– Пора повзрослеть, – резюмировал Колин.

– Ты хотел сказать: пора бросить наше дело, – печально ответил Себастьян.

– Послушай, брат. Мы ведь ничего не можем утверждать наверняка. А что, если отец и впрямь умер от сердечного приступа?

– Это неправда! – со слезами прокричал Себастьян.

– Может, и так, – говорил Колин, надевая ботинки. – Ни ты, ни я этого не знаем, Себастьян. Мы столько времени провели в бесплодных поисках, сражаясь с ветряными мельницами. Я повсюду таскал тебя, словно потерявшегося щенка. И мне, по большому счету, уже все равно, правда это или нет.

– Ты решил вернуться домой?

– Я иду в армию.

– Тогда и я с тобой.

Колин покачал головой и выругался.

– Я не хочу, чтобы ты таскался за мной как хвостик до скончания века. Ищи свой путь, Себастьян.

…Так он и сделал.

Семья. Жена. Что может быть в жизни важнее этих вещей?

Себастьян уже начал потихоньку перевозить свои нехитрые пожитки, которые оставались на яхте, и размещал их в платяном шкафу, который у них с Элинор был теперь один на двоих.

Из деликатности он ни разу больше не прикасался к ящику, где жена хранила крестильную рубашку их нерожденного малыша.

Себастьян повесил свой форменный военный китель рядом с роскошным вечерним платьем Элинор с перламутровыми пуговицами и рукавами замысловатого покроя. Тем самым, на воротничке которого он заметил пятно от вина, которое так его смутило.

Себастьян до сих пор гадал, что могла означать эта странность: Элинор могла позволить себе заказать сколько угодно новых платьев. Зачем ей бережно хранить это старое, с пятном?

Возможно, те ужасные поступки, которые Себастьян совершал во Франции, не прошли бесследно, и теперь он должен расплачиваться за свои грехи.

Ему захотелось побаловать свою супругу, приятно удивить ее широкими жестами и дорогими подарками.

Но сейчас, при свете дня, ему открылась голая правда, которую до сего момента милосердно скрывали от него вечерние сумерки.

Себастьян явственно разглядел, что на вороте лифа, на груди, красовалось пятно не от вина, как он первоначально подумал, а от масляной краски, которой пользуются художники.

Элинор нисколько не сомневалась в том, что ей удастся ловко управлять своим мужем или по крайней мере отвлекать его настолько, чтобы он не мешал ей работать. Она была намерена с блеском справляться с двумя ролями сразу: с первой – когда выступала в качестве агента герцогини – и со второй – когда исполняла обязанности супруги. Впрочем, роль любящей жены и страстной женщины не была для нее обременительна и не требовала никаких особых жертв. Скорее напротив. Так как открыто выражать несогласие с волей супруга в некоторых личных вопросах было ей невыгодно, она скрепя сердце согласилась, чтобы Себастьян повсюду сопровождал ее.

Конечно, она не могла позволить себе привязать мужа к креслу и соблазнить, ловко орудуя перышком, зато для того, чтобы подчинять его себе, пускала в ход более изощренные женские уловки.

Однако Элинор не позволяла успеху ослепить себя и отдавала себе отчет в том, что, даже когда Себастьян спал, ему нельзя было доверять и она не должна ни на минуту терять бдительность. Теперь, когда муж разделял с ней супружеское ложе, Элинор не могла незаметно выскользнуть из постели, чтобы удалиться по своим делам.

Она много раз предпринимала попытки улизнуть, но ей это не удавалось.

– Тебе приснился страшный сон? – как ни в чем не бывало спрашивал Себастьян, крепче прижимая к себе Элинор. – За стенами этого дома, в темноте, притаилось множество опасностей, – напоминал супруг.

– Главная моя опасность лежит сейчас рядом со мной в этой постели.

Себастьян широко улыбнулся:

– Разве я плохо себя вел?

Элинор пожала плечами:

– По крайней мере ты должна признать, что я стараюсь быть хорошим мужем.

Она промолчала, не зная, что ответить.

– Как ни крути, намного лучше лежать вдвоем в теплой постели холодной ночью, вместо того чтобы… вместо разных других дел.

– Возможно, – улыбнулась Элинор.

И как раз в тот момент, когда она почувствовала, как у нее в груди поднимается волна нежности к этому человеку, он добавил:

– Я знал, что рано или поздно ты одумаешься и помиришься со мной. Только удивляюсь, почему на это решение ушло так много времени.

А еще Себастьяна не меньше бы удивило, если бы он узнал, что, когда Элинор подходила каждый день к калитке на заднем дворе – якобы для того, чтобы купить кое-какие товары у продавца сыра и простокваши, на самом деле таким хитроумным способом она получала ежедневные инструкции от герцогини.

Бойкая уличная девушка, служившая у них курьером, передала, что герцогиня считает, что Элинор следует повременить с тайной деятельностью – до получения соответствующих инструкций.

Ее светлость опасалась, что опытные сыщики главного уголовного полицейского суда снуют по всему Вест-Энду – в надежде изловить лондонского возмутителя спокойствия.

«Пусть попробуют!» – презрительно усмехнулась Элинор, пряча записку в туфлю.

Это лишний раз доказывало, что сыщики еще долго не смогут напасть на след Мейфэрского незнакомца.

Элинор повернулась, чтобы вернуться в дом, – и в этот момент наткнулась на мужа.

– Может, нам больше не надо простокваши? – тоскливо проговорил Себастьян и, подняв бровь, посмотрел на Элинор.

Та опустила глаза на банку, которую держала в руках.

– Видишь ли, я к ней пристрастилась.

– С чего бы это?

– Хочется временами простой деревенской пищи.

– Позволь мне помочь тебе нести банку.

– Ничего, она не тяжелая, – поспешила заверить мужа Элинор.

– Не волнуйся. Я не съем твой завтрак. – Оглянувшись назад, Себастьян заметил: – Странно, но эта девушка не предлагает свой товар никому, кроме нас. Это не кажется тебе подозрительным? Может, она собирается нас ограбить?

Элинор, начиная подозревать неладное, взяла мужа под руку и повела в дом.

– Мне казалось, у тебя встреча с архитектором в нашей библиотеке.

– Да, мы собираемся обсудить перестройку дома в Суссексе.

Это было их поместье в деревне, если уместно было так называть небольшую усадьбу.

– На самом деле именно поэтому я и решил тебя привести.

– Тебе хотелось узнать мое мнение? – Элинор была приятно удивлена этим фактом.

– Естественно.

– Очень мило с твоей стороны, Себастьян.

Но когда Элинор вслед за мужем вошла в библиотеку, архитектор просто показал ей план деревенского дома, в котором лорд Боскасл собирался сделать пристройку для детской комнаты.

Очень просторной. Такой, которая будет занимать все западное крыло на втором этаже. Его милость собирается вырастить целую команду по игре в крикет?

Подойдя к платяному шкафу, чтобы переодеться к ужину, Элинор обнаружила, что муж снова рылся в ее гардеробе. То вечернее платье с пятном висело на самом видном месте. Словно Себастьян хотел показать жене, что он его заметил. И что не в восторге от всего этого. Да, ее муж не может похвастаться тонким подходом. Все чаще рубит сплеча.

Элинор кусала губы, но она избавилась от чувства вины через несколько минут, когда заметила, что этот негодник рылся в ящике ее письменного стола. У него могло хватить коварства открыть замок небольшого секретера, и у Элинор имелись доказательства его незаконного вторжения: почти незаметный глазу тончайший слой рисовой пудры, которой она привычно посыпала замок прежде, чем запереть ящик.

Все было на месте, включая ее личную переписку, и два последних письма герцогине, которые Элинор только предстояло отправить.

Но павлиньи перья, которые лежали, скрещенные под определенным углом друг к другу, были так же замысловато расставлены, однако совсем по-другому. Не так, как лежали до этого.

Неужели Себастьян решил, что она не заметит?

Да, своими занятиями любовью он и вправду ее отвлекает от дела.