– Слава Богу, что ты сказала это.

Элинор была как во сне. Она словно таяла в объятиях Себастьяна. К этому моменту ее надежды поставить мужа на место, оказав ему достойный отпор, рухнули окончательно. Пустив в ход все свое мастерство обольстителя, Себастьян продолжал целовать Элинор, и она не могла не реагировать на это. Наконец она обвила его шею рукой и медленно подалась назад. Себастьян наклонился над ней, и она почувствовала утолщение, выпирающее на его брюках. Ее тело с готовностью откликнулось на это прикосновение.

Себастьян гладил ее шею и грудь – там, где гулко стучало ее сердце.

Ласки мужа воспламеняли Элинор, и ее щеки покрывал густой румянец. Она подняла голову и посмотрела на Себастьяна.

…В его глазах она увидела не мольбу о прощении – в них горело плотское желание, которое не могло залечить раны ее сердца. Вот он, ее муж, человек, которого она узнавала – и в то же время не узнавала и при этом все равно его желала. Несмотря на то что он причинил ей столько страданий.

– Впервые в жизни целую женщину с кошачьими усами, – ласково проговорил Себастьян.

Ей ничего не оставалось, как рассмеяться.

– А я никогда в жизни не целовала мышку.

– Тогда мы с тобой оба просто безнадежны.

– Кажется, ты прав, – сказала Элинор и выпрямилась.

Себастьян посмотрел на супругу настороженно:

– Когда мы окажемся дома, думаю, ты с превеликим удовольствием скинешь с себя этот костюм.

– Посмотрим, – немного помолчав, уклончиво заметила Элинор.

Он посмотрел на нее недоуменно:

– Вот как?

– Это зависит…

Его брови поползли вверх.

– От чего?

– От того, на что я сменю свой костюм.

– Совсем скоро мы это выясним, – сказал Себастьян своим звучным голосом. – Мы уже проехали Бромптон-роуд.

Элинор посмотрела через его плечо в окно. Да, правда. Вон уже показалась и старая таверна на углу. Минуту-другую она еще сумеет продержаться – это ясно. Однако не может же она отталкивать его вечно, как ей удавалось делать несколько недель, которые прошли после его приезда.

Что же тогда ей делать? Уступить? Сбежать? Но куда? Они с Себастьяном законные супруги, а по британским законам женщине ничего другого не остается, как жить со своим мужем.

Интересно, почему Себастьян ждал все это время, не спешил заявить о своих супружеских правах? Это казалось нелогичным. Возможно, сегодня Элинор сама дала ему повод для этого, так или иначе поощряя мужа. Пока она размышляла на эту тему, Себастьян снова привлек ее к себе. Элинор хотела было что-то возразить, но передумала, увидев искреннюю мольбу в его глазах. «Подними разводной мост в свой замок. Вызови стражников», – услышала она голос разума.

Себастьян взял ее лицо в свои ладони.

– Эл, – нежно проговорил он, называя жену уменьшительным именем. – Ты же хочешь меня по-прежнему.

– Да, – прошептала она. – Хочу точно так же, как и золотую карету, дворец в Индии и сотню слуг, исполняющих каждый мой каприз. Дорогое вино к столу три раза в день и все остальное, что, говоря словами моего отца, порой приносит только вред.

– Я не причиню тебе вреда. – Себастьян смотрел на Элинор умоляющими глазами. – Я буду с тобой пай-мальчиком. Прошу тебя, скажи, что ты меня еще хочешь.

Экипаж замедлил ход.

– Ну ладно, – пошла на попятную Элинор. – Возможно, я хочу тебя в том смысле, в каком ты наверняка имеешь в виду. Но гораздо больше я должна быть уверена в том, что ты не исчезнешь из моей жизни опять. И при этом будешь иметь наглость требовать от меня, чтобы я тебя смиренно ждала, или вообразишь, что я останусь прежней. Я не Пенелопа, а ты не Одиссей.

– Теперь я это понял. – Помолчав, Себастьян спросил: – И все? – Это казалось слишком простым условием их нового сближения.

– Ну, для начала тебе нужно доказать, что ты в самом деле принимаешь мои условия.

– А нельзя ли сделать это завтра, а сегодня…

Глаза Элинор гневно сверкнули. Она покачала головой. Экипаж, дернувшись, остановился. Послышались шаги Уилла. Они с Себастьяном еще некоторое время сидели неподвижно и молча смотрели друг на друга. Каждой клеточкой своего женского естества Элинор страстно жаждала снова оказаться в постели с супругом. Однако обида, затаившаяся в сердце, требовала справедливого возмездия за то, что муж столько лет ею пренебрегал.

– Добро пожаловать домой, – сказала она и с гордым видом выпорхнула из экипажа так стремительно, что, растерявшись, Себастьян не успел ее остановить.

Он молча смотрел, как Уилл открыл дверцу экипажа и помог выйти кузине. Она направилась к двери их лондонского дома на Белгрейв-сквер. Тяжело вздохнув, Себастьян откинулся на спинку сиденья. Его мучило неудовлетворенное желание. Почему он решил, что его жена безоговорочно примет его в свои объятия, без единого слова упрека, не потребовав никаких обязательств с его стороны? Жалкий гордец! Любая женщина в такой ситуации вправе требовать объяснений и извинений. Но, видит Бог, нелегко найти слова, которые помогли бы ему оправдать столь длительное отсутствие.

Себастьян еще раз вздохнул и вышел из экипажа.

– Она дуется на тебя? – спросил Уилл с искренним сочувствием в голосе.

– Да. Буду рад, если по крайней мере меня пустят сегодня в мой собственный дом.

– Послушай, хотя Элинор и приходится мне кузиной, она мне как родная сестра. Мы с ней очень близки. Но даже я не могу влиять на ее поступки. Наверное, ты будешь просить меня, чтобы я с ней поговорил, попытался ее убедить…

Себастьян молчал, не желая откровенничать.

– В последнее время в Лондоне стало небезопасно, – проговорил Уилл пару минут спустя, тяготясь неловким молчанием. – После наступления темноты даже мужчины боятся выходить на улицу, чтобы отправиться в свой клуб.

– А что это за история с этим Мейфэрским незнакомцем? – сделав гримасу, спросил Себастьян.

Уилл понизил голос:

– Честно говоря, мне не верится, что он представляет серьезную угрозу.

– Поджигать дымовые шашки в людных бальных залах трудно назвать безобидным занятием, – недовольным тоном проговорил Себастьян. – И если сегодня я посмотрел на все это сквозь пальцы, это не значит, что и впредь намерен с этим мириться.

Уилл опустил глаза. Из-под его шляпы выбивались непокорные вихры цвета соломы. У него был вид как у провинившегося мальчишки.

– Может, пора поставить на этом точку? Или ты будешь и дальше помогать Элинор искать эти проклятые письма? Неужели таким способом ты хочешь доказать ей свою любовь?

Себастьян посмотрел поверх головы Уилла на свой элегантный, покрытый белой штукатуркой дом. На третьем этаже, где располагался эркер, зажгли свечи, свет от которых осветил балкон с ажурными коваными перилами.

– Одной только любви мало. Нельзя сидеть сложа руки. Нужно что-то делать, чтобы завоевать свою любовь, согласен? – проговорил Себастьян, словно размышляя вслух.

– Надеюсь, ты не спрашиваешь у меня совета? – смутился Уилл. – Сам знаешь, я не эксперт в любовных делах. У меня даже не хватает духу пригласить на танец самую бесперспективную дебютантку.

Себастьян рассмеялся:

– Нет, что ты. Я и так перед тобой в долгу на всю оставшуюся жизнь. Хватит того, что ты присматривал за Элинор, пока я был в отъезде. Это для меня самое главное. Нет ничего важнее, чем это. Ты сделал для нас с Элинор все, что мог.

– Ну что же… Раз так, теперь все в твоих руках. Дело за тобой.

Себастьян улыбнулся:

– Ну да. Пожелай мне удачи, дружище.

Стоя одна у окна спальни, Элинор подглядывала в просвет между шторами, следя за мужем.

Уилл давно ушел, намереваясь хорошенько выспаться перед завтрашней репетицией, на которой он должен быть в форме.

Ну сколько можно стоять там как истукан? Или, может быть, Себастьян не собирается идти домой?

Одинокая темная фигура на тротуаре не двигалась с места.

В душе Элинор закипало раздражение. Она сама не знала, на кого злилась: на Себастьяна или на саму себя? Неужели своим поведением она отпугнула мужа? Или, может быть, он просто передумал провести с ней ночь?