— Так много разных зданий… — сделал вывод аль-Калли.

— Да, — согласилась с ним Бет. — Новичку в Гетти легко заблудиться.

Она вспомнила, как впервые попала сюда и ей довольно долго пришлось изучать, где находятся те или другие коллекции и собрания. Многочисленные галереи, переходы и павильоны образовывали сложные лабиринты.

— Ну а «Звери Эдема»? — осведомился аль-Калли. — Надеюсь, книга никогда не покинет этот дом?

Его акцент напомнил Бет голос Рекса Харрисона с любимой пластинки «Моя прекрасная леди».

— Нет, книга будет храниться здесь, — ответила она, — в целости и сохранности.

Похоже, аль-Калли остался доволен ответом. Бет больше не могла сдерживать волнение.

— Могу я?.. — спросила она, указывая на прикрытые, но не запертые петли сундука.

— Думал, вы уже никогда не попросите, — ответил аль-Калли со сдержанной улыбкой.

Бет отстегнула петли, на стол упало несколько хлопьев ржавчины, затем подняла крышку. Размером сундук был не меньше трех квадратных футов, внутри выстлан поблекшим красным бархатом. В центре находилось углубление — видимо, сундук соорудили специально для хранения этого сокровища, — и в нем покоилась самая потрясающая из книг, которую она когда-либо видела, а повидала Бет их сотни. Она так и замерла, не осмеливаясь притронуться к ней. Владелец манускрипта, по-видимому, был доволен произведенным эффектом.

— Можете достать, — сказал он.

Не говоря ни слова, Бет осторожно опустила руки в сундук и вынула книгу. Она оказалась очень тяжелой, не меньше двадцати пяти фунтов! Как только Бет извлекла ее на дневной свет офиса, переплет, словно по волшебству, заблистал, заискрился, заиграл разноцветными огоньками.

Якоб молча шагнул вперед и забрал сундук. Бет положила книгу на стол.

Переплеты таких манускриптов обычно делались из телячьей кожи, но этот был куда более ценным. Из слоновой кости. Не из китового уса или моржового бивня, а из самой настоящей слоновой кости нежно-сливочного оттенка с твердой текстурой. Именно слоновая кость, почти белая, твердая и одновременно податливая для резьбы, считалась одним из самых драгоценных поделочных материалов в Древнем мире. Бет лишь однажды довелось увидеть книгу в таком переплете, равную по красоте. То был «Латинский псалтырь», принадлежавший Мелисенде, супруге графа Анжуйского, который превзошел своего свекра и стал королем Иерусалима в двенадцатом веке.

Но эта книга превосходила даже псалтырь Мелисенды, украшенный гранатами и бирюзой. Манускрипт «Звери Эдема» был украшен темно-синими сапфирами и сверкающими рубинами. Камни располагались по углам переплета и отмечали границы шести вырезанных в кости кругов, образующих основной орнамент. В каждом из кругов находилось изображение одного мифологического создания, чрезвычайно искусно выполненное. Грифоны, горгоны, драконы. Придется основательно изучить их, чтобы определить, что они символизируют, подумала Бет. В самом центре находился еще один круг, более крупный, вырезанный в форме свернувшейся в кольцо змеи, а внутри располагалась птица, напоминающая павлина, с развернутым веером хвостовым оперением и гордо изогнутым клювом.

— О, это просто великолепно! — восторженно протянула миссис Кейбот. — Кто-то говорил мне, что павлин украшает ваш семейный герб?

— Это верно, — ответил аль-Калли; он по-прежнему не сводил глаз с Бет. — Но только здесь изображен не павлин.

Языки пламени, что вихрились у лап птицы, уже подсказали Бет — это мистическая птица феникс, которая никогда не умирает, а превращается в пепел, чтобы затем возродиться из него во всей своей прежней красе.

— Из того, что мне известно о вашей семье, — начала Бет, продолжая изучать изображение на переплете, — феникс самая подходящая для герба птица. Насколько я понимаю, династии аль-Калли удавалось выжить и сохраниться на протяжении многих веков, несмотря на сложные, порой даже трагические, условия и обстоятельства.

— Да, это так, — кивнул Мохаммед в знак согласия, однако в его голосе Бет уловила несколько странные нотки — удивления, сомнения? — И эта книга выживала вместе с нами. — Он откашлялся и посмотрел прямо в глаза Бет. — Поэтому так важно реставрировать и адекватно перевести эту книгу.

— Но столь уникальная книга наверняка была переведена раньше! — встряла миссис Кейбот.

— Была, — ответил аль-Калли, даже не потрудившись взглянуть в ее сторону, — но недостоверно. Латынь — язык сложный, текст вылинял, почерк у переписчика своеобразный, порой очень неразборчивый.

Бет еще не открывала книги, а потому комментировать текст не могла, но ей хотелось успокоить важного клиента.

— Видите ли, — сказала она, — у нас здесь имеются самые современные компьютерные программы. Они способны сканировать небольшие отрывки текста, разбивать их, а затем экстраполировать эту информацию на всю оставшуюся часть книги. Иными словами, они позволяют определить особенности письма данного переписчика, его манеру выводить ту или иную букву. Компьютер запоминает эти особенности, а затем идентифицирует все последующие примеры написания буквы, или слова, или даже какого-то оформительского элемента, где бы он ни появился.

— Сколько времени может занять этот процесс? — взволнованно спросил аль-Калли, к удивлению Бет: ведь книга хранилась в семье на протяжении тысячелетия, к чему вдруг теперь такая спешка?

— Это зависит от многих обстоятельств, — ответила она. — Но предположительно несколько недель.

Она думала, что он обрадуется, но морщинка озабоченности не исчезла.

— А быстрее… никак нельзя?

— Возможно, — сказала Бет.

Она уже поняла: этот проект, каким бы заманчивым и выгодным он ни казался, имеет политический оттенок и сам клиент, как и его задание, не из легких.

— Каждый этап следует проводить с предельной осторожностью. Возьмем, к примеру, переплет. — Она приподняла переднюю сторону обложки на полдюйма. — Необычайно хрупкий и… уникальный.

— Еще бы! — подхватила миссис Кейбот. — Ведь он украшен такими прекрасными камнями!

— Дело не только в этом, — сказала Бет. — Чаще всего драгоценные переплеты, как мы их называем, украшают совсем не ту книгу, которой принадлежали изначально.

Миссис Кейбот явно смутилась, услышав это, — эзотерика иллюстрированных манускриптов не была ее сильной стороной, — но по выражению лица аль-Калли Бет поняла: этот человек много знает о книге «Звери Эдема» — и еще почувствовала: ему интересны ее рассуждения.

— Эти переплеты настолько бесценны, что их часто переносили с одной книги на другую, — продолжила она. — Их снимали с деревянных досок, которые использовались в качестве подложки, и переносили на более поздние книги или сборники старинных рукописей. Этот же всегда оставался на своем месте, на той же подложке, что само по себе уже чудо.

Теперь на лице аль-Калли играла сдержанная улыбка, видимо, ему было приятно слышать, что подлинность его сокровища не вызывает сомнения.

— Так откройте же ее, — сказал он, вздернув подбородок.

Бет, чувствуя себя ребенком в рождественское утро, повиновалась.

Несмотря на свой многовековой возраст, несомненно, сказавшийся на ней, книга поражала великолепием. Хотя чернила поблекли, краски на иллюстрациях выцвели, пергаментные страницы местами сморщились и потрескались, но никогда прежде Бет не доводилось видеть такой выразительной, яркой и оригинальной работы. Осторожно переворачивая каждую страницу, слегка потрескивающую в пальцах, она раз или два ощутила прикосновение песчинки… живое свидетельство того, что книга родом из Месопотамии.

Текст был написан золотыми чернилами на некогда ярком пурпурном фоне, приобретшем теперь нежно-лавандовый оттенок. Шрифт компактный и такой витиеватый, что Бет при первом рассмотрении различала лишь отдельные слова. Это подтверждало ее же предположение о том, что датируется раритет одиннадцатым, возможно, двенадцатым веком, именно такой стиль письма процветал в каролингскую эпоху. [12]Затем готический шрифт получил распространение по всей Западной Европе. Даже с помощью новейших компьютерных программ, которыми располагал Музей Гетти, расшифровать этот плотный текст из мелких буковок, многие из которых переплетались между собой и с искусными рисунками и иллюстрациями, будет чрезвычайно сложно. И времени это займет много. Аль-Калли, услышав это, не обрадуется.