Вот и Элис в памяти знавших ее попала в братскую могилу вслед за многими другими. Лос-Аламос потерял своего лидера и тотчас обрел нового в лице Кавендиша. Миранда скрывала свое горе. Из уважения к окружающим следовало держаться стойко и продолжать работать, что она и делала. Перед лицом смерти Миранда с головой ушла в создание новой жизни в лабораториях «Альфы». Однако полностью отогнать печаль не удавалось. Вот так она и пристрастилась к «чумному серфингу».

Этот своеобразный отдых сделался грустным увлечением для многих из них: «серфинг», как люди называли свои электронные странствования, — наблюдение за тем, как гибнет человечество. Миранда мысленно сравнивала «серфинг» с подсматриванием издалека за ложем умирающего и месяцами избегала заниматься этим. Но теперь чувствовала: она обязана знать, что им грозит.

С безопасной высоты своего холма вооруженные новейшей коммуникационной технологией серферы окунались в омут сообщений, призывов о помощи, сплетен и радиосигналов, посылаемых в эфир жертвами из всех уголков планеты, словно бутылки с записками. Достаточно было всего лишь войти в Сеть. Несколько нажатий клавиш — и Миранда подключалась к камерам видеонаблюдения магазинов и банков Швейцарии или Аргентины, глядела в телекамеры, укрепленные на мачтах легендарных небоскребов, вызывала ложные сигналы в отдаленных компьютерах или загружала изображения со спутников. Глаза были всюду. Небо полнилось голосами. Надо было лишь выбрать, что именно ты хочешь видеть или слышать.

Люди коллекционировали результаты поиска, как сувениры: записывая или скачивая их, обмениваясь или накапливая, создавая веб-сайты, обсуждая увиденное за чашкой кофе. У всех были собственные вкусы, свой порог восприятия. Одни неделями обсуждали ночное общение с отчаявшимися незнакомцами из стран с двенадцатичасовой разницей во времени. Другие пускались в пространные, эпические описания вымерших городов. Нашлась женщина, закрутившая виртуальный роман с астронавтом орбитальной станции. Организовывались клубы по реконструкции мертвых городов из электронных реликтов: склеивали картинки пустых улиц, искали отражения фасадов в зеркалах и витринах магазинов, входили в квартиры, разглядывали книги на прикроватных тумбочках, остатки прощальной трапезы, даже последние просмотренные жильцами видеофильмы. Кое у кого появилось хобби — коллекционирование жизней погибших.

Миранда начала с того, что отправилась на те сайты, где бывали все. Она побродила по городам, рассказы о которых подслушала в чатах, ознакомилась с избранными биографиями жертв чумы, воспроизвела изображения давностью в несколько месяцев. Она шла дорогами исхода из зарубежных мегаполисов в красные пески пустыни Раджастана, в необжитые районы Австралии, через Атласские горы в Сахару и вдоль железных дорог в необъятные леса севера России. С геосинхронной орбиты остановившиеся поезда и городской транспорт напоминали мертвых змей. Она следовала маршрутами пятидесятимильных колонн беженцев, повернутых армиями вспять где-то в глухомани, на границах, ставших нынче лишь тонкими линиями на картах — единственным, что напоминало о бывших государствах. Кровавые голодные бунты в Сан-Паулу, Лондоне и Берлине, страшные пожары в Вене, уличные оргии в Рио. С невероятной скоростью чума выросла в приливную волну, вал паники катился впереди эпидемии. Государственное устройство не разрушалось — оно просто исчезало. Давние политические антагонисты едва успевали пересечь границу, провозгласить революцию и начать резать друг друга, как их скашивал вирус.

Миранда неустанно путешествовала сквозь эти ужасы и что-то искала — она еще не знала, что именно. В партнерах и новых местах недостатка не было. Чудовищное заболевание распространялось по планете, гибли целые нации, а наблюдатель спокойно переходил к очередной жертве, следующему пейзажу.

Поначалу ее одолевало чувство неловкости, казалось, что она поступает непорядочно. Страсть к подглядыванию всегда была уделом бездельников, значит, все они — охотники-паразиты. С другой стороны, их любопытство вполне естественно. Творилась история или уничтожалась — каждый желал быть очевидцем. В этом находили утешение, даже некую защищенность. Быть свидетелем означало пережить увиденное. Наблюдая издалека, остаешься выше и вне того, что видишь. Это была разновидность порнографии, на эмоциональном уровне перекликающаяся с понятием долга. Продолжая с энтузиазмом ковыряться в ранах погибающего человечества, серферы фиксировали в памяти всеми забытое, уже недоступное глазам людей. Они собирали последние воспоминания.

Как-то ночью капитан Иноут, начальник службы безопасности лаборатории Миранды, подкинул ей стикер со спутниковыми координатами. Капитан был одним из немногих пришедших на похороны Элис, хотя виделся с ней лишь однажды. Он явился в пиджаке и галстуке и держался сзади, стараясь не встречаться глазами с Мирандой, но находился здесь только ради нее. Впервые с того дня она заговорила с ним.

— Взгляните, — сказал он. — Африка. Из разведданных ВМФ. Только прошу: никому. Секретные материалы.

Капитан был военным моряком на пенсии, и Миранду не удивило, что он обладал какой-то конфиденциальной информацией ВМФ. Ей самой была известна лишь цель этой миссии — унаследовать Землю. Поскольку Америка осталась последней и единственной не охваченной эпидемией страной, ее флот был направлен изучать и каталогизировать буквально все, что сохранилось на других континентах. Авианосцы с их самолетами-разведчиками решали главную задачу. Они курсировали вдоль чужих берегов, описывая обстановку в городах и сельской местности; самолеты кружились над дорогами и реками, выискивая уцелевшие военные объекты, собирая сведения о месторождениях золота, меди, платины, урана и других полезных ископаемых, о морских, речных и наземных транспортных путях, производя топографическую съемку и по сути составляя карту мира заново.

Миранда ожидала увидеть солдат или реактивные истребители, с ревом срывающиеся с палубы. Но когда она наконец урвала свободную минутку, на мониторе неожиданно появились зеленые горы и реки. Ее минутка растянулась на час. Земля текла и колыхалась под ней неторопливыми, роскошными волнами. Там, внизу, был рай.

Миранда чувствовала себя так, будто на нее снизошла благодать. Иногда ей удавалось заметить тень самолета, убегающую вперед. Она словно медленно плыла на макушке облака. Леса уступали место ущельям и озерам. Тысячи фламинго поднимались вверх длинной, извилистой вереницей и уходили вдаль розовыми волнами. Миранда проплыла над самцом слона, одиноко бредущим к полному тайн горизонту.

На следующее утро она отыскала капитана.

— Я будто сон увидала, — сказала она.

— Надеюсь, вам понравилось. Я слежу за ней с самого начала. Уже много месяцев.

— За ней? — спросила Миранда.

— За пилотом, — ответил он.

О стольком хотелось его расспросить, что Миранда не расслышала имени женщины, и ее анонимность стала как бы частью путешествия. Где-то она читала, что в Средневековье монахи переписывали тексты, сознательно скрывая свое имя, вот почему Миранда воспринимала пилота не как посредника, а как невидимую, протянутую ей руку.

Капитан поведал ей, что в октябре две атомные подводные лодки и два линейных крейсера отделились от эскадры, чтобы исследовать побережье Южной Америки. Авианосец «Трумэн», с которого взлетал пилот, направили к Африке. Они начали свое исследование буквально с самого начета: ноль градусов широты и ноль градусов долготы — в Гвинейском заливе, у берегов Габона. «Сердце страны тьмы», — сказал капитан. И дальше все было как в фильме «На берегу», только без самого берега. Физический контакт с земной твердью был под запретом.

Эскадрилья «Гремучая змея» насчитывала четыре F-14, оборудованных цифровыми камерами и инфракрасными сканерами. Каждому из них была поставлена задача двигаться строго на восток параллельно экватору, затем ложиться на обратный курс — на запад, чуть южнее экватора, все это время передавая полученные сведения в разведотдел и картографическую службу на борту «Трумэна»… и по недосмотру — капитану, а теперь и Миранде. За четыре месяца с октября авианосец проделал путь на юг вокруг мыса Доброй Надежды, затем — на север почти до Кении.