Но не настолько, чтобы она окончательно потеряла бдительность и забыла о привычной осторожности.
Элинор плотно закрыла ящик. Несмотря на то что их брак нельзя было назвать образцовым, она всегда знала, что может положиться на порядочность мужа. Себастьян убедил ее, что ему абсолютно безразлично содержание писем герцогини. Главное, что его интересует, – это она сама, Элинор. Он даже не читал газеты со светскими сплетнями.
Да, Себастьян сопровождал ее на задания. Но нужно было отдать ему должное: он никогда не шпионил за ней. Элинор отдавала себе отчет в том, что это разные вещи.
Когда три часа спустя Себастьян спустился на ужин, в столовой было холодно, хотя огонь в камине ярко горел. Элинор сидела за столом в платье, открывающем плечи. Она даже не накинула сверху шаль. Себастьян любовался белыми обнаженными плечами жены и стройной шеей, красоту которой подчеркивала изящная нитка жемчуга.
– Ты опоздал, – с вежливой улыбкой заметила Элинор, вяло ковыряя вилкой в тарелке с жареным картофелем, – Увлекся разработкой проекта дома?
– Это важно.
– Для большого семейства с целым выводком детей? – усмехнулась она.
Себастьян подпер рукой подбородок и посмотрел на жену:
– Я тут подумал… А не заказать ли нам твой портрет?
– Зачем?
– Повесим его в нашем доме в Суссексе.
– Ну что ж, неплохая идея. – Элинор немилосердно кромсала ножом кусок молодой баранины, приправленной мятой. – Но прежде чем мы решим, чем будем украшать стены, мне кажется, надо кое о чем тебе напомнить. Я не могу уехать из Лондона, пока не выполню свои обязательства перед герцогиней.
– Такая преданность делу достойна восхищения, – с изрядной долей иронии заметил Себастьян.
Элинор отставила в сторону нож и вилку.
– Дражайший супруг, ты вправе осматривать мой гардероб, – я не спорю. Но, понимаешь ли, я настаиваю, чтобы ты уважал мое право иметь один-единственный ящик, который я запираю на замок.
– О чем ты говоришь?
– Я обнаружила, что последние письма, которые мы нашли, лежали не так, как я их оставила, – сказала Элинор. Неподдельное изумление в глазах мужа и возмущенный тон заставили ее начать сомневаться в том, что он был причастен к случившемуся.
Себастьян откинулся на спинку стула.
– И ты решила, что я отпер твой ящик, горя от нетерпения прочесть тайные любовные признания и прочие глупости?
– Ты хочешь сказать, что этого не делал? Себастьян взял в руки бокал вина.
– Разумеется, нет, – сказал он, а затем добавил высокомерным тоном: – А если бы сделал, ты бы никогда об этом не догадалась.
– Хорошо, учту на будущее, – нерешительно заметила Элинор. Она еще сомневалась. – Похоже, в этих письмах есть кое-что, что герцог желает сохранить в тайне.
Себастьян подумал, что герцог скорее всего даже не помнит о существовании этих писем. Он опустил глаза.
– Тебя что-то тревожит? – спросила она.
Себастьян перевел взгляд на огонь в камине, а затем взглянул на Элинор:
– По правде говоря, да. У меня не идет из головы, откуда взялось пятно на твоем вечернем платье.
Она приоткрыла рот.
– Почему это тебя так волнует?
Себастьян смотрел на нее холодно и сурово.
– Я могу все объяснить, – пожала плечами Элинор.
– Сгораю от желания выслушать твои объяснения.
– Это пятно от масляной краски. С кисти Беллисанта…
Себастьян резко поднялся из-за стола. Стоявшие на столе бокалы зазвенели.
– Ответь мне на один вопрос, – сказал он взвинченным тоном.
– На какой же?
– Этот Бельфлауэр писал твой портрет? Элинор молча кивнула.
– В таком случае почему я его не вижу? Где этот портрет? – спросил Себастьян, наклоняясь над женой.
– Мне кажется, у него, – еле слышно проговорила она.
– Ну конечно… И у меня еще один вопрос… Знаю, возможно, он прозвучит нелепо, но прошу, будь ко мне снисходительна… Скажи, пожалуйста, на этом портрете ты одета?
Элинор вскочила с места, готовая наброситься на мужа с кулаками.
– Как тебе такое даже в голову могло прийти?
– Нет, ты скажи прямо. Ты была в одежде? – продолжал уточнять Себастьян, приготовившись к новому взрыву негодования со стороны жены.
– Я не унижусь до объяснений.
В этот щекотливый момент в дверь постучали, и двое лакеев спросили, не хочет ли его милость, чтобы в камин подбросили дров, и не желает ли он, чтобы принесли еще одну бутылку немецкого вина.
– Дров не надо, а вино несите, – приказал Себастьян, и они с Элинор молча заняли свои места за столом.
Надо сохранять внешние приличия. Даже когда тебе совершенно не до них.
– Можно подумать, – сказал Себастьян, переводя разговор на другую тему, – что для дам, получивших письма Виолы Хатчинсон, интересы страны превыше их собственных.
– Или что они уважают себя, – рассеянно проговорила Элинор, склонившись над тарелкой с молодой бараниной и орудуя ножом и вилкой, – У меня в голове не укладывается, как может кто-то – будь то мужчина или женщина – находить удовольствие в том, чтобы выставлять напоказ свой адюльтер. Во-первых, унизительно признавать, что совершил грехопадение, потворствуя низменным инстинктам, а во-вторых, позорно делиться этим фактом с другими людьми…
Себастьян внимательно вглядывался в лицо жены.
– Прежде всего позорно совершить адюльтер, – осторожно уточнил он.
Глаза Элинор и Себастьяна встретились.
– Ты правда думаешь, что герцог был неверен своей жене? – как бы размышляя вслух, спросила Элинор.
Себастьян допил вино в бокале.
– Нет, – уверенно сказал он и выразительно покачал головой.
– Почему?
– Ну, прежде всего потому, что он человек высоких нравственных принципов, и я не могу представить, чтобы в момент, когда так много поставлено на карту для нашей страны и всего мира, он будет тратить время на других женщин.
– Однако согласись, что обстоятельства благоприятствовали этому…
– Не спорю, – согласился Себастьян с тем, что было очевидно. – Их вынужденная разлука с женой длилась слишком долго… Даже дольше, чем у нас с тобой.
– Полагаю, – задумчиво сказала Элинор, – многие считают, что разлука может служить оправданием супружеской неверности.
Себастьян не хотел бы ничего знать об этом.
– А ты? Ты сама-то считаешь, что герцог изменял жене? – нахмурившись, спросил он.
– По-моему, наивно полагать, что дело обстояло иначе, – стояла на своем Элинор.
Две свечи на столе к этому моменту догорели.
В столовой стало тихо, и было слышно, как дождь стучит по крыше. Или это град бил в стекло? Себастьян подумал о том, что нужно не забыть нанять стекольщика. Не годится пренебрегать обязанностями по содержанию дома в идеальном порядке. В жизни ничего нельзя пускать на самотек.
Ни окна, ни тепло в доме. Ни жену.
– Мне кажется, герцогиня сомневается в его верности, – продолжала размышлять вслух Элинор, теребя край скатерти. – Он так долго не был дома, а все женщины мира – и княгини, и горничные – его боготворят. Разве не нормально в его положении поддаться искушению? Ведь жены не было рядом, и она бы ничего не узнала о его измене.
– Когда твое сердце навсегда попало в плен – точно так же, как мое, – то искушений не существует.
Элинор загадочно улыбнулась:
– Благородный рыцарь… – Она не успела закончить фразу, потому что Себастьян поднялся из-за стола, так и не притронувшись к еде. – Куда ты? Я что-то не так сказала?
– У меня есть одно маленькое дельце, которым я должен заняться, – миролюбиво объяснил Себастьян свой уход. – Если опоздаю, не волнуйся обо мне. И прошу тебя: никакого маскарада сегодня ночью.
Элинор открыла рот от изумления. Она не успела ничего возразить, потому что Себастьян подошел к ней и поцеловал. Словно они с ним были семейной парой, которая расстается всего на несколько часов. Еще не придя в себя от удивления, Элинор услышала, как муж позвал лакея Бертона, чтобы тот подал ему пальто. После чего ее супруг вышел из дома на сырую лондонскую улицу и исчез в темноте. Еще несколько минут Элинор продолжала сидеть неподвижно. Ей сразу вспомнились те бесконечные промозглые вечера, когда она ужинала в одиночестве. Боже, неужели муж и вправду думает, что Элинор ему изменяла? Она решительно поднялась с места и позвала служанку:
