Однако сегодня он не мог уйти от размышлений об этом.

— Диана, — со вздохом произнес он, — Джордж попросил меня представить эту куртизанку в качестве моей любовницы, и сделать это надо настолько убедительно, чтобы ни одна тень не упала ни на мисс Бержерон, ни на принца.

— Что?.. — заикаясь, произнесла Диана.

— Он выразил эту просьбу весьма… непреклонно.

— И ты отказался! — твердо закончила Диана.

— Я не отказался, — тихо сказал он. Диана ахнула.

Грейсон поймал ее руку.

— Диана, выслушай меня. Я не отказался, потому что он угрожал предать гласности нашу связь.

У Дианы приоткрылся рот.

— Он знает? — шепотом спросила она.

— Очевидно, да.

— Но откуда?

— Я не знаю, дорогая, но у него есть очень преданные люди. А общество весьма привлекают сплетни.

— О Господи! — прошептала Диана, и ее глаза стали огромными от испуга.

И в самом деле, есть от чего ужаснуться. Грейсону было не по душе все это нагромождение обмана со стороны принца. В конце концов, Грейсон был главой могучего семейства. Он имел чин, положение, о котором следовало думать. У него были младшие братья, сестры, кузены, тетушки и дядюшки, качество жизни которых зависело от него, от его доброго имени. Он гордился своей репутацией. Все это и еще многое он высказывал Джорджу, но Джордж часто руководствовался плотскими желаниями и на этот раздал понять Грейсону, что если он не разыграет эту роль, то принц испортит ему репутацию, предав гласности скандальную связь с леди Юстис.

— Все не так уж плохо, — бесцеремонно заявил Джордж. — Кэтрин Бержерон — весьма приятная дама. Вы будете наслаждаться ее компанией, и ни один мужчина не сможет вас в чем-то обвинить.

Найдется много мужчин, которые обвинят его, подумал Грейсон, но, по крайней мере, будут трепать имя Грейсона, а не Дианы.

— Ты не можешь согласиться. Скажи мне, что ты не можешь, — жалобно проговорила Диана.

— Не думаю, что у меня есть какой-то выбор. Я не позволю, чтобы ущерб был нанесен твоей репутации.

— Но я не смогу выдержать того, что ты будешь с другой женщиной!

— Я и не буду с ней…

— Я ее видела, Грейсон. Она писаная красавица. Она настоящая соблазнительница, она заставит тебя влюбиться.

Грейсон хмыкнул и протянул к Диане руку.

— Я не влюблюсь в купеческую шлюху, можешь мне поверить, — сказал он. — Я герцог Дарлингтон и никогда не паду столь низко. Успокойся, моя любовь, ты должна спуститься вниз и присоединиться к гостям.

Однако Диана посмотрела на него умоляющим взглядом.

— Я прошу тебя, Грейсон. Пожалуйста, не делай этого.

Разговор становился утомительным.

— Я уже сказал вам, мадам, что у меня нет иного выбора. Не стоит слишком волноваться. Через месяц все закончится. — Грейсон открыл дверь. Бросив быстрый взгляд в темный коридор, герцог выпустил Диану.

Он дал ей несколько минут для того, чтобы она присоединилась к празднику внизу. Когда прошло достаточно времени, он взял свечу и вышел другим путем, сосредоточив внимание на обязанностях хозяина и позабыв о купеческой шлюхе.

Снег в сочельник был похож скорее на мелкую снежную пыль, так что на следующее утро улицы Лондона были вполне проходимы. На Чарлз-стрит эта новость была встречена радостно, последние гости Дарлингтон-Хауса, спотыкаясь, выползали в серый день с помощью своих одетых в ливреи лакеев, после чего их загружали в кареты, увенчанные гербовыми щитами и потускневшими украшениями.

Реджинальд Дигби заехал на Кинг-стрит за Кейт точно в десять часов. Он приехал в простой карете, которой управлял нанятый возница, поскольку Дигби был слишком крупным, чтобы поместиться в сиденье кучера. Кейт Бержерон в сопровождении Олдоса Батлера вышла из небольшого городского домика в очень простом пальто и платье, голова ее была покрыта капюшоном.

Дигби был единственным другом, которому Кейт доверяла полностью и на которого могла положиться. Она знала его дольше, чем кого-либо из своих знакомых, и могла со всей определенностью сказать, что он был единственным мужчиной в ее жизни, который не ждал от нее ничего, кроме дружбы. Дигби познакомился с ней около восьми лет назад, когда она работала в суконной мастерской, наматывала сукно. Он был человеком Бенуа Кузино, и у Кейт сразу возникло ощущение, что Дигби обладает доброй душой. Она не ошиблась, и за эти годы их дружба только окрепла.

Дигби продолжал работать на Бенуа, но теперь в качестве лондонского агента, поскольку Кузино вернулся во Францию. Дигби постоянно искал новые торговые возможности. Он мечтал стать богатым торговцем, настоящим аристократом и медленно, но верно шел к осуществлению своей мечты.

Именно по этой причине он не одобрял цель сегодняшнего выезда. При каждой возможности он вслух выражал свою нелюбовь к Сент-Кэтринс, убогому и нищенскому, но слишком обожал Кейт, чтобы позволить ей ехать туда одной.

Дверь распахнулась, и Дигби высунулся наружу.

— Веселого Рождества всем!

— Веселого Рождества, Дигби! — ответила Кейт. Олдос нес корзину со сладостями, но пальто на нем не было. Он молча поставил корзину на сиденье рядом с Дигби.

— Ты не едешь, Олдос?

— Нет, — ответил Батлер и протянул руку, чтобы помочь Кейт сесть в карету.

— Он сегодня очень загадочный, — сказала Кейт, позволив Дигби чмокнуть ее в щеку. — Говорит, что у него свидание.

— С семьей, наверное? — спросил Дигби.

— Не знаю! Ему, должно быть, тридцать пять или около того, неужели же он до сих пор не обзавелся семьей? — Кейт улыбнулась. Олдос, не отличающийся особой склонностью к юмору, нахмурился и захлопнул дверцу. Кейт засмеялась. — Он ничего мне не скажет! — воскликнула она. — Но я думаю, что это какая-то миленькая пташка.

— Райская пташка, хотите сказать, — хмыкнул Дигби.

— Дигби! — одернула Кейт. — Бедняжка Олдос имеет право на кусочек счастья. У него была тяжелая жизнь.

— А разве у всех нас она была легкой? — задумчиво произнес Дигби и посмотрел на корзину. — Я страстно мечтаю, чтобы ваша тяжелая жизнь осталась далеко позади. Вам ни к чему ехать в Сент-Кэтринс и подвергать себя опасности.

— Опасности! — фыркнула Кейт.

— Кейт, — терпеливо проговорил Дигби, — ты необыкновенно красивая женщина. Тебя может обидеть любой недоумок.

— Никто меня не обидит, Дигби. Я не какая-нибудь леди из благотворного общества…

— Откуда?

— Из благотворительного общества. Я в том квартале родилась и воспитывалась. И даже названа в честь святой Катерины. — Это была часть семейного предания, о которой Кейт не говорила никому, кроме Дигби. Отец Кейт, никогда не испытывавший симпатии к каждодневной честной работе, был безработным, когда мать понесла Кейт. Однако как раз перед рождением Кейт ему повезло найти работу на Сент-Кэтринс-Док, и в благодарность за это мать назвала девочку Кэтрин.

Возможно, у мамы не хватало воображения, но она хотела добра. А брата Кейт она назвала в честь католического священника, который отдал ей подаяния молящихся, когда отец снова потерял работу.

— Это все хорошо, но ты не живешь среди них, Кэтрин. Больше не живешь, — твердо сказал Дигби. — Твоя доброта к тем, кто желал тебе зла, когда ты была девочкой, сродни безумию.

Кейт улыбнулась. Она верила всем и каждому, кто жил в районе Сент-Кэтринс-Док и кто пытался эксплуатировать ее, когда она пребывала в нежном четырнадцатилетнем возрасте. Или тринадцатилетнем? Кейт не могла припомнить в точности.

— Дигби, я и тебя встретила на пристани.

Дигби фыркнул и устремил взгляд в окно.

Район Сент-Кэтринс-Док казался малоприятным, но тем не менее для Кейт он был домом. В детстве она и Джуд жили среди людей, которые работали на набережной или в тесных складских помещениях. Им постоянно не хватало еды, но, насколько помнила Кейт, мать это не слишком огорчало. Она умудрялась накормить одной картофелиной четверых.

К сожалению, когда Кейт было лет десять, мать подхватила чахотку и года через два умерла. Кейт всегда вспоминала ее с любовью. У матери были такие же, как и у Кейт, белокурые волосы и выразительные зеленые глаза. Она иногда лежала перед очагом на тюфяке вместе с Кейт и Джудом и мечтала о лучшей жизни. «Мы не будем жить так, как сейчас, — обещала мать. — Придет волшебница-фея, и мы не будем так жить».