Месяц спустя после вторжения стратегическая панорама боев выглядела так:

«С середины июля фон Бок, добившись огромного успеха в центре фронта, решил, что наступил момент для танкового удара по Москве, пока враг не успел перевести дыхание. Но фон Лееб все еще пытался прорваться к Ленинграду и отбивал контратаки советских войск, а Рундштедт застрял на юге. Вероятно, учитывая сложившееся положение, 19 июля Гитлер отдал директиву № 33 группе армий „Центр“ — продолжить наступление на Москву только пехотой. Часть армий повернуть в направлении северо-запада, а другую часть в южном направлении. Москва все еще не была основной целью Гитлера. 28 июля Гальдер констатировал, что приказы фюрера приводят к рассредоточению сил и движение на Москву приостановлено.

Недавний опыт ведения войны во Франции в новых условиях оказался бесполезен. Немцам приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы не утратить инициативу. Враг сдавал территорию, но, отступив, тут же шел в атаку. Советские танки прорывали немецкое окружение, и дело осложнялось тем фактом, что немцы испытывали недостаток в танковых дивизиях второй линии, а нехватка транспортных средств приводила к тому, что пехота не могла двигаться с необходимой скоростью. Русские постоянно ускользали из расставленных ловушек» ⁴⁰⁷.

Из этого следовало, что советские армии в случае принятия немцами новой стратегии — удара на Москву — могли нанести мощные фланговые удары с севера и юга. Гитлер руководствовался вполне рациональными соображениями и, кроме того, держал в уме главную экономическую цель войны — нефтеносный Кавказ.

В директиве Гитлера от 21 августа говорилось: «Наиболее важным перед наступлением зимы является не взять Москву, а захватить Крым и промышленный угледобывающий район на реке Донец, а также не допустить поставок нефти для российской армии из Кавказского региона».

На возражения Бока Гитлер ответил: «Мои генералы ничего не знают о экономических аспектах войны». И он был прав, так как захват Крыма обеспечивал безопасность румынских нефтепромыслов от налета авиации базировавшегося в Крыму Черноморского флота, позволял по морю снабжать топливом войска группы «Юг», совершать авиаудары по советским войскам на кавказском побережье. Кроме того, немцы уже начали испытывать топливный голод, просчитавшись в объемах потребляемого бензина: на российских проселочных дорогах и пересеченной местности грузовики, тракторы и танки потребляли значительно больше горючего, чем было запланировано.

Война в России потребовала пересмотра экономики, а военная экономика поставила перед Гитлером проблему, перечеркнувшую молниеносность войны.

С точки зрения советского командования упорная жертвенная оборона отступающих армий с переходом в контрнаступление позволила собрать и перебросить резервы, а также эвакуировать на Урал и в Сибирь оборудование многих заводов. В итоге Советский Союз с каждым днем, каждой неделей, каждым месяцем жесточайших боев приходил в себя и восстанавливал силы для длительной позиционной войны, к которой Германия не была готова.

Есть еще одна причина, почему в тотальной войне Советский Союз оказался сильнее: он был антибуржуазен по своим идеологическим основам, готов к огромным напряжениям и жертвам. Советские заводы работали в три смены, германские в одну. В Германии до 1939 года было 1,6 миллиона человек домашней прислуги, во время войны это число сократилось до 300 тысяч. По эффективности советская экономика оказалась в несколько раз мощнее. Она, несмотря на оккупацию и потерю трех из четырех главных экономических центров, превзошла в годы войны экономику оккупированной Германией Европы, чего Советскому Союзу до войны не удалось достичь на всей своей территории.

Теперь, когда понятна в общих чертах суть начального периода войны, снова вернемся к победоносной тактике немецких войск. Танковые корпуса разрывали оборону противника, отсекая его коммуникации, а продвигающиеся следом пехотные дивизии уничтожали окруженные части. Вначале этому нечего было противопоставить. Чем упорнее было сопротивление советских войск, тем прочнее смыкалось у них за спиной кольцо окружения. Отступать для сохранения живой силы и техники они не имели права.

Летом 1941 года, по мнению Гальдера, после четырнадцати дней наступления задачи плана «Барбаросса» уже были решены; русские армии разгромлены, осталось занять промышленные регионы.

Если бы у нас была возможность увидеть сверху всю панораму сражений, перед нашими глазами предстали бы большие и малые «котлы», колонны танков, грузовиков и конских упряжек, болотистые и песчаные пространства, гасившие скорость машин до ползучей, пыль, забивающая фильтры моторов, дожди, грязь, неразбериха команд, ошибки в картах. Генерал Гот указывает: «По выданным картам редко можно было установить, какие дороги и мосты пригодны для движения по ним автомашин и танков. Нередко приходилось указывать войскам дороги, не зная, окажутся ли они проходимыми» ⁴⁰⁸.

С самого начала немцы столкнулись с отсутствием у них достоверной информации о стране, о ее возможностях и устойчивости государственного строя. То, что, по Гоголю, в России «не дороги, а направления», они знали. Но это не назовешь качественной разведывательной информацией.

Кроме того, в нашей панораме мы бы увидели, как в центре гигантского фронта германские войска сильно продвинулись вперед, а на севере и на юге значительно отстали, что создало угрозу флангам наступающих.

Тринадцатого июля личный адъютант Гитлера Р. Шмундт посетил штаб 3-й танковой группы, входившей в группу армий «Центр», располагавшуюся северо-восточнее Витебска. Ему сообщили, что физически и морально состояние войск значительно хуже, чем в кампанию на Западном фронте.

Чем глубже внутрь страны входили германские войска, тем решительнее становилось сопротивление РККА.

Разведывательная сводка от 27 июля отмечала формирование новых советских армий. В ней также указывалось: «Воля русского народа еще не сломлена. Факты сопротивления режиму неизвестны» ⁴⁰⁹.

Четвертого августа Гитлер во время посещения командования группы «Центр» заявил, что Москва отходит «на третий план после Ленинграда и Харькова». По-видимому, он считал, что успеет до наступления зимы и обеспечить фланги, и взять Москву.

Когда причиной поражения Германии называют ряд важных обстоятельств, не имеющих прямого отношения к действиям сталинского руководства (отвлечение десяти дивизий вермахта на операцию в Югославии, приостановка наступления на Москву, летние затяжные дожди, бездорожье, ранние сильные морозы), и при этом не говорят о действиях Сталина, картина получается далеко не полной.

С самого начала кремлевский вождь обратился, пусть и не слишком удачно, к опыту комиссаров РВС, посылаемых на фронты. Но кроме Генштаба и правительства он располагал аппаратом госбезопасности для создания подконтрольной системы обороны.

Однако эта система не могла быть выстроена мгновенно и создавалась на протяжении примерно месяца.

Первым о ее создании озаботился Молотов, который в силу своего премьерского опыта увидел, что Ставка Главного командования не охватывает важные секторы экономической и государственной жизни. 30 июня он пригласил к себе в кабинет Берию и Маленкова. Они сразу поняли его замысел — создать Государственный Комитет Обороны, контролирующий все советские, хозяйственные и военные органы.

Это была опасная самодеятельность, так как всё происходило без ведома Сталина. Однако они не устраивали заговора и единодушно согласились, что вождь и должен возглавить ГКО. Также они одобрили и кандидатуру Ворошилова — очевидно, для моральной поддержки Сталина.