Или нет, погодите: они не предавали меня, ибо не ведали, что творят. Поэтому я смогла простить их за все, что вскоре случилось.

Золото и символ, золото как символ — так началось мое посвящение в алхимию и ее таинства.

Прежде я не являлась ее адептом, но все-таки алхимия была мне знакома. Я знала ее основные догматы, поскольку прочла много книг о колдовстве, а ведь в некоторой точке все течения, связанные с магией или Ремеслом, сходятся. В алхимии тайны горного дела соединяются с волшебством, а чародей оборачивается шаманом, как произошло с Квевердо Бру. Однако я считала — как и многие другие, изучавшие алхимию поверхностно и не докопавшиеся до самых грязных ее глубин, — что ее приверженцы, от древних богов до практиков наших времен, преследуют очень простые цели. Куда более простые, чем на самом деле. Мне казалось, что все они, движимые жалкой корыстью или тщеславным стремлением превзойти самого Создателя — короче говоря, жадностью и гордыней, — ищут способ превратить в золото шлак и угольный мусор. Да, они действительно хотели этого, но не только.

Я знала, что все алхимики, старые и новые (alors, главный из открытых мне секретов заключался в том, что существует новое поколение алхимиков, подобных Бру), пытались и пытаются докопаться до самой главной из тайн — великой тайны жизни, этой misterium magnum. [68]Они стремились познать эту тайну до конца и в ее недрах отыскать некий эликсир жизни, живую воду, prima material, [69]способную вдохнуть душу в материю мертвую и обратить ее в собственную противоположность, ибо как раз там предполагали найти сокрытый от человечества ключ к превращениям. Под превращениями или, как выражался Бру, «трансформациями» подразумевался не только переход от неживого к живому и наоборот, но и состояния, знаменующие последовательные стадии жизни, как то: рождение, рост, смерть, разложение и, наконец, возрождение. Главной движущей силою трансформаций и является пресловутая prima materia, именно в ней содержатся все тайны алхимии, именно от нее зависит успех. Давным-давно этому веществу дали название filius philosophorum, [70]и оно является знаменитым «философским камнем». Или, по-арабски, алкимайя. Алхимия.

Философский камень, однако, вовсе не камень. Ну, в том смысле, в каком камнем является алмаз. Тем не менее алхимики жаждали таких камней и стремились к ним не меньше, чем к золоту. Так, Бру носил Неронов монокль в соответствии с предписаниями Камилла Леонарда, [71]который в своей книге «Speculum lapidum», [72]изданной в 1610 году, рекомендует носить изумруды, дабы «укрощать похоть и сладострастие, развеивать дьявольские наваждения, укреплять память и вдохновлять красноречие». (Красноречие К., несомненно, было весьма вдохновленным: его речь длилась бесконечно, как смерть итальянского тенора, не просто умирающего на сцене театра, но умирающего чрезвычайно медленно и превращающего эту смерть в истинную трагедию.)

Впоследствии я нашла в доме Бру множество книг об алхимических исследованиях свойств различных камней, как драгоценных, так и не очень. В некоторых трудах говорилось, что сапфиры «способствуют миролюбию, благожелательности и почтительности», а также исцеляют от укусов скорпионов и змей. Ах, если бы я могла знать об этом в первую мою ночь в доме К. в обществе Уробороса, беззвучно и незримо скользившего по коврам! Но мне только предстояло наткнуться на эпохальный труд Кардана, [73]его знаменитый «DeSubtilitate», [74]в котором тот говорит об использовании сапфиров. В результате изучения камней, начатого под руководством Бру, я неизбежно должна была обрести набор драгоценностей не хуже тех, какие Себастьяна видела при дворах прежней Европы, поскольку, несмотря на весь свой скепсис, я не настолько глупа, чтобы зря испытывать судьбу. Поэтому у меня в доме со временем скопилось множество топазов, нейтрализующих действие растворенных в жидкости ядов, изобилие жемчугов — если их истолочь в порошок и смешать с вином, они станут исключительно действенным средством от головной боли, сопутствующей многим, очень многим разновидностям ворожбы и прорицания будущего, и, конечно, целая уйма рубинов. Да, рубинов — они, как утверждают алхимики, преумножают дары фортуны, как я и убедилась. Однако теперь надо подробнее рассказать о происхождении всех этих камней и вообще о том, откуда взялось такое богатство.

Кстати, у меня были и полудрагоценные камни — например, горный хрусталь, что носил на себе Бру. Многие утверждают, что в иных случаях они тоже весьма полезны, в особенности для сестры-провидицы, а потому их тоже следует иметь под рукой.

И вскоре мое жилище заполнилось небольшими кожаными мешочками, где хранились плоды трудов старателей и рудокопов со всего мира. Селениты, извлеченные из-под скорлупы змеиных яиц в Индии; если лизнуть их, обостряется дар предчувствия и можно преуспеть в науке древнеримских авгуров. Амандины — как утверждают знатоки, они полезны для ясновидения, равно как и хелониты; на восходе луны их следует вынуть из раковины моллюска и положить под язык — именно под язык, а не на него. Эти ухищрения мне помогали, но как провидица я все равно не могла сравниться с другими сестрами.

Однако я увлеклась и забежала вперед, хотя единственное, что пока имеет значение: философский камень вовсе не является камнем.

Но что же это? Alors…

Процитирую Арнольда Виллановануса: [75]«В природе присутствует некая чистая материя, каковая, ежели удастся оную обнаружить и посредством известных алхимикам методов довести до совершенства, сама станет возвышать менее совершенные тела до уровня собственного достоинства при соприкосновении с оными». Voilà. Но главная трудность как раз и состояла в том, что обнаружить ее и довести до совершенства было невероятно трудно. Алхимики издавна бились над разрешением этой проблемы. Вы спросите, какие известные алхимикам методы смогли в этом помочь? Знайте, что поиск этих методов и есть opus magnus, коренная задача алхимии.

И хотя философский камень не считался золотом — он, скорее всего, должен был напоминать рубин, — само золото стали рассматривать в качестве некоего вещества, обладающего наибольшей способностью преобразовывать материю и поддерживать угасающую жизнь. Отсюда и все усилия, связанные с попытками добыть его: неимоверные многовековые поиски, отделение его от менее ценных металлов путем серии манипуляций — весь этот opus alchymicum, когда металлы повергались воздействию нагревания, разных кислот и тому подобного. Со временем попытки получить золото стали для алхимиков чем-то большим, чем просто поиск драгоценного металла. Они уже имели возвышенное, поистине духовное значение.

Да, золото оставалось символом богатства, но в метафорическом смысле оно приобрело значение чистоты — нетускнеющей и нетленной. В погоне за золотом алхимик стремился к собственному совершенству.