Дарлингтон прищурился.

— Так вы с принцем все это подстроили?

— Нет! Я просто предположила. А вы разве не участвовали в составлении плана?

— Разумеется, участвовал! — отрезал он. — Мисс Бержерон, я не собираюсь безропотно играть подобную роль в этом… мероприятии.

— В таком случае вам лучше поговорить с принцем, — коротко отреагировала Кейт. Можно подумать, ей не все равно, что он смотрит на нее с подозрением, словно она спланировала сцену знакомства. Кейт отошла от стола. — Я не держу вас, ваша светлость. Спокойной ночи, — добавила она, снова уходя от его беспокоящих голубых глаз.

Грейсон смотрел на уходящую мисс Бержерон, не отводя взгляда от ее слегка покачивающихся бедер. И наблюдал за этим не он один. Многие джентльмены украдкой поглядывали на нее с жадным блеском в глазах, наверняка, как и Грейсон, пытаясь представить, какая нежная кожа скрывается у нее под платьем.

Однако после разговора с мисс Бержерон он испытывал еще большее раздражение и беспокойство, чем при появлении на этом вечере, и дело было вовсе не в том, что в ее зеленых глазах сверкали искорки неуважения, а ее губы — о Господи! — были такие полные и чувственные.

Грейсон злился, что вообще оказался здесь. Он не хотел сюда приходить, но его упросила кузина Виктория. У Виктории была подруга, которую она надеялась ему представить, и Джордж прислал ей персональное приглашение на этот вечер. Эта подруга, чье имя Грейсон уже забыл, была молодой дебютанткой. Она вряд ли относилась к разряду тех, кто мог его заинтересовать.

Кроме того, кресла были неудобными, и Грейсону оставалось лишь удивляться, почему Джордж, который промотал за свою жизнь сотни и тысячи фунтов стерлингов, не позаботился о более удобном помещении для тех выходов, на которых он вынуждал присутствовать своих друзей. Затем Грейсон увидел Кэтрин Бержерон, сидевшую поблизости от него, и его гнев возрос еще больше.

Грейсон понимал, что не стоит удивляться очевидным маневрам Джорджа, тем не менее, это его не успокоило. Не приходилось сомневаться, что принц заранее спланировал публичную встречу Грейсона и Кейт, Правда, эта встреча была организована поспешно, Грейсон знал, что Уэллсли и его супруга — не лучшие сопровождающие для куртизанки.

Но больше всего Грейсона расстроил образ улыбающейся Кейт в фартуке и с мучным пятнышком на щеке. Сегодня она обладала элегантностью королевы и была похожа на красавиц из легенд. Это была женщина, которую он видел в опере, женщина, которую он забыл после того, как, зашел к ней на Кинг-стрит.

Зеленоватый цвет платья мисс Бержерон переливался в неярком свете свечей. Выбившиеся локоны белокурых волос окружали ее лицо, остальные волосы были собраны зеленой бархатной лентой. На руках белели атласные перчатки, драгоценности украшали уши и шею.

Дарлингтон был лишен музыкального слуха, и музыка, не оказывала на него столь успокаивающего действия, как на других. Поэтому он все это время незаметно наблюдал за куртизанкой.

Она сидела, положив руки на колени и прижав лодыжку к ножке сиденья. Но его поразило выражение ее лица — взгляд Кейт был устремлен на музыкантов, на лице было написано восхищение, казалось, ее не оставляла равнодушной ни одна нота, она слегка покачивалась при каждом крещендо. Впервые в жизни Грейсон — благодаря Бержерон — почти чувствовал музыку. И это было невероятно странно и волнующе.

Он знал, что Джордж был потрясен ею при первой встрече. Мисс Бержерон очаровательна, это бесспорно, очаровательнее любой из куртизанок, с которыми Грейсон был знаком. В ней было что-то настолько обольстительное, что мгновенно привлекало внимание мужчин. Но самым замечательным в ней была улыбка, которая, казалось, способна была осветить все вокруг.

Мисс Бержерон могла говорить самые дерзкие, самые обидные слова, но они казались милыми, если сопровождались этой улыбкой.

— Ваша светлость?

Лорд Иглтон, виконт с политическими амбициями, которые сталкивались с семейными амбициями Грейсона, каким-то образом оказался рядом. Скоро будет парламентское голосование по поводу искоренения работорговли на британских судах. Брат Грейсона Меррик был последовательным сторонником искоренения работорговли и присоединился к квакерам и Уильяму Уилберфорсу, которые возглавляли движение. Как и Меррик, Грейсон отвергал сущность рабства и не мог ему потворствовать. И, конечно же, не мог поддерживать идею транспортировки рабов на британских судах. Благодаря Меррику Грейсон увидел, в каких условиях вынуждены были путешествовать эти несчастные; ничего более бесчеловечного он не мог себе даже представить. Меррик делал все возможное, чтобы склонить парламент к запрещению рабства. Однако существовали влиятельные лорды, которые имели выгоду от этой торговли и потому ставили ему палки в колеса.

Иглтон был одним из них.

— Какая счастливая случайность, что я встретил вас сегодня, — сказал он таким сладчайшим голосом, который способен очаровать даже змею. — Я направил запрос вашему секретарю с просьбой принять меня, ваша светлость. Я очень хотел бы обсудить с вами вопросы движения сторонников упразднения рабства.

Грейсон оценил предостережение — он проинструктирует своего секретаря, мистера Палмера, чтобы тот отклонил просьбу Иглтона.

— Я думаю, что вам следует поговорить с моим братом, лордом Мерриком Кристофером.

— Я все-таки надеялся, ваша светлость, поговорить с вами. Торговля Британии строится отчасти на транспортировке рабов. От продолжения этой политики очень зависит наше национальное богатство. Я не уверен, что ваш брат понимает важность этой стороны.

Интересно, подумал Грейсон, кто из богатых работорговцев набивает Иглтону карманы?

— Я думаю, что он это прекрасно понимает.

Иглтон придвинулся поближе.

— Если мы перестанем торговать рабами, то как скоро мы прекратим торговлю табаком? Табаком, урожай которого снимают рабы? Или сахаром?

Грейсон повернулся, чтобы посмотреть в лицо Иглтону.

— Вы нас недооцениваете, сэр. Работорговля аморальна и предосудительна, и нет ничего такого, чем вы можете разубедить Кристофера.

Улыбка Иглтона погасла.

— В таком случае вам остается надеяться, чтобы ваш слишком ретивый младший брат сохранил силу духа, милорд. Набирает силу движение, которое намерено опрокинуть мистера Уилберфорса и его сторонников, которое думает о том, что выгодно для Британии, а не для нескольких религиозных фанатиков. — И с этими словами Иглтон удалился.

Выходя на улицу, Грейсон думал об Иглтоне и о расколе избирателей, которые выступают за и против аболиционизма. Он стоял на дорожке под фонарем, похлопывая перчатками о пальто в ожидании своей кареты.

Грейсон вздрогнул от легкого покашливания. Он посмотрел направо.

Черт возьми! Кажется, он сегодня не избавится от этой куртизанки.

Она подошла ближе. Капюшон обрамлял ее лицо, отчего глаза казались еще зеленее.

— Вы уезжаете? Второе отделение концерта еще не началось, — сказала она. — Возможно, оно понравится вам больше, чем первое.

— Сомневаюсь в этом.

Она поначалу ничего не сказала, но затем призналась:

— Я обожаю музыку. Она так возвышает.

Ее глаза, как заметил Грейсон, заблистали в морозном ночном воздухе еще ярче.

Она подняла голову, слегка нахмурилась:

— Простите, ваша светлость, но вам не нужно беспокоиться из-за меня. Я не собираюсь ставить вас в неловкое положение.

Грейсон вздохнул.

— Вы не можете поставить меня в неловкое положение, мадам. Я даже считаю такое предположение оскорбительным.

Глаза у мисс Бержерон округлились.

— Прошу прощения. Я просто имела в виду…

— Я знаю, что вы имели в виду, мисс Бержерон. Вы ожидали, что я буду рад этому вторжению в мою жизнь, а если не буду, то вы попытаетесь унизить меня.

— Нет! Приношу извинения, если вы подумали так. Я имела в виду только… только…

— Только что?

— Только желание познакомиться, — сказала она.