Заговор Тухачевского, троцкистский мятеж в Барселоне, развал Восточного блока, ослабление кремлевской группы областными кланами, набирающая обороты репрессивная кампания, падение производства — вот грубые и зримые черты 1937 года.

Конечно, достижения тоже были весомые. Некоторые из них становились сенсациями — это экспедиция на Северный полюс и перелет Валерия Чкалова в Америку через Северный полюс на советском самолете «АНТ-25».

Еще в 1934 году, 19 июня, Москва встречала спасенный экипаж парохода «Челюскин» (вывезли с льдины самолетами), и Сталин, выступая на приеме в Кремле в честь челюскинцев и летчиков, сказал: «Герои Советского Союза проявили то безумство храбрых, которому поют славу. Но одной храбрости мало. К храбрости нужно прибавить организованность, ту организованность, которую проявили челюскинцы на льдине. Соединение храбрости и организованности делает нас непобедимыми» ³³⁰.

Спустя три года Сталин мог бы повторить эту формулу: «храбрость и организованность». Храбрости хватало. Ее поощряли и стимулировали, что вытекало из логики ускоренной мобилизации. Уже поднялось молодое поколение советских специалистов, однако «организованность» была в страшном дефиците. Авиаконструктор А. С. Яковлев в своих записках рисует удивительную картину «ручного управления» Сталиным всей авиапромышленностью (подобное было и в других областях).

Один из фактов можно назвать показательным: Сталин принял решение начать серийное производство большого двухмоторного бомбардировщика «ДБ-3» конструктора Ильюшина, более скоростного, чем уже выпускавшийся аналогичный ДБ-2 конструктора Туполева. Однако авиастроители всячески тормозили производство нового самолета, «чтобы не мешать уже запущенному в серийное производство бомбардировщику ДБ-2». В итоге на завод приехали два члена Политбюро — Ворошилов и Орджоникидзе и начальник ВВС Алкснис (дело происходило в 1936 году), устроили разнос, директора уволили с работы.

Яковлев не сообщает, был ли директор объявлен «врагом народа» или отделался потерей кресла. Но в этом эпизоде видно, что даже в отрасли, которая находились под неусыпным контролем вождя, действовали более близкие рядовым людям интересы, конкурируя с требованием «организованности».

Во второй половине 1937 года происходило невидимое для сторонних наблюдателей ожесточенное столкновение внутри советского партийного руководства, между кремлевской группой и провинциальным большинством, которое из-за опасений провалиться на тайных выборах в Верховный Совет инициировало репрессии в отношении конкурентов. [22]

Юрий Жуков считает, что «широкомасштабные репрессии, да еще направленные против десятков и сотен тысяч крестьян, были выгодны прежде всего первым секретарям обкомов и крайкомов».

Второго июля 1937 года было принято решение Политбюро, по которому НКВД брал на учет «кулаков и уголовников» и разделял их на две группы: расстрельную и ссыльную.

Четвертая сессия ЦИКа СССР, открывшаяся 7 июля, единогласно утвердила «Положение о выборах в Верховный Совет СССР», включающее условие альтернативности.

Очевидно, оба документа противоречили друг другу и выражали совершенно разные тенденции. Поскольку в руках первых секретарей и начальников управлений НКВД оказывался карательный механизм «троек» и «списков», было ясно, чем завершится история со свободными выборами. Они превращались в фикцию.

Некоторые секретари запросили сверхжестокие лимиты на расстрелы: «А. Икрамов, Узбекская ССР, — 5441 человек; К. М. Сергеев, Орджоникидзевский (бывший Ставропольский) край, — 6133; П. П. Постышев, Куйбышевская область, — 6140; Ю. М. Каганович, Горьковская область, — 6580; И. М. Варейкис, Дальневосточный край, — 6698; Л. И. Мирзоян, Казахская ССР, — 6749; К. В. Рындин, Челябинская область, — 7953. Уже только трое сочли, что число жертв „троек“ должно превысить 10 тысяч человек: А. Я. Столяр, Свердловская область, — 12 тысяч; В. Ф. Шарангович, Белорусская ССР, — 12 тысяч и Е. Г. Евдокимов, Азово-Черноморский край, — 13606 человек. Самыми же кровожадными оказались двое: Р. И. Эйхе, заявивший о желании только расстрелять 10 800 жителей Западно-Сибирского края, не говоря о еще не определенном числе тех, кого он намеревался отправить в ссылку; и Н. С. Хрущев, который сумел подозрительно быстро разыскать и „учесть“ в Московской области, а затем и настаивать на приговоре к расстрелу либо высылке 41 305 „бывших кулаков“ и „уголовников“» ³³¹.

Тридцатого июля 1937 года Ежов подписал приказ по НКВД «Об операций по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов».

Намечалось расстрелять 250 тысяч человек. Понятно, что в их число попадали наиболее политически активные. Карательная кампания должна была завершиться практически одновременно с избирательной кампанией к 5–15 декабря 1937 года. Что это означало? Это означало, что «недреманное око» и «карающий меч» легко прореживали ряды возможных кандидатов. Этим же приказом Ежову переходило от Политбюро право утверждать персональный состав «троек». Кроме того, Ежов превращался в цербера режима.

Фактически начались две встречные операции: сталинская группа репрессировала местную бюрократию, а местная бюрократия зачищала региональное политическое пространство.

Так, в июле и августе были арестованы 16 первых секретарей. Также были сняты с должностей второй секретарь Дальневосточного крайкома В. В. Птуха (кандидат в члены ЦК) и председатель Центросоюза И. А. Зеленский (член ЦК).

В свою очередь оставшиеся на своих постах региональные руководители развязали оголтелую кампанию против нижестоящих местных начальников.

Девятого октября 1937 года состоялось заседание Политбюро, на котором присутствовали Сталин, Андреев, Ворошилов, Каганович, Калинин, Косиор, Микоян, Молотов, Чубарь, Жданов, Ежов. Были утверждены тезисы выступления Молотова на предстоящем пленуме ЦК.

Тезисы свидетельствовали, что Сталин проиграл. В них говорилось, что выдвижение «параллельных», то есть альтернативных, кандидатов не обязательно!

Жуков считает, что против альтернативных выборов выступили Ворошилов, Каганович, Косиор, Микоян, Чубарь и Ежов.

Одиннадцатого октября прошел пленум ЦК. Все было кончено. Руководство региональных парторганизаций получило поручение «проверить» составы избирательных комиссий. Предложение Сталина о свободном выдвижении кандидатов от общественных организаций было снято. Появилось понятие «блок коммунистов и беспартийных», беспартийным выделялась квота в 20 процентов. Кандидаты должны были предварительно «провериться» парторганизациями (на практике — НКВД).

На пленуме в ходе дискуссии обнаружилось почти полное единодушие выступающих в вопросе ограничения возможностей избирателей. Особенное внимание обращалось на деятельность «церковников», которые «пытаются восстановить, воскресить лозунг „Советы без коммунистов“» (Д. А. Конторин, первый секретарь Архангельского обкома). Брат Кагановича, Ю. М. Каганович, первый секретарь Горьковского обкома, заявил, что «враги, и в особенности церковники, ведут активную избирательную борьбу, доходящую до наглости». (Не случайно именно в этот период были арестованы тысячи священников.)

В итоге Сталин увидел перед собой сплоченную силу, одолеть которую в прямом противостоянии было невозможно.

В какой-то мере это напоминает старый эпизод русской истории XVIII века, когда племянница Петра I, Анна Иоанновна, возведенная на российский престол группой аристократов и подписавшая с ними «кондиции», при поддержке дворян «надорвала» эти «кондиции» и увела страну от наметившейся более демократичной формы правления. Это событие многие историки считают потерянным шансом. Но кажущийся на первый взгляд случайностью поступок Анны Иоанновны был мотивирован реальной обстановкой. В середине XVIII века Россия по причине экономической и кадровой слабости не могла без потерь управляемости перейти к зачаткам конституционной монархии.