Книга эта — для ребенка, девочки по имени Грейс, догадалась она.

Миранда взяла со стола свернутую пачку документов. Написанный от руки акт смены собственника подробно излагал покупку лошади: две недели назад, на ранчо близ границы штата Нью-Мехико, за несколько кусочков переплавленного золота. Письмо, из которого следовало, что доктор Боуэн принял роды в Канзасе у женщины, благополучно разрешившейся близнецами. Еще один документ, выданный командиром незаконного вооруженного формирования и разрешающий свободное передвижение его предъявителю: «Боуэн, доктор медицины, спас жизнь одному из моих людей. Прошу оказывать ему всяческое содействие».

Среди бумаг были талоны на армейское питание, розовые купоны на бензин, несколько сотен долларов в бесполезной ныне американской валюте плюс один лотерейный билет конкурса поедателей пирогов, состоявшегося четвертого июля в Ганнибале, штат Миссури.

Наконец она добралась до своего собственного письма на бланке ЛАНЛ почти десятимесячной давности. В нем перечислялись все интересующие ее артефакты, которые помощники смогли отыскать по Интернету в архивах Смитсоновских музеев. Кое-что из перечисленного было ей знакомо как давно обработанные и клонированные материалы.

В самом низу листа была приписка и подпись Окса для ноябрьской отправки.

— Окс, — зло выдохнула она.

Всего неделю назад он ворвался в «Альфу» и оставил свою метку «маленькой смерти» одному из ее исследователей. Проводимая Кавендишем политика депортации «второстепенного» персонала была не чем иным, как бескровной казнью. Он и его клика применяли ее в отношении смутьянов, критиков его режима, даже карикатуристов-любителей. Сотрудница Миранды не сделала ничего плохого — бедная женщина лишь работала под одной с ней крышей. Приказ о депортации был для Миранды еще одним предупредительным выстрелом; капитану еле-еле удалось предотвратить изгнание женщины-исследователя.

— Но Окс сказал нам, что мощей больше не осталось, — проговорила она.

— Может, просто схватил, что успел, и рванул обратно сюда.

— Столько времени прошло, — сказала она. — Месяцы! А ведь нам так нужны эти мощи.

— Насколько я помню, ехать он очень не хотел.

И действительно, Миранда со скандалом отправляла профессора в Вашингтон. Она фактически депортировала Окса, правда на короткий срок, чтобы тот на своей шкуре узнал, каково это — быть изгоем. Помимо всего прочего, то была пустяшная, безрассудная пощечина Кавендишу и его терроризму. Не следовало ей этого делать. Она чувствовала, что только замарала руки. А Окс вернулся буквально через три дня, еще пуще пропитанный ненавистью.

— Ладно, — сдалась Миранда. — Поговорю с ним. Только сначала закончу свои дела.

— Я помешал вам?

— Полчаса, капитан.

Он вышел, прикрыв за собой дверь.

Миранда хотела завершить отчет по аналитике, но маленькая обнаженная красавица и «Флора Гималаев» то и дело отвлекали ее. Статуэтка была изумительной: бесстыдной и странной, с идеально правильными пропорциями. Интересно, он сам ее изваял? А вдруг статуэтка — часть залога или была украдена? И книга… Пригоршня волшебных сказок, полных намеков.

Вскоре постучал в дверь капитан, вернувшийся с посетителем. От развеселого тона Иноута не осталось и следа. Капитан был строг и официален, не позволив вошедшему приблизиться к столу Миранды. Руки незнакомца были в гибких наручниках. Плечи широкие: в лучшие времена он явно весил фунтов на тридцать-сорок больше. На нем была поношенная, но относительно белая рубашка. Он хромал. Замотанную скотчем оправу с фотографии где-то поменял на толстую роговую — эти очки, похоже, не годились ему по диоптриям: он постоянно щурился, пытаясь сфокусировать взгляд. На обветренном лице остались отметины долгого пути — следы очков, защищающих от пыли. До сегодняшнего утра он носил бороду. Кожа на щеках шелушилась, скулы бледные, на горле, словно муравьи, — крохотные порезы от бритья.

Капитан не предложил гостю стула, а тому, похоже, было все равно.

Миранда осталась сидеть и даже не представилась. Она постучала пальцем по медицинской книжке с результатами анализов крови.

— Доктор Боуэн, у вас тут несоответствия, — сказала она.

Незнакомец не стал терять времени зря.

— Доктор Боуэн умер в Фэрбенксе семнадцать месяцев назад, — заявил он. — Так, по крайней мере, мне сказали.

— Вы убили его? — спросил капитан.

Миранда испугалась. Ей такая мысль даже не пришла в голову.

Человек невозмутимо ответил:

— Этого я никогда в жизни не делал.

— Кто вы?

И вновь, ни секунды не колеблясь:

— Натан Ли Свифт.

— А как мы можем узнать, что имя настоящее?

— Никак. Да это и не важно.

Он прав, подумала Миранда. Одно имя либо другое, он был всего лишь частичкой человеческого перекати-поля. Многие люди легко мирятся со своей незначительностью. Может, и для него это в порядке вещей.

— Значит, вы не врач, — заключила она.

— Нет.

Было не похоже, чтобы его мучила вина за свой обман.

— Вы пересекли Америку, прибегнув к фальсификации, — сказала Миранда. Ей хотелось немного расшевелить его. — Люди доверяли вам. Вы лечили их. Во всяком случае, они надеялись, что вы им поможете.

— Да, знаю, — кивнул он. — Я не слишком полагался на свои врачебные таланты. Такое впечатление, будто они просто ждали: вдруг появится способ излечиться. Я всего лишь вовремя подвернулся.

— Вам поручили принимать роды. Близнецы. Или это тоже часть вашей легенды?

Взгляд гостя метнулся к кучке своих вещей на столе.

— И не только они, — сказал он. — Мне повезло. — Он непроизвольно разжал ладони и сложил их ковшиком. — Малыши родились сами собой. Без осложнений. Мне нужно было их принять — только и всего.

— И у вас хватило наглости… — начала было она. — А если бы что-то пошло не так?

— Согласен, — ответил он. — А что я мог поделать? Так страшно мне еще никогда не было.

— Сколько? — спросил капитан.

— Детей? — переспросил он. — С близняшками одиннадцать. В самых разных местах.

Вслед за капитаном удивилась и Миранда.

— Женщины всё еще рожают? — спросила она.

Посетитель удивленно взглянул на нее.

— Чума ведь, — пояснила Миранда. — Это просто жестоко.

Рождаемость в Лос-Аламосе за последний год достигла нижнего предела: уготовить страдания ребенку считалось полной безответственностью. Еще один симптом людского отчаяния: у женщин нарушился гормональный цикл, словно их утробы отказывались воспроизводить потомство.

— Люди верят, что вам удастся все исправить, — сказал он.

Миранда внимательно взглянула на незнакомца — не было ли в его словах желания оскорбить ее.

— Но вы так не думаете, — сказала она.

— Сомневаюсь, что это имеет значение, — ответил он.

Она раскрыла одно из писем.

— И бойца незаконного вооруженного формирования вы тоже лечили?

— Заштопал его. Чтобы смог продолжать убивать. Это было в лагере на реке близ Чаттануги. Там мне рассказали, что это самая старая река на земле.

— Вы оказали помощь бандиту, — настаивала она.

— Они считают, что творят правое дело. Так думает каждый.

— Но они изменники, — не сдавалась Миранда.

Отсюда, с этих высот, охвативший страну хаос казался абсолютно бессмысленным. Патриотические чувства жителей Лос-Аламоса оскорблял тот факт, что Америка, ее государственный строй, система ценностей, так быстро разрушаются до самого основания.

— Будьте осторожны, — сказал он. — «Изменник» — слово популярное. Именно его всякий раз произносят, когда нажимают на курок.

Она фыркнула.

— Вы жульничали всюду, куда приходили, — сказала она.

— Благодаря этому я здесь.

Кончиком ручки она раскрыла «Флору Гималаев» — подчеркнуто безразлично.

— Тут у вас штампы — отметки пересечения границ Монголии, Китая и Непала.

— Сувениры, — ответил он. — Таможенные посты были брошены.

— Не верю, что вы проделали путь из Азии, — сказала она.