполнен весьма банальными деталями, обычными для полотен романтиков.

Ранняя весна. Половодье.

Но что волнует нас и заставляет все пристальней вглядываться в картину молодого художника — это Кремль.

Древний, белокаменный.

Как сказочный корабль, расправив белые паруса храмов, горделиво и неспешно приплыл он к зеленым берегам Москвы-реки и бросил на реку серебряные отсветы.

Так тривиальный романтический мотив получил новое звучание. Двадцатилетний художник остро чувствовал красоту, но еще робко подходил к своей, саврасовской» теме.