— Служи мне, — прошептал он скрипучим голосом. — Мой народ погиб, моя армия разгромлена. Служи мне.

Мартин посмотрел на братьев в масках, ища поддержки. Но пятьдесят четыре головы белых оленей взирали на него без участия. Человек заковылял к нему, и теперь Мартин мог чувствовать исходящий от него смрад.

— Служи мне! — Человек сбросил с плеч плащ.

Мартин с трудом подавил крик. Под плащом у человека оказалась лишь грязная набедренная повязка. И он весь был с головы до ног вымазан кровью. Она капала со слипшихся волос, стекала по щекам. У его ног быстро собралась лужица. Мартин увидел, что от трона к нему ведут кровавые следы.

— Что скажешь, Персиваль? — спросил человек в блестящем плаще. — Ты станешь ему служить? Будешь за него сражаться?

— Нет, — ответил Мартин, мотнув головой. — Нет!

Окровавленный опустился на пол, и его заслонил человек в блестящем плаще.

— И когда Персиваль отказал кровавому королю, день сразу сменился тьмой.

Мартин не мог остановить дрожь, когда все вокруг припали к полу и погасили свечи. Тишину нарушало лишь шуршание одежды и его порывистое дыхание. Он стоял на коленях, мучимый неизвестностью и моля Бога, чтобы все это наконец закончилось.

— Затем внезапно занялась заря. И она была нежна и прекрасна. — Голос человека в плаще подрагивал от благоговения. Он перестал прикрывать свечу рукой, и свет стал ярче. — Башня исчезла, и Персиваль оказался в зеленом лесу, где на поляне щипал траву белый благородный олень с великолепными рогами. Между деревьями Персиваль заметил величественную крепость со многими башенками и шпилями. Многоцветные флаги освещало утреннее солнце, свежий ветерок доносил чистые трубные звуки. Персиваль двинулся туда, зная, что найдет там товарищей, но крепость окружал широкий ров с водой, а мост был поднят. У рва стоял рыцарь в белоснежной мантии, не запятнанной ни кровью, ни грязью.

К человеку в плаще подошел другой и зажег свою свечу от его пламени. Когда фитиль вспыхнул, Мартин увидел перед собой высокого рыцаря в белой мантии и закрывающем лицо шлеме.

— Ты пойдешь со мной, Персиваль? — спросил рыцарь. — Мы перейдем вброд ров и войдем в замок. И нам будет там хорошо. Ты пойдешь со мной?

— Да, — прошептал Мартин. — Я пойду с тобой. — Он возвысил голос и вскинул голову, начиная понимать призрачность своих страхов. И теперь уже переживал, не заметил ли кто его трепета.

— Ты выбрал свой путь, — произнес человек в блестящем плаще. — И это мудрый выбор. Ты остался верен клятве, не поддался искушению и страху. Теперь тебе предстоит пройти последнее испытание. Самое рискованное. Но если ты мне повинуешься, все будет хорошо. Ты мне повинуешься, Персиваль?

— Я тебе повинуюсь.

— Тогда докажи! — Человек согнулся и откинул капюшон, открыв скалящийся череп.

Мартин в ужасе отпрянул. А человек в блестящем плаще протянул небольшой золотой крест.

— Плюнь на него. Докажи свою преданность. Докажи, что ты член нашего братства. Сделай это сейчас, или будешь наказан!

Мартин закрыл глаза, наклонился и, повторяя про себя «Отче наш», уронил на крест несколько капелек слюны.

Человек в плаще из рыбьей чешуи убрал крест. Затем поставил свечу на пол и сжал ладонью свою маску в виде черепа. Мартин подумал, что он собирается ее снять, но человек в плаще только что-то с ней сделал. Она изменилась. Теперь на Мартина смотрел молодой рыцарь с белым скуластым лицом и волевым подбородком. Длинные каштановые волосы спадали на лоб и виски.

— Ты прошел испытание, Мартин де Флойран. Теперь ты рыцарь. Вставай и прими поздравления братьев.

Человек в плаще отступил назад. Мартин с усилием поднялся. Рыцари сняли маски оленей и по очереди стали подходить к нему и целовать в обе щеки. Однако Мартин по-прежнему видел перед собой брызги своей слюны на оскверненном символе Христа.

У замка Винсеннес, королевство Франция 20 июня 1303 года от Р.Х.

На заболоченном берегу реки, в зарослях бледно-золотистого тростника высматривала рыбу цапля, стоя неподвижно, как часовой на посту. Чуть дальше на голубой воде покачивались утки. Их резкие пронзительные крики напоминали смех безумца. Над ними другие птицы отважно боролись с порывами ветра. А еще выше проплывали перистые облака.

Справа, довольно далеко от цапли, разворачивалась королевская охота с почти сотней участников. Егеря вели собак на коротких поводках, не позволяя им даже тихо заскулить. Непослушная получала удар палкой по задним лапам. Плотно прижав уши, собаки вынюхивали дичь. За егерями двигалась кавалькада придворных — министры, высшие чиновники, графы и герцоги в ярких бархатных плащах и шляпах, украшенных павлиньими и лебедиными перьями. Между конями сновали пажи и оруженосцы, подтягивая сбрую и передавая господам бурдюки с вином.

Главный сокольничий сэр Генри пустил коня вперед, решив отдать распоряжения двум слугам, несущим на спинах клетки, где на обложенных войлоком насестах сидело больше дюжины разных ловчих птиц: кречеты, крупные соколы, пара больших ястребов, красивый сакер и несколько серых сапсанов. Возбужденные криками уток хищники качали скрытыми под колпачками головами. Слуги терпеливо ждали, когда охотники решат, каких птиц выпускать. Охота шла уже несколько часов с ястребами и четырьмя соколами. В сумках лежали тушки трех диких уток, двух зайцев и одного фазана.

К сокольничему на лоснящейся черной кобыле подъехал Филипп.

— Сэр Генри, давайте проверим сноровку вашего нового питомца.

Генри поклонился и дал знак помощнику открыть одну из клеток. Придворные заулыбались, наблюдая, как слуга отвязывает пестрого сакера и, крепко держа за путы, усаживает на рукавицу сэра Генри. На рукавице Филиппа сидела Мейден. Он подъехал вплотную к Генри, глянул на реку. Утки переместились немного дальше по течению, но цапля оставалась на месте.

Генри произнес молитву за успех охоты и благополучное возвращение птиц:

— In nomine Domini volatila cali erunt sub pedibus tuis. Во имя Господа птицы небесные будут у твоих ног.

Филипп улыбнулся:

— Считаю до трех.

Слуги сняли с голов соколов колпачки, и птицы взлетели. Сакер воспарил наверх и влево от реки. Генри едва слышно чертыхнулся. Мейден подлетела к ближайшему дереву и грациозно устроилась на ветке. Филипп внимательно наблюдал, как она чистит дымчатые перья, а затем расправляет крылья для полета. Через несколько секунд Мейден взлетела. Все восхищенно наблюдали, как, используя воздушные потоки, соколиха поднимается все выше к облакам. Сакер последовал за ней. Утки, почуяв опасность, затихли, но цапля даже не подняла голову. Два хищника теперь превратились в серые пятнышки на бескрайнем небе.

К королю подъехал Уилл.

— Она действительно прекрасна, сир.

Филипп улыбнулся, не отрывая ледяных глаз от соколов.

— И давно вы ее натаскиваете, сэр Генри?

Филипп скосил на него глаза.

— Я натаскивал ее сам. И у меня ушло на это двадцать пять дней.

— Самый короткий срок, за какой натаскивают соколиных птенцов, — заметил Генри.

— Я благодарю вас за милость, сир, — продолжил Уилл. — Охота доставила мне огромное удовольствие. Ведь тамплиером запрещено охотиться. Разве только на львов.

— Так у вас смиряют гордыню? — насмешливо проговорил Филипп.

— Устав не меняли со дня основания ордена.

Филипп окинул Уилла внимательным взглядом.

— Я удивляюсь, Кемпбелл, почему вы так долго оставались тамплиером, если орден вам настолько неприятен.

Уилл под этим взглядом внутренне поежился. Он не оставлял попыток войти в доверие к королю, но пока безрезультатно. К тому же всю первую половину года Филипп провел во Фландрии.

Ограбив иудеев, он направился отомстить за поражение у Куртре. В результате графство Фландрия надолго покорилось Франции. Вернувшись триумфатором в Париж, Филипп перевел свой двор в замок Винсеннес, где жил в детстве.

— Для меня превыше всего был долг, — ответил Уилл, пожимая плечами. — Я вырос в Темпле. Там мой дом и моя семья. Прозрение пришло не сразу. Потребовалось время, чтобы посмотреть на все другими глазами. Но, даже осознав свое несогласие с идеалами и уставом ордена, с его старейшинами, живущими золотым прошлым, которое уже никогда не вернется, я боялся его покинуть. И только союз с Эдуардом против моего отечества дал мне смелости сделать то, о чем я давно раздумывал.