— Добрый вечер, ваша светлость, — сказала Кейт, приседая так низко, что большая жемчужная подвеска затанцевала на ее декольте.

— Мисс Бержерон. Надеюсь, вы здесь чувствуете себя отлично? — приветствовал ее Грейсон.

— Великолепно, — бодро отозвалась она. — Я с большим нетерпением ждала этого вечера, потому что обожаю оперное пение.

Сегодня давали оперу Джона Фредерика Лампа «Дракон из Уонтли». Грейсон надеялся, что она будет короткой и не очень занудной, но был готов и к самому худшему.

— Думаю, что в такой приятной компании эту оперу выдержу даже я.

— О Господи! — воскликнула Кейт. — Можно подумать, что мы стали партнерами в этой хитроумной игре.

— А разве вы в этом сомневаетесь, мисс Бержерон? — спросил Грейсон.

Кейт улыбнулась:

— Вначале я посчитала вас довольно грубым, ваша светлость… но никогда не полагала, что вы безнадежны и не можете исправиться.

Грейсон улыбнулся и предложил ей руку.

— Как любезно с вашей стороны считать меня исправившимся грубияном. — Он открыл дверь.

Кейт тоже улыбнулась и, выходя на улицу, бросила:

— Спокойной ночи, Олдос!

— Спокойной ночи, Кейт! — ответил Олдос.

Вздрогнув оттого, что дворецкий называл ее по имени, Грейсон оглянулся, но Олдос, по своей противной привычке, захлопнул дверь, едва они перешагнули порог. Грейсон многое хотел бы узнать о Кейт, и к числу загадок он добавил еще одну: почему она позволяет дворецкому называть ее по имени?

В карете — Кейт снова села неправильно — Грейсон подал сигнал кучеру. Когда карета двинулась, Кейт спросила:

— Как вы поживаете, ваша светлость?

— Очень хорошо, благодарю вас. А вы?

— О, замечательно, — улыбнулась Кейт. — На меня не давил груз подсчета голосов за упразднение работорговли.

Это несказанно удивило Грейсона.

— Вам известно о законе об упразднении работорговли?

— Конечно. В Лондоне это известно всем, сэр. И как это ни странно, даже мне.

— Я не хотел…

— Так вы набрали голоса? — вежливо перебила его Кейт.

— Пока не знаю.

— А что вы будете делать, если не сможете собрать нужное количество голосов?

— Трудно сказать, — признался он и стал рассказывать ей об этом движении и, в частности, о роли Меррика в нем. Кейт внимательно слушала, порой кивала, но, честно говоря, были моменты, когда Грейсон с трудом подбирал нужные слова, настолько он был зачарован бледно-зелеными глазами Кейт. Они поблескивали, освещая ее лицо в полусумраке кареты.

Когда он закончил рассказ, она заявила:

— Я думаю, что вы с вашим братом делаете очень благородное дело. Никто не имеет права угнетать другого.

Не странно ли, подумал Грейсон, что это говорит она, ведь ее жизнь и положение целиком зависят от того, есть ли у нее хозяин. Он невольно погрузился в размышления по этому поводу, вот если бы он был ее хозяином…

— Что-то не так? — спросила она.

— Почему?

— Вы смотрите на меня с таким любопытством. — Она говорила игриво, глаза сияли. Она отлично знала о своей способности очаровывать мужчин.

— Я восхищен вашим ожерельем, — тут же нашелся Грейсон.

— Спасибо. — Она потрогала пальцами жемчужины, поиграла ими.

— Оно дорогое, — заметил Грейсон. — Должно быть, это подарок от любовника?

— Такие интимные секреты не раскрывают, — с хитрой улыбкой сказала она. — Только любовникам.

Карета попала в выбоину; Кейт подпрыгнула на сиденье, едва не упала, и Грейсон поймал ее за руку. На какое-то мгновение он увидел вблизи ее губы — и представил, как они соприкоснутся с его губами.

Кейт сглотнула — даже при тусклом освещении он увидел это и смешался.

— Я поняла этот блеск в ваших глазах, — тихо сказала она.

— Вы возражаете?

Она посмотрела на его рот. Ее губы приоткрылись, и Кейт втянула в себя воздух.

— Не знаю, — несколько смущенно ответила она. Видит Бог, Грейсон никогда еще не хотел так страстно поцеловать женщину, как хотел сейчас поцеловать ее, ощутить вкус ее рта, прикосновение ее кожи, теплой и ароматной, тепло ее тела.

— Кейт…

— По-моему, мы приехали, — прошептала она. Он понял не сразу. — Мы приехали. Это Королевская опера.

Грейсон сделал ошибку, посмотрев в окно; Кейт отодвинулась в тень.

Момент был утерян, и Грейсон почувствовал горькое разочарование.

— Да, — подтвердил он.

Они немного опоздали, все зрители были уже в зале. Кейт и Грейсон торопливо поднялись в семейную ложу Дарлингтона, бросив пальто лакею, который семенил за ними. Музыканты уже настраивали инструменты; занавес вот-вот должен был подняться.

Еще один лакей, поклонившись, открыл им дверь в ложу. К большому удивлению и сожалению Грейсона, там уже сидели его сестра Пруденс и ее муж, Роберт Карлайл, граф Бомон. На мгновение Грейсон лишился дара речи; его мысли сейчас были заняты только Кейт. Он не знал, что его сестра тоже собирается в оперу, и не поинтересовался у своего секретаря, кто еще из родственников может появиться сегодня в опере.

Бомон воспользовался моментом и первым поприветствовал Грейсона. Пруденс замешкалась, поскольку удивленно смотрела на Кейт. Что касается Кейт, то она улыбнулась Пруденс, словно они были старыми приятельницами.

— Нам повезло, что вы пришли, ваша светлость, не правда ли, Пру, дорогая? — спросил Бомон, выразительно посмотрев на Пруденс.

— Да! Конечно! — воскликнула Пруденс, приходя в себя. Она шагнула, чтобы поцеловать Грейсона в щеку. А отступив, снова уставилась на Кейт.

Кейт посмотрела на Грейсона. Он заметил огонек в ее глазах, она словно понимала, что он находит ситуацию щекотливой, и это ее забавляло. Грейсон слегка прищурился, как бы предупреждая.

— Пруденс, Роберт, — проговорил он, глядя на Кейт, — позвольте мне представить мисс Кэтрин Бержерон. Мисс Бержерон, я имею удовольствие представить вам лорда и леди Бомон. Леди Бомон — моя сестра.

— Рада познакомиться, — с поклоном сказала Кейт. Пруденс была всего на год младше Грейсона, и он знал ее, пожалуй, лучше, чем других братьев и сестер. Сейчас он видел, что она до смерти напугана. Едва ли ее реакцию можно было назвать необычной — он редко посещал оперу, а если и посещал, то в компании членов семьи и близких друзей. Он был весьма щепетилен в отношении репутации и не позволял себе ничего, что могло дать хотя бы легкий повод для сплетен.

— Мисс Бержерон, я тоже рада, — сказала Пруденс, словно ненароком окидывая взглядом платье Кейт. — А как вы познакомились с моим братом, позвольте спросить?

— Нас познакомил принц Уэльский, — непринужденно ответила Кейт.

— Принц Уэльский?

— М-м-м, — произнесла Кейт и посмотрела в другую сторону зала, где находилась ложа принца. — Вон он. — Она улыбнулась и подняла руку в знак приветствия.

Пруденс, Роберт и Грейсон проследили за ее взглядом. Принц кивком головы подтвердил, что заметил их.

Пруденс снова перевела взгляд на Кейт, ее глаза стали еще удивленнее.

— Вы кажетесь мне знакомой. Возможно, мы где-то с вами встречались?

— Уверена, что нет, — очень вежливо ответила Кейт.

— Значит, вы недавно в Лондоне?

–. Вовсе нет. Я живу в Лондоне всю жизнь.

— В Мейфэре?

Кейт засмеялась.

— Нет. Не в Мейфэре. — Она произнесла это так, словно Пруденс спросила, не на солнце ли она живет.

К счастью, Бомон поймал локоть Пруденс.

— Оставь свои вопросы до более удобного времени, дорогая. Представление вот-вот начнется.

— Пожалуйста, садитесь. — Грейсон подвел Кейт к двум передним стульям ложи и почувствовал, как взгляд Пруденс едва ли не прожигает дыру в его воротнике.

Грейсон поправил жилет и улыбнулся Кейт. Лакеи гасили огни, готовясь к представлению; зал начинал затихать. Кейт подалась вперед, посмотрела на оркестровую яму. Грейсон украдкой бросил взгляд на принца. Джордж разговаривал со своим братом, герцогом Кларенсом, который был горячим сторонником работорговли и находился в прямой оппозиции Меррику. Грейсон перевел взгляд влево — и обомлел.