— Я едва знакома с ней, — ответила Диана. — Мне представили ее на рауте. Бедняжку вынудили играть на фортепьяно. — Она взглянула на Пруденс. — И играла она весьма дурно.

Пруденс засмеялась.

— Я думаю, что ее обаяние компенсирует отсутствие музыкальных способностей. Что выберешь, ваша светлость? — игриво спросила Пруденс. — Обаяние или музыкальные способности?

— Естественно, обаяние, он не любит фортепьяно, — весело проговорила Диана.

Вздрогнув, Пруденс посмотрела на Диану, то же самое сделала вдовствующая герцогиня. Улыбка у Дианы погасла.

— Прошу прощения, ваша светлость, я просто вспомнила, что однажды вы сказали…

— Да, я это говорил, леди Юстис, — подтвердил Грейсон. — Мое безразличие к музыке вряд ли является для кого-то секретом.

— Очень жаль, — заметила Мэри. — Музыка — это так здорово, в особенности в такие тоскливые дни, как сегодня. — Она вдруг поднялась. — Пожалуй, я поиграю на фортепьяно.

— Блестящая идея, — поддержал Меррик. — Я присоединюсь, ибо больше не могу выслушивать эти разговоры о женитьбе.

— Фредерик, Радклифф, вы хотите поиграть на фортепьяно? — спросила Мэри, протягивая к мальчишкам руки.

— Да! — крикнул Фредерик и через всю комнату побежал к тетке, а за ним помчался Радклифф. Все четверо вышли из комнаты, а через несколько мгновений в гостиную вошел дворецкий Грейсона, Роурк.

— А что еще можно сказать об Августе Феллоуз, кроме того, что она не умеет играть на фортепьяно? — обратилась Пруденс к Диане.

Роурк тихонько зашептал:

— Лакей вернулся, ваша светлость. Пакет принять отказались. — Он полез в карман и извлек маленькую коробочку и прикрепленную к ней записку. Печать была взломана.

Грейсон смущенно нахмурился.

— Спасибо, — кивнул он.

— Я мало что знаю о ней, — сказала Диана. — Я даже не могу понять, почему ты так сосредоточилась на ней. Мне кажется, что она такая же, как все.

— Для тебя, Диана, может быть, но у тебя нет холостяков братьев, которые страшно нуждаются в твоей помощи, — беспечно проговорила Пруденс, когда Роурк вышел из комнаты.

Грейсон развернул записку, ожидая, что увидит там какой-нибудь ответ. К его огромному удивлению, никакого ответа не было. Грейсон даже вообразить не мог, чтобы женщина — любая женщина, а не только эта куртизанка, — посмела отказаться от его подарка.

— Я думаю, что леди Августа очень миловидна и имеет добрый нрав, — продолжила Пруденс. — А ты как считаешь, мама?

— Так говорят обо всех дебютантках, — сказала герцогиня. — Именно поэтому мы должны устроить чаепитие. Это единственный способ узнать, подходит ли для нашего герцога эта Августа Феллоуз? Ты знаком с ней, Дарлингтон?

Грейсон поднял глаза. Диана смотрела на него как-то странно; Грейсону показалось, что она узнала коробочку.

— Я с ней не знаком, — ответил он матери.

— Тогда ты должен познакомиться с ней, я могу пригласить ее на чай, — сказала мать.

Ладонь Грейсона сомкнулась вокруг маленькой коробочки.

— Разумеется, мама, если ты так хочешь. — Он подал знак лакею, чтобы тот налил ему виски, а через открытую дверь до Грейсона долетели звуки фортепьяно, извлекаемые, похоже, деревянной шпагой.

Немного оправившись от нападения на Сент-Кэтринс-Док, Дигби отдыхал, расположившись на кушетке с порцией пирожных нового замеса и высказывал суждения о платьях Кейт.

Всего три дня тому назад у двери Кейт появилась миссис Олив с двумя белошвейками и четырьмя лакеями, которые принесли коробки с материей и платьями. Кейт узнала ее сразу, потому что миссис Олив была самой модной и знаменитой модисткой во всем Лондоне. Как сказала миссис Олив, ее прислал принц, поскольку очень желал видеть Кейт самой элегантной и самой нарядной дамой на балу Двенадцатой ночи.

Если Кейт и пристрастилась к чему-то за те годы, пока была куртизанкой, то это наряды благородных леди, поэтому она приняла миссис Олив с распростертыми объятиями.

В конце концов, миссис Олив оставила ей три платья. Бал надвигался, а Кейт все не могла решить, какое платье надеть, и оставила это решение за Дигби. К счастью, если кто и разбирался в материале и покрое платья, то это Дигби.

Честно говоря, Кейт нервничала. Когда Бенуа сказал ей, что ее купил принц Уэльский — купил, как будто она была куском материи, — она очень напряглась. Не то чтобы она испытывала особую привязанность к Бенуа или была удивлена. Она очень хорошо осознавала свое место в мире и знала, как женщины ее плана пробивают себе дорогу. Тем не менее, ей было неприятно, она еще не овладела искусством быть куртизанкой.

Бенуа следил за тем, чтобы она изучала это искусство. Мадам Альбер обучила ее некоторым сторонам этого искусства, Кейт тренировала свои умения на Бенуа, и он поначалу с готовностью откликался. Но затем он пристрастился к опию, и последние три или четыре года их связи Бенуа лишь изредка приглашал ее на ложе. Большинство ночей он спал под воздействием снадобья.

В душе Кейт радовалась его все возрастающей неспособности к любовным играм. Она никогда не испытывала какой-либо влюбленности в этого человека. Самое доброе, что она могла сказать о нем, — это то, что он был доброжелательным, хотя она никогда не воспринимала характер их связи иначе, чем отношения хозяина с рабыней. Спектакли, которые Кейт видела, оперы, которые она слышала, стихи, которые ей читал Дигби, научили тому, что на свете существуют страсть и любовь. Ничего подобного между ней и Бенуа не было.

Кроме морского капитана, который лишил Кейт девственности, в ее жизни был один только Бенуа.

Тем не менее, связь с Бенуа принесла Кейт ощутимые выгоды — крышу над головой и пищу, и она была довольна этим.

А затем Бенуа после оперы представил ее принцу. Она вежливо ответила на вопрос об опере и сказала несколько слов о чрезмерно дождливой погоде. Тем и закончилась эта встреча, но вскоре Бенуа сообщил Кейт, что принц хочет ее купить.

Ее хотел купить принц Уэльский.

Одна эта мысль ввергла Кейт в панику. Он хотел купить ее по вполне очевидным причинам. Что, если она не сможет его ублажить? Что случится с ней тогда? Он снова выбросит ее на улицу? Отошлет к одному из своих приближенных? Какого рода бесстыдных действий он ждет от нее? Что, если она понесет от него ребенка? Что, если после этого она потеряет свою привлекательность? Согласится ли он содержать ребенка?

Эти беспокойные мысли терзали ее не одну ночь, а затем, так же внезапно, как и новость об интересе к ней со стороны принца, на нее свалилась отсрочка. Однажды ночью Бенуа перевез все ее чемоданы в новый городской дом, пожелал ей счастья и рассказал ей о той ситуации, в которой находится принц.

— Воспользуйся этими днями, он пока не придет к тебе, — загадочно сказал Бенуа.

— Почему?

— Он не станет заводить любовницу сейчас, скоро состоится парламентский суд. Он не хочет, чтобы ты предстала в парламенте и поставила его в затруднительное положение. Но как только скандал разрешится, ты станешь его любовницей. — Бенуа хмыкнул.

Кейт проглотила подступивший к горлу комок.

— Скандал?

— Mon dieu [1], ты не читаешь утренние газеты? — раздраженно спросил Бенуа. — Будь благодарна за то, что он согласен удовлетворить все твои нужды. Большинство джентльменов не слишком щедры даже в отношении воды, если дерево не дает плодов.

Кейт не поняла, что он имел в виду, как же дерево может приносить плоды без воды? Дигби объяснил ей это позже. Он же объяснил, что ее новый дом был частью контракта между принцем и Бенуа. Хотя Бенуа был равнодушен к Кейт, он позаботился о том, чтобы принц обеспечил ее. Кейт даже выдали определенную сумму денег — не достаточную для того, чтобы обеспечить ее, если соглашение прикажет долго жить, но вполне достаточную для того, чтобы покупать еду и все необходимое, пока она живет в доме принца. Она должна была жить тихо и делать то, что велит ей принц. Ей позволяли содержать друзей — Олдоса, сбежавшего от банды в доках, и Дигби, который остался в услужении у Бенуа, даже несмотря на то, что Бенуа планировал вернуться во Францию.