— Что? — спросил Эдуард.

Крессингем посмотрел на короля.

— Баллиол капитулирует и отказывается от договора с Филиппом.

Углы губ Эдуарда тронула улыбка.

— Я сказал — ко Дню святого Михаила? — Он глянул на графа. — Думаю, это случится раньше. Напишите немедленно ответ, Крессингем. Мы принимаем капитуляцию. И пусть каждый шотландец благородного происхождения явится засвидетельствовать мне почтение.

— И что потом, милорд?

— Потом я вернусь в Англию, — холодно ответил Эдуард, словно это было очевидно. Затем он вновь посмотрел на хмурого гонца и расплылся в улыбке. — Какое же это облегчение — избавиться от скопившегося внутри дерьма.

Мидлотиан, Шотландия 5 июля 1297 года от Р.Х.

После палящего полуденного солнца тенистая прохлада леса была истинным отдохновением. Запахи лета и гул насекомых навевали дремоту. Дождавшись, когда олень на поляне опустит рогатую голову к траве, Уилл двинул коня вперед. Привязанный к седлу охотничий пес едва слышно взвизгнул. Уилл заставил его замолкнуть рукояткой плети и посмотрел на оленя. Тот поднял голову и понюхал воздух. Один его темный глаз, казалось, зафиксировался на Уилле, который находился совсем близко с наветренной стороны. Он сидел в седле тихо, сливаясь с деревьями благодаря зеленым шоссам и тунике. Его лицо маскировали листья, свисающие с венка, свитого из молодых побегов. Олень продолжил пастись, но теперь напряженные мускулы на его спине чуть подрагивали. Он насторожился, видимо, уловив какой-то запах. Уилл чуть сдавил бока коня, направляя его вперед. Олень тоже начал двигаться в том же направлении. Он чувствовал угрозу, но пока не подавал виду. Сосредоточив все внимание на олене, Уилл не заметил торчащую ветку. Она задела за венок. Олень вздернул голову и молниеносно скрылся в густой чаще.

Уилл, чертыхнувшись, крикнул:

— Он идет прямо на тебя!

Сидящий в укрытии Дэвид натянул тетиву своего огромного, почти двухметрового, лука. Когда олень неожиданно свернул направо, он быстро развернулся и выстрелил, целясь с некоторым опережением. Зазубренный наконечник стрелы впился точно в бок. Животное заревело, встало на дыбы и тут же рухнуло, спазматически дергая задними ногами. Дэвид побежал, вытаскивая свободной рукой из ножен кинжал. Но оружие не понадобилось, олень был мертв.

— Точно попал, — проговорил он, убирая кинжал.

Уилл рассматривал оленя, восхищенно качая головой.

— Ты мог бы справиться с ним даже голыми руками. Настоящий рыцарь.

Племянник помрачнел и, достав из сумки кусок мягкого желтоватого сыра, начал кормить пса.

Они забросили добычу на коня и направились через лес к дому.

— Я рассказывал тебе, как меня посвящали в рыцари? — спросил Уилл, желая разрядить обстановку.

— Нет, — ответил Дэвид, не поднимая головы.

— Пришлось долго ждать.

— Почему?

— Еще мальчиком я напился вина из чаши для святого причащения и заснул в часовне. — Уилл вспомнил, как Эврар разбудил его пинком в ризнице в парижском Темпле. Вспомнил сердитое морщинистое лицо капеллана, когда тот разглядывал пустую чашу и разбросанные вокруг крошки облатки.

— Так это было вам в наказание, — произнес Дэвид без улыбки, отбрасывая с глаз прядь белокурых волос. — А я не сделал ничего дурного. — Он натянул повод, сдерживая пса, когда тот попытался броситься за мелькнувшим между деревьями зайцем.

— Тебя обязательно посвятят, когда обстановка изменится.

Дэвид вскинул голову.

— А когда это будет? Когда обстановка изменится? И как?

Уилл не знал ответа. Они продолжили путь в тишине, нарушаемой лишь хрустом веток под ногами и криками потревоженных птиц.

Выйдя из леса на ленивую полуденную жару, Уилл снова, уже в который раз, удивился равнодушию природы. Прошел год, как Эдинбург капитулировал перед войском Эдуарда, год с тех пор, как Шотландия стала английской вотчиной, а все также менялись времена года, холмы все также купались в золотистом свете, под легким ветерком колыхалась высокая трава, благоухали душистые цветы, как будто ничего не случилось. Люди тоже старались жить как прежде, но это им удавалось хуже. Они отказывались верить, что тишина установилась надолго, и ждали перемен.

Уилл покинул Эдинбург и поселился с семьей сестры в Мидлотиане. Английское войско тем временем двинулось на Стирлинг. В замке их встретил единственный обитатель, сторож, вручивший победителю Эдуарду ключи. Переправившись через реку Форт, король двинулся на север и дошел до Элгина. Причем в каждом городе и замке ему свидетельствовали почтение все аристократы без исключения. В Монтрозе король Баллиол признал свое поражение и отрекся от трона. Выбранный Эдуардом король-марионетка осмелился бунтовать и за это теперь был заточен в лондонский Тауэр. Затем Эдуард, пожелав утвердить свое завоевание, нанес Шотландии смертельное оскорбление, повелев перевезти из Сконского аббатства в Вестминстер легендарный Камень судьбы, древнюю реликвию, у которой короли Шотландии короновались свыше четырехсот лет. К осени новой столицей королевства стал восстановленный на костях своих обитателей Берик. Эдуард вернулся в Англию, оставив своим наместником Джона Уоррена и казначеем Хью Крессингема с кучей английских чиновников.

Позднее он помиловал и выпустил из тюрем шотландских баронов, среди которых был и Дэвид Грэм, наследник сэра Патрика. Полторы тысячи шотландских аристократов были вынуждены присягнуть на верность Эдуарду и теперь владели своими поместьями его милостью. Мелким же землевладельцам, таким как Дункан, было позволено заниматься хозяйством, как прежде. Дункан жил в Кинкардине, но постоянно навещал Изенду и детей. Он решил, что в Мидлотиане, вдалеке от городов, где правили чиновники ненавистного Крессингема, им будет спокойнее.

Наконец сквозь зеленое марево стал виден дом.

— Похоже, нас ждет обед, — сказал Уилл, показывая на струйки дыма, вьющиеся из трубы.

Из загона вышел Том. Он оставался в поместье всю войну и как мог поддерживал хозяйство. Потом стало еще хуже. Большая часть урожая погибла на полях. За зиму они потеряли трех коз, остались две, и тех прокормить было трудно.

Дэвид взял поводья коня.

— Пойду вперед, мы с Томом снимем оленя.

Уилл через огород направился к дому. Толкнул дверь.

Изенда подняла от кухонного стола глаза.

— Добыли что-нибудь?

— Твой сын подстрелил оленя.

Она улыбнулась.

— Теперь нам хватит мяса надолго.

Уилл сбросил башмаки, придвинул табурет и, вытирая со лба пот, сел за стол.

— Дункан не приехал?

Изенда отрицательно мотнула головой, соскребая нарезанные травы в котел, где варился мясной суп. Пряди ее песочных волос от жара прилипли ко лбу.

Запах трав напомнил Уиллу о матери, и он помрачнел. В этом доме у каждого было дело: Дэвид охотился, Изенда вела хозяйство, Дункан служил у сэра Грэма в Кинкардине, девочки помогали Тому и матери. Все занимались чем-то определенным, только он единственный мотался от одного к другому без ясной цели и все ждал непонятно чего.

На кухню вприпрыжку вбежала Элис.

— Когда мы будем обедать?

Уилл улыбнулся племяннице и вдруг замер, задержав взгляд на маленьком серебряном кулоне на ее шее. Затем встал, с шумом отодвинув табурет. Элис перестала улыбаться и остановилась, глядя на его застывшее лицо.

Изенда обернулась.

— Что случилось?..

— Где ты это взяла? — спросил Уилл.

— Что? — испуганно отозвалась Элис.

— Кулон! Где ты его взяла, девочка? Рылась в моих вещах?

— Уилл! — воскликнула Изенда, откладывая нож.

— Это Маргарет… — пробормотала Элис. — Она подарила его мне в прошлом месяце на тринадцать лет. А ей подарил отец, тоже на тринадцать лет. — Элис оглянулась на сестру, которая вошла в кухню. — Это ведь твой, правда?

Уилл перевернул кулон и понял, что ошибся. Вместо поставившего ногу на змея святого Георгия там была изображена женщина под крестом — святая Маргарет Шотландская. Он теперь вспомнил, что присутствовал на церемонии дарения. Дункан даже улыбнулся, что бывало с ним не часто. Маргарет вырвала из его руки кулон и обняла сестру.