— Тут надо действовать очень осторожно, — растолковывал Никос. — Иисус — ловкач. Он упрятал себя за легендами, сочинявшимися два тысячелетия. А мне нужны веские доказательства.

После некоторой паузы Никос снял со стеллажа примитивный оловянный сосуд времен раннего христианства с гравировкой по внешней стороне.

— Мое едва ли не самое первое приобретение. Я так ему радовался… — сказал он, поднимая крышку. Крохотный грубоватый крест, дюйма два высотой, был вырезан на донышке. — Предварительные анализы позволяют допустить, что он, возможно, изготовлен из того самого Креста. Дерево датируется первым столетием нашей эры. К тому же сосна этого вида произрастает только на высоте тысячи футов над уровнем моря. Плюс следы крови — вот здесь, видишь? Генотип жителя Леванта. Семитический. К сожалению, женский. Увы, у Иисуса не могло быть груди и матки, двойной Х-хромосомы… Так что мой маленький сувенир оказался подделкой. Век живи — век учись.

— Но как вообще можно признать подлинность крови, даже при наличии ее следов?

— Неужто не знаешь? — удивился Никос. — У Иисуса была четвертая группа крови.

— Шутишь.

— По преданию, в восьмом веке, — с невозмутимым видом пояснил Никос, — в монастыре Святого мученика Лонгина вино и облатка на глазах у всех превратились в настоящие кровь и плоть. Монастырь был назван в честь римского сотника, пронзившего Иисуса копьем, чтобы прекратить его страдания. Кружок плоти высох, став тонким диском, а кровь свернулась в пять шариков. В тысяча девятьсот семидесятом году двум профессорам анатомии человека разрешили провести анализы реликвий. Каково же было их заключение? Диск из плоти оказался тканью поперечно-полосатой мышцы стенки человеческого сердца. Кровь относилась к четвертой группе. — Он сделал паузу, его губы скривились в ухмылке. — Разумеется, профессора были итальянцами.

— И все же я повторю вопрос. Даже если ты обнаружил следы крови Иисуса на деревянной щепке, как ты узнаешь ее подлинность?

— Никак, — чуть нахмурился коллекционер. — Но, по крайней мере, распознаю подлог.

Египтянин опять почувствовал себя сбитым с толку.

— Может, проще объявить все фальшивками и покончить с этим? Оставить видения и чудеса верующим и не портить церковную утварь?

— А вот ученый меня поймет, — ответил ему Никос. — Осквернение есть знание. Сомнение есть вера.

— Да, в том случае, если пытаешься найти центр Вселенной или постичь строение атома.

— Этим я и занимаюсь, дружище.

— Но ты же сам сказал. Даже если найдешь, что искал, — в подлинности уверен не будешь никогда.

— Но даже тогда не оставлю попыток.

Египтянин чувствовал, что сбит с толку, не зная, как все это понимать. Он был рационалистом и скептиком, но всегда с азартом искал скрытую подоплеку событий.

— Ты противоречишь сам себе, — сказал он Никосу.

Хирург понимал, что ему следовало ожидать чего-то подобного. Как там у Гомера или Теннисона, попытался припомнить он. Одиссей отправляется в путь с веслом на плече — на поиски приключений, конца которым не предвидится. Он взглянул на Никоса. А спустя минуту обронил:

— Я замерз.

— Ох, прости. — Никоса разозлила собственная неучтивость.

По пути из комнаты Никос остановился напротив небольшого деревянного контейнера у двери.

— Новое приобретение, доставили два дня назад. Невероятно древнее. Что-то потрясающее. Я только одним глазком взглянул и решил пока не препарировать его. Думаю, оно тебя заинтересует. Не поможешь? Вынесем его отсюда в комнату, там тепло.

Египтянина тронуло его великодушие. Он придержал дверь, пока Никос выносил контейнер. Прощальные лучи заходящего солнца наполнили помещение теплым светом, поднимая настроение. Никос поставил контейнер на стол у окна. Затем включил свет, и они уселись на стулья. В выдвижном ящике стола хранились инструменты и набор необходимых препаратов. Египтянин оценил, насколько хорошо оснащен хозяин.

Вместе они аккуратно вытащили из чрева контейнера четырнадцатидюймовый серебряный, с позолотой крест. С помощью баллончика с аэрозолем для очистки оптики Никос удалил пыль и положил крест на лист белого пенопласта.

— Он из сербской церкви в Косово, разграбленной солдатами АОК [14]. Сначала просили миллион восемьсот тысяч долларов. Мой агент сбил цену до ста двадцати пяти тысяч, на том и сошлись. Они понятия не имеют об истинной цене. Я, кстати, тоже.

— Выглядит роскошно, — прокомментировал египтянин.

Никос был более сдержан в своих оценках. Он делал пометки в блокнотике с отрывными страницами. На каждой поперечине креста с обеих сторон были двухмерные изображения святых в ранневизантийском стиле: примитивные, на грани комичного, с серебряными нимбами. Их фигуры выделялись на золотом фоне, выгравированные линии были заполнены черной эмалью. Исходя из особенностей отделки Никос определил возраст креста: приблизительно 300-й год нашей эры. Особого впечатления крест на него не произвел.

— Будем надеяться, что начинка как минимум на пару веков старше, — сказал он.

В отличие от большинства других артефактов, у этого отсутствовало крохотное оконце, открывающее взору вложенную в него реликвию. Египтянин взвесил крест в руках, и ему показалось, что тот абсолютно полый.

— А что, если внутри пусто? — спросил он.

Никос положил карандаш на стол.

— Тогда мы приступим к обеду гораздо раньше, — весело ответил он и развернул к кресту штатив с увеличительной линзой.

— Ну-ка, — обратился к реликвии Никос, — покажи нам, где вход в твой лабиринт?

Он повернул крест несколько раз. На тыльной стороне, в самой середине, красовалось багровое восковое пятно с оттиском епископской печати. Никосу она показалась незнакомой. Маленьким фотоаппаратом он сделал несколько снимков, затем по кусочкам сковырнул воск. Поверхность под ним оказалась сплошной.

— Никогда не знаешь, где сыщется дверь, — проговорил он. — Зачастую хранилище крепится на петлях сбоку или сверху, иногда в поверхность встроена потайная крышка или в тыльной части делается наглухо закрытая полость. Но некоторые бывают особенно замысловатыми. Умельцы в давние времена мастерили настоящие клетки-головоломки.

Вооружившись инструментами ювелира, Никос обследовал крест, касаясь его в различных местах. Он нажимал на драгоценные камни, усеивавшие крест спереди, словно на кнопочки дверных звонков.

— Едва ли не все старинные хранилища имеют скрытые замочки, тайники, даже ложные капсулы, — объяснял он. — У меня был горький опыт. Моя неуклюжесть погубила несколько древнейших реликвий. Здесь главное — иметь терпение и размышлять, как создатель головоломки. Это игра. Он против нас.

Никос поднял глаза на египтянина:

— Хочешь? Попробуй, найди задвижку, наборный диск или точку нажатия.

Египтянин с радостью согласился.

— А вдруг сломаю?

— Значит, и я наверняка сломал бы. Ты же хирург, а я всего лишь старый моряк.

Египтянин взял стоматологический зонд и иглу для анатомического препарирования и склонился над лупой. Он увидел на аметисте в центре вертикальной поперечины креста едва заметный налет ржавчины по краям, совсем не похожий на свинцовый припой, чуть проступавший вокруг других самоцветов.

— Что ты скажешь об этом? — спросил он.

Никос вгляделся из-за его плеча:

— Ты гений. Похоже, там что-то есть.

— Ну, тогда принимайся за дело.

— Почему, это твое открытие.

Египтянин обрадовался. Он буквально упивался расследованием и, приступая к разгадке реликвария, ощущал себя шахматистом. Он снял чешуйки ржавчины. Очевидно, под аметистом находится какой-то железный механизм. Он осторожно нажал на камень — ничего не произошло.

— Может, я что-то не так делаю?

— Кто ж его знает? Эти «коробки» бывают такими хитрыми. Некоторые внутри напоминают сложные устройства. Продолжай.

— Отлично, — выдохнул египтянин.

Ювелирным инструментом он хотел поддеть фиолетовый камень, но тот сидел прочно. Египтянин сдался. Он никогда не простит себе, если повредит сокровище друга.